Отношение к миру, лежащему вне старообрядчества, как нечестивому и поганому, было связано у приверженцев последнего с тем, что сами они оказывались замкнутыми в своем кругу, причем эта замкнутость касалась отношений не только религиозных, но и общественных, экономических, бытовых. Больше того, замыкалось в себе не только старообрядчество в целом, но и отдельные толки и согласия. Так, для федосеевца поморец был не менее злостным еретиком, чем никонианин, и он решительно отрекался от общения с ним ни в сем веке, ни в будущем, как заявил сам Феодосии, отрясая прах от ног своих, выйдя из Выговской обители. Все это создавало для руководящей верхушки общин возможности усиленной экономической эксплуатации своих собратьев, которые не должны были наниматься на работу вне своей общины, покупать и продавать в миру и т. д. Не удивительно, что в старообрядческих скитах и общинах возник слой богатого купечества, имевшего более высокие конкурентные возможности, чем соответствующие социальные слои, остававшиеся верными православной церкви.
Как в социальном, так и в вероисповедно-культовом отношении поповщина стояла несколько ближе к руководству церкви и государства, чем беспоповщина. Она не была так раздроблена на толки и согласия, как последняя, но борьба внутри нее по постоянно возникавшим острым вопросам церковного устройства и культа была не менее ожесточенной.
В географическом распределении поповщины известную роль играло наличие в той или иной местности священников, примыкавших к старообрядчеству: община нередко организовывалась именно вокруг такого священнослужителя — вначале непременным требованием было его дониконианское посвящение, в дальнейшем приходилось идти в этом отношении на уступки. А вообще решить проблему можно было, лишь найдя не зараженного никоновской ересью епископа, который мог бы посвятить в срочном порядке не только нужное количество старообрядческих священников, но и епископов, по возможности молодых, могущих в перспективе обеспечить непрерывность священничества. Для начала было бы достаточно найти хоть одного такого «правильного» епископа.
Искать такого на Руси было в конце XVII в. безнадежным делом. В течение почти всего XVIII в. старообрядческие ходоки совершали путешествия по странам Ближнего Востока, ища православные церкви, не подвергшиеся тлетворным новшествам. Кое-кто даже собирался отправиться в «опоньское» (японское) царство, но до этого дело не дошло. У московских старообрядцев в середине XVIII в. появился, пожалуй, единственный в своем роде проект: посвятить епископа рукою мощей митрополита Ионы. Неизвестно, почему он не был осуществлен, скорее всего потому, что мощи находились в распоряжении православной церкви.
В первые десятилетия раскола основная масса старообрядцев-поповцев устремилась к расселению по двум направлениям: на Дон и в Черниговский край — в район Стародубья. Центром поповщины на Дону стала Чирская пустынь. Старообрядцы приняли там участие в крестьянско-казацком восстании Кондратия Булавина в 1707— 1708 гг. После его поражения 2 тыс. старообрядцев во главе с И. Некрасовым переселилась в Турцию. От стародубских старообрядцев часть отпочковалась и, перейдя польскую границу, основала свое поселение в местности Ветка на реке Соже.
И стародубские, и в особенности ветковские поповцы развернули активную промысловую и торговую деятельность. Вскоре ветковское поселение представляло собой 14 слобод с 30-тысячным населением. Царское самодержавие не могло примириться с существованием этого центра старообрядческой поповщины, тем более что большое количество его населения состояло из беглых крестьян, которые должны во избежание соблазна для других быть возвращены их владельцам. В 1735 и 1764 гг. были предприняты военные походы против Ветки с целью разгона ее обитателей. После второй карательной экспедиции Ветка как центр старообрядчества перестала существовать.
После преследований и гонений, которые обрушили на старообрядчество государство и православная церковь, со второй половины 60-х годов XVIII в. установилась атмосфера относительной терпимости.
Старообрядчество было отнюдь не единственной религиозной формой, в которой выразился в рассматриваемый период социальный протест оппозиционных слоев русского общества. В XVII в. возникло на Руси сектантское движение, которое в последующие два столетия становится одним из примечательных явлений русской народной жизни. В общем его развитие выглядит примерно так. Сначала появилась секта, известная под именем хлыстовской, в дальнейшем от нее отделились скопчество и так называемое духовное христианство, последнее в свою очередь разделилось на духоборчество и молоканство. Наименование «хлысты» — это кличка, данная сектантам православным духовенством и основанная на том, что, по их вероучению, те или иные приверженцы секты являются «христами», живым воплощением Христа. Мы считаем возможным называть секту христовской, а ее членов — христами.
