Серафимо-Дивеевский монастырь стал четвертым земным уделом Пресвятой Богородицы. Он был основан по Ее указанию на месте, избранном Божией Матерью, и возрастал под присмотром и стараниями преподобного Серафима Саровского.
Что произошло около 1760 года вКиеве. После усердной ночной молитвы Агафья Семеновна Мель-Мигунова увидела Пресвятую Богородицу, Которая сказала ей: «Это Я, Госпожа и Владычица твоя... Я пришла возвестить тебе волю Мою: иди на север России и обходи все великорусские места святых обителей Моих, и будет место, где Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою и прославлю Имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную великую обитель Мою, на которую низведу все благословения Божий и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: с Иверии, Афона и Киева!»
Агафья Семеновна рассказала о видении старцам Киево-Печерской Лавры, и они, признав видение истинным, благословили ее отправляться в путь и ждать указания Богоматери.
Странствуя, Агафья Семеновна пришла в Нижегородскую губернию и направилась в Саровский монастырь, в то время процветавший святостью. В селе Дивееве, не дойдя двенадцати верст до Сарова, она остановилась отдохнуть. Присев на лужайке возле деркви, Агафья Семеновна задремала л вновь увидела Пречистую Деву: «Вот го место, — сказала Богоматерь, — ко-горое Я повелела тебе искать на севере
России... И вот здесь предел, который Божественным Промыслом положен тебе: живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобою и всегда буду посещать место это, и Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет: это четвертый жребий Мой во вселенной. И как звезды небесные и как песок морской умножу Я тут служащих Господу Богу и Меня, Приснодеву, Матерь Света, и Сына Моего Иисуса Христа величающих: и благодать Все-святого Духа Божия и обилие всех благ земных и небесных, с малыми трудами человеческими, не оскудеют от этого места Моего возлюбленного!»
Придя в себя, Агафья Семеновна поспешила в (Саров: попросить совета, как поступать в столь удивительных обстоятельствах. Саровские старцы посоветовали ей предаться воле Божией и исполнить все, указанное Царицей Небесной. И Агафья Семеновна осталась в Дивееве.
По своему происхождению Агафья Мельгунова была дворянкой и до начала странствований проживала в богатом поместье с мужем и дочкой. Смерть мужа побудила ее искать монашества, для чего она и прибыла в Киев, во Флоровский женский монастырь, где ей было первое явление Богоматери. Уже в Дивееве скончалась ее десятилетняя дочь, и тогда все свое имущество Агафья Семеновна обратила в капитал, который частью употребила на богоугодные дела, частью оставила на устроение новой обители.
В 1767 году на месте, где ей было второе явление Богоматери, Агафья Семеновна начала постройку каменного храма в честь Казанской иконы Божией Матери. Строительство заняло более 10 лет. Благодаря подвижнической жизни вокруг Агафьи Семеновны — в монашестве Александры — собралось несколько ревнительниц духовной жизни из ближних селений. Складывалась община, и мать Александра решила строить кельи. В 1788 годудивеевская помещица Жданова пожертвовала общине землю рядом с Казанской церковью, и на ней мать Александра поставила три кельи с оградой. Новую общину опекал Саровский монастырь. Его игумен Пахомий руководил духовной жизнью сестер и обеспечивал их необходимым для жизни, в свою очередь сестры выполняли посильные работы для саров-ской братии.
В июне 1789 года приблизившуюся к смерти мать Александру соборовали игумен Пахомий и казначей отец Исайя. С ними тогда был тридцатилетний иеродиакон Серафим — будущий преподобный Серафим Саровский. Мать Александра просила отца Пахомия не оставлять общину, собранную по воле Богоматери. Но игумен, ссылаясь на старость и указав на иеродиакона Серафима, сказал: «Духовность его тебе известна, и он молод, ему и поручи это великое дело». Матушка просила отца Серафима не отказываться от святого послушания Царице Небесной. «Она же и поможет тебе в свое время сделать все необходимое», — сказала умирающая. 13 июня подвижница скончалась.
