«Если религия, сознание бога, и характеризуется как самосознание человека, то это ещё не значит, будто религиозный человек непосредственно сознает, что его сознание бога влечет за собой сознание своей сущности, – ведь отсутствие этого сознания является отличительным признаком религии. Во избежание недоразумения мы лучше скажем: религия есть первое и к тому же косвенное самосознание человека. Поэтому религия всегда предшествует философии не только в истории человечества, но и в истории личности. Прежде чем искать свою сущность в себе, человек полагает её вне себя. Свою собственную сущность он объективирует в качестве другой сущности. Религия – младенческая сущность человечества; но ребенок свою сущность, человека, рассматривает как нечто постороннее: человек, поскольку он ребенок, объективирует себя в качестве другого человека. Поэтому исторический прогресс религии заключается в том, что всё, казавшееся более ранней религии объективным, теперь кажется субъективным; то, что раньше считалось и почиталось божественным, ныне считается человеческим. Свою собственную сущность он объективирует в качестве другой сущности. Религия – младенческая сущность человечества; но ребенок свою сущность, человека, рассматривает как нечто постороннее: человек, поскольку он ребенок, объективирует себя в качестве другого человека. Поэтому исторический прогресс религии заключается в том, что все, казавшееся более ранней религии объективным, теперь кажется субъективным; то что раньше считалось и почитается божественным, ныне считается человеческим. Всякая предшествующая религия кажется последующей идолопоклонством; человек раньше поклонялся собственной сущности. Человек себя объективировал…»[5]
Религиозное воспитание осуществляется с младенчества. Нигде в законе не предписаны определенные правила и нормы воспитания, воспитание духовное целиком и полностью возлагается на общество. Получается не очень понятная картина: когда религия была нужна, для признания, развития и формирования государства, власть всячески поддерживала и контролировала ее. Когда религия окрепла, сформировалась в свой независимый социальный институт, стала одной из трех основ развития человечества вообще, государство пыталось запретить ее. Сегодня же мы видим невмешательство государства в дела церкви. Стоит отметить, что это с одной стороны достаточно разумно – церковь как институт и суверенное образование подчиняется лишь своим церковным уставам – так исторически сложилось. С другой же стороны, все меньше людей посещают церковь, современный деловой мир не оставляет времени на самопознание и духовное развитие. Мы вступили в капитализм, ценим материализм, при этом рискуем потерять самое главное – нашу сущность, все то, чего добивались наши предки.
Для современной государственности, подрываемой все возрастающей нравственной расшатанностью людей, теперь все более настоятельно становится вспомнить вопрос – об установке правильного, искреннего отношения государства к Церкви. Задача состоит в том, чтобы дать Церкви самостоятельность, возможность быть такой организацией, какой она должна быть по своим законам, и при этом остаться с ней в союзе. Не многие думают об этом. Современное государство не должно отстраняться от церкви, оно обязано более-менее привести к соответствию заповедей и законодательства. Да, в условиях многонациональности нашей страны, это сложно сделать, но, тем не менее, стоит хотя бы попытаться создать союзное существование государственности и религии.
Да, можно согласиться, что в статьях закона присутствуют христианские заповеди, касающиеся в основном насилия над другим человеком – «не убий» и т.п. В этом смысле, философию совести каждого человека можно считать порождением религиозных устоев. Христианский подход к правам человека значительно отличается от того, что торжествует сегодня в российском общественном мнении. С.Л. Франк в свое время эту разницу выражал очень четко. По его мнению, все человеческие права вытекают, в конечном счете – прямо или косвенно – из одного-единственного «прирожденного» права: требовать, чтобы человеку была дана возможность исполнить свою обязанность. Начало служения первично по отношению к правам – это отмечали и И.А. Ильин, и X. Ортега-и-Гассет.
Именно в служении, в отдаче себя ценности, которую человек считает высшей, он исполняет себя, наполняет смыслом свое существование, что является первопричиной существования религии. Даже возможность жить по своим убеждениям воспринимается религиозным человеком, христианином не как реализация «конституционного права на свободу совести», а как исполнение принятой на себя в крещении обязанности «стоять в вере» и не отрекаться. Это за другим христианин признает право на его, другого, пусть и иную, веру. Себе же самому христианин, его свобода совести говорит: не «можно», а «должно». Человек по природе служитель, он осознает свою жизнь неполной и несостоявшейся, если, опять-таки, не обрел ценности, которой он сам бы мог отдать себя на служение.