В общине оставались только три послушницы, а через семь лет собралось уже 52 сестры. В числе их была вдова из Тулы Ксения Михайловна Кочеулова, вскоре ставшая начальницей общины. Отец Серафим уважал мать Ксению, называл ее «огненным столпом до неба», но не одобрял ее чрезмерную уставную строгость. Он просил ее смягчить устав, из-за которого сестры уходили из общины, но та решительно отказала, ссылаясь на правила, заведенные при отце Пахомий. Тогда отец Серафим отстранился от дел общины, однако продолжал посылать сестер в Дивеево, говоря: «Гряди, чадо, в общинку, здесь поблизости, матушки-то полковницы Агафьи Семеновны Мельгуновой, к великой рабе Божией и столпу, матушке Ксении Михайловне, она всему тебя научит!»
25 ноября 1825 года батюшка Серафим пробирался через лес к своей дальней пустыньке. И вдруг на берегу реки Саровки увидел Божию Матерь в сопровождении апостолов Петра и Иоанна Богослова. «Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы Моей Агафьи — монахини Александры? — сказала Богоматерь. — Ксению с сестрами ее оставь, а заповедь сей рабы Моей не только не оставляй, но и потщись вполне исполнить ее: ибо по воле Моей она дала тебе оную. А Я укажу тебе другое место, тоже в селе Дивееве: и на нем устрой обетованную Мною обитель Мою». Богоматерь велела взять из Казанской общинки восемь сестер, которых назвала по именам, и с ними начать Ее обитель. Место Богоматерь указала на востоке Дивеева, напротив алтаря Казанской церкви, приказав обнести это место канавой и валом, для обители срубить из Саровского леса ветряную мельницу и кельи, а затем построить церковь в честь Рождества Ее и Сына Ее Единородного. Устав для обители Матерь Божия дала батюшке новый и нигде до того времени не существовавший. Непременным было правило о приеме в обитель одних лишь девиц, о которых Сама Она изъявит Свое благоволение.
Спустя год, 9 декабря 1826 года, в праздник Зачатия праведной Анны, состоялась закладка мельницы на месте, указанном Богородицей. «В зачатие праведной Анны и я хочу зачать обитель!» — торжественно объявил в тот день батюшка Серафим. Новая общинка стала называться Мельничной. Поначалу в ней подвизалось восемь сестер, вскоре отец Серафим ввел еще пять девушек.
7июля 1827 года мельница замолола. В мельнице все сестры и жили, только в октябре они построили себе отдельную келью. Молитвенный устав отец Серафим дал сестрам нетрудный, чтобы от излишней строгости молодые девушки не унывали. «Нет хуже греха, чем уныние!» — говорил преподобный.
В 1829 году вокруг мельницы сестры начали рыть канавку в три аршина глубиной, как указала Пресвятая Богородица. Одновременно шла постройка храма во имя Рождества Христова и Богородицы, на паперти Казанской церкви. Строительством церкви заведовал преданный ученик и друг отца Серафима Михаил Васильевич Манту-ров, которого батюшка исцелил от тяжелой болезни. В благодарность Богу и по благословению отца Серафима Ман-туров продал свое имение, все средства употребив на устроение Дивеевской обители, сам же при этом жил в нищете. Отец Серафим никуда не выходил из монастыря или лесных пустынек, поэтому все, касающееся управления девичьей общипкой, он поручал своему Мишеньке.
О первых временах Дивеевской обители позже рассказывали сестры. «Я пришла по благословению батюшки Серафима в Дивеев на мельницу, — вспоминала монахиня Дорофея. — Ничего еще не имея, жили мы все в одной келейке; потом постепенно выстроил нам батюшка еще келью, под названием больничной; после еще две кельи, а сестры-то все поступали да прибывали, и приказал нам батюшка, кроме этих четырех, еще выстроить большую келью, сказав: „В ней госпожа будет жить!" Мы все так и думали, что в нее приедет к нам жить какая-либо высокородная госпожа-барыня, но все нет да нет никого. Так, наконец, и скончался наш батюшка, а по кончине его принесли к нам по завету батюшки и прямо в эту келью и поставили чудотворную икону его — „Умиления" Бо-жией Матери, „Всех радостей радость", как он ее всегда называл, пред которой на коленочках во время молитвы и отошел, словно будто и не умер. Стал этот корпус наш трапезою, и тут только поняли мы все, о какой Высокой Госпоже предрекал наш батюшка! И все служили мы Ей, потому что пред Нею всегда, не переставая, читались акафисты! Так-то вот, все, все знал батюшка, все было ему открыто, и по вере к нему собирались мы жить все равно, что на нет ничего: было одно лишь голое ноле, да и то чужое, а к смерти-то батюшкиной явились у нас и кельи, и корпуса, и церковь, и канавка, и земля своя, а по кончине-то его пришла Сама Матерь Божия и поселилась жить у нас! Теперь вот 1887 год, и дожила я, как предрекал батюшка, и все совершилось, и чего-чего только нет-то у нас! И во сне тогда никому бы того не приснилось!»
Заботы отца Серафима о Дивеевской общине вызвали недовольство в Саровском монастыре. Говорили, что отец Серафим дает повод к соблазнам и даже что расхищает монастырское имущество. Монахиня Евпраксия рассказывала: «А он, родной наш, все переносил благодушно, даже смеялся и часто сам, зная это, шутил над нами. Прихожу я к батюшке-то, а он всем ведь при жизни-то своей сам питал и снабжал нас всегда с отеческой заботой... Со мной, бывало, да вот с Ксенией Васильевной и посылал, больше меду, холста, елею, свечей, ладану и вина красного для службы. Так-то и тут, пришла я, наложил он мне, по обыкновению, большую суму-ношу, так что насилу сам ее с гробика-то поднял, инда крякнул и говорит: „Во, неси, матушка, и прямо иди во святые ворота, никого не бойся!" Что это, думаю, батюшка-то всегда, бывало, сам посылает меня мимо конного двора задними воротами, а тут вдруг прямо на терпение да на скорбь-то святыми воротами посылает! А в ту пору в Са-рове-то стояли солдаты и всегда у ворот на часах были. Саровские игумен и казначей с братией больно скорбели на батюшку, что все дает-де нам, посылает, и приказали солдатам-то всегда караулить да ловить нас... Ослушаться батюшку я не смела и пошла сама не своя, так и тряслась вся, потому что не знала, чего мне так много наложил батюшка. Только подошла я это к воротам, читаю молитву, солдаты-то двое сейчас тут же меня за шиворот и арестовали. „Иди, — говорят, — к игумену!" Я и молю-то их, и дрожу вся; не тут-то было. „Иди, — говорят, — да и только!" Притащили меня к игумену в сенки. Приказал он мне, так сурово, развязать суму. Я развязываю, а руки-то у меня трясутся, так ходуном и ходят, а он глядит. Развязала, вынимаю все... а там: старые лапти, корочки сломанные, отрубки да камни разные, и все-то крепко так упихано. „Ах, Серафим, Серафим! — воскликнул Нифонт. — Глядите-ка, вот ведь какой, сам-то мучается да и дивеевских-то мучает", — и отпустил меня. Так вот и в другой раз пришла я к батюшке, а он мне сумочку дает же. „Ступай, — говорит, — прямо к святым воротам!" Пошла, остановили же меня и опять взяли да повели к игумену. Развязали суму, а в ней песок да камни! Игумен ахал, ахал да отпустил меня. Прихожу, рассказала я батюшке, а он и говорит мне: „Ну, матушка, уж теперь в последний раз, ходи и не бойся! Уж больше трогать вас не будут!" И воистину, бывало, идешь — в святых воротах только спросят: чего несешь? Не знаю, кормилец, ответишь им, батюшка послал. Тут же пропустят».