И в любом случае в христианстве правовое мышление начинается не там, где человек обнаруживает наличие или отсутствие (ущемление) своих прав, а там, где он замечает права другого и смиряется перед ними, смиряется перед свободой другого, дозволяет ему быть другим. Христианство – по природе своей религия служения, подчинения, об этом можно судить по тому, насколько богато украшаются храмы, церковная утварь, парадная одежда высшего духовенства. Однако о правах человека можно говорить только в том случае, если та или иная доктрина, та или иная идеология (в том числе и в первую очередь – религиозная) признает человека существующим и достойным внимания. Христианство (особенно сильный акцент делается на этом в православии) в отличие от любой другой религии утверждает: «Бог стал человеком, а не растворил человека в Себе и, значит, человек существует». Кроме того, христианская правовая проповедь отличается от любой другой тем, что менее всего подвержена (конечно же, в своей истине, а не в многочисленных искажениях) радикальному экстремизму и нетерпимости. Как бы нам ни хотелось общаться с человеком только на уровне его «экзистенциальных глубин»[6]; как бы нам ни хотелось, чтобы благодать и любовь сменили жестокость и хладность Закона своим теплом, но в пределах земной истории нельзя отменить ни закона, ни государства, ни собственности, ни людских разноречий и человеческого своеобразия (к чему, кстати, очень часто призывают сторонники некоторых религиозных и нерелигиозных взглядов). А значит (и это особенно сильно звучит в христианстве), надо снова и снова постигать тяжелое искусство земного человеческого общежития как служение, предназначение, обязанность, в том числе юридическую. Но нельзя пройти и мимо той невнятицы, которая господствует
Это одна сторона взгляда на религию сегодня с точки зрения сложившегося государства. Скорее всего, такая точка зрения должна соответствовать представителям церкви, поскольку церковь уже давно не имеет никакого политического влияния на законодательную основу государства. Согласно Блаженному Августину, государство, не соблюдающее законы, превращается в шайку разбойников. Принцип «Всякая власть – от Бога» превратно толковался разными политиками и богословами – в том числе и современными. Но у Апостола Павла «всякая» – это не квантор общности, а неопределенный артикль: речь идет не о всякой конкретной власти, а о самом принципе властвования. Это – не эмпирическая выборка, это – методика исследования. Тот факт, что человеческое общество структурировано, что в нем есть те, кто может взять на себя ответственность и харизму управления общественной жизнью, то, что большинство остальных людей относятся к этому спокойно, – залог существования общества и стабильности, консервативности, которая только и может дать необходимый простор для постепенного становления отдельного человека и всего общества.
С другой стороны, существование религии отражается на самой важной стороне общества – духовной. Как уже говорилось выше, человеку надо иметь веру, верить во что-то, раз его существование на земле конечно. Это безусловно важно, чтобы не допустить абсурдности существования, чтобы не стать «посторонним» Камю.
Человечество своим духовным развитием обязано двум врожденным рефлексам своей души: верованию и познанию. Эти атрибутивные свойства, выделившие род человеческого от природы, фактически являют собой и сущность индивидуума. Ведь, именно они и возвели его в ходе дальнейшего духовного развития до состояния «абсолютного блага», именуемого «личностью», воплотились в религии и философии.
Государство, со своей стороны, охраняет законную деятельность церкви. Таким образом, режим отделения церкви от государства означает переориентацию общественной жизни на светские ценности и нормы, что соответствует Конституции РФ.
Одной из форм частичной свободы совести является веротерпимость. Веротерпимостью называется свобода для функционирования многих религии при особом предпочтении одной из них. Религия, которой отдаётся предпочтение, негласно называется государственной религией. На сегодняшний день к христианской религии себя относят порядка 50% населения РФ.
Для царской России также была характерна веротерпимость. Веротерпимость эта имела крайне узкие масштабы. Все религиозные организации по признаку отношения к ним государства делились на три основные группы: «государственная» (православие), «терпимые» (католицизм, лютеранство, ислам, иудаизм и др.) и «нетерпимые» («люди божьи», молокане, старообрядцы-беспоповцы и др.). Причём религии объявлялись нетерпимыми не за преступления (ибо они их не совершали), а просто за другой ответ на вопрос о том, как устроен мир сверхъестественного.