Вопрос о времени возникновения ее недостаточно ясен. Н. М. Никольский считает, что существование хлыстовщины можно проследить по документам с 1716 г.А. И. Клибанов утверждает, что «время возникновения «христовщины» следует (именно по документам...) отнести ко второй половине XVII в.». Не вдаваясь в детали, укажем, что датировка Клибанова представляется более точной. Что же касается времени возникновения остальных перечисленных сект, то оно больших разногласий не вызывает: скопчество появилось в 70-х годах XVIII в., а остальные — немногим позже, во всяком случае в последней четверти XVIII в.
Основателем христовства считается костромской крестьянин Даниил Филиппович, в «пречистую плоть» которого в 1645 г. вселился сам Саваоф, спустившийся для того с неба на огненной колеснице в сопровождении ангелов и архангелов. Саваоф остался незыблемым и единственным, а сын его Христос продолжает перевоплощаться из одной человеческой оболочки в другую, первым таким его воплощением явился муромский крестьянин Иван Суслов. Конечно, где Христос, должны быть и апостолы, и богородица — все они пребывают в живых человеческих образах. Скопческим Христом явился некий Кондратий Селиванов, основание духоборчеству положили Силуан Колесников и Илларион Побирохин (первый — Предтеча, второй — Христос), наконец, в качестве основоположника молоканства выступил Семен Уклеин. Проповедь каждого из перечисленных сектантских идеологов во многом совпадала с общим догматическим содержанием всего движения, но одновременно заключала в себе и свои специфические идеи.
Все движение в целом, как и позднейшие его ответвления, выражало критическое отношение к священному писанию — от прямого отрицания до такого «духовного» толкования, которое фактически было равносильно отрицанию. Даниил Филиппович, по преданию, вообще выбросил все священные книги в Волгу, провозгласив истинность только одной «книги голубиной», каковой является «сам сударь дух святой». Духоборы в одном из своих важных вероисповедных документов — в «Записке, поданной духоборцами Екатеринославской губернии в 1791 году губернатору Каховскому» — не отрицали учения, изложенного в Библии, они лишь толковали его «духовно» (например, отец-бог — память, сын-бог — разум, дух-бог — воля). Однако не все рассматриваемые секты придерживались такой «духовности» в своем вероучении. В христовских гимнах имеется, например, представление о том, как бог собственной персоной затирает и варит пиво, как ему помогает в этом «сама матушка» — богородица, как херувимы и серафимы раздают угощение праведникам и т. д.; христовский Саваоф живет в небесном дворце, Христос на седьмом небе имеет «грады, зелены сады, троны», у богородицы — терем, прислуживающие ей девушки подносят «царице-матушке» яблоки на золотом блюде.
Духовное толкование библейских сюжетов особенно активно использовалось сектантами в вопросах, имеющих острое социальное звучание. Так, в «Записке, поданной духоборцами Екатеринославской губернии в 1791 году губернатору Каховскому» миф о Каине и Авеле истолковывается как аллегория существующего в мире противоречия между злом и добром. Каин олицетворяет плотское начало, связанное с материальными ценностями, с имуществом и богатством; Авель, наоборот, есть образ безгрешно-духовного, не загрязненного материальным и плотским началом, свободного от мирских благ, т. е. в житейском смысле нищего и убогого. Перед нами гальванизированный и неоднократно фигурировавший ранее в истории христианских ересей мотив возврата к порядкам раннего христианства, к осуждению богатства и возвеличению бедности. Одного лишь наличия этого мотива достаточно для определения социальной основы сект, о которых идет речь. В их идеологии выразился протест угнетенных, и прежде всего крестьянства, против существующего строя и церкви, составляющей неотъемлемый его институт.
Вместе с тем этот протест содержал в себе зародыши собственного отрицания. Хотя сектанты считали себя в общем одинаково способными к слиянию с божеством и к познанию истины таким способом, Саваоф, Христос, апостолы и другие библейские персонажи вселялись не во всех верующих, а лишь в избранных. У духоборов, которые все признавались «истинными» людьми, избранные составляли еще категорию «воистинных», из которых вербовались пророки и христы. Разделение имело не только формально-религиозный смысл. Руководители общин во всех сектах обычно занимали командные позиции в хозяйственной и всех прочих отраслях практической деятельности общины, а во многих случаях их религиозное положение становилось источником материального благополучия при помощи эксплуатации своих единоверцев.
Социальная оппозиция господствующему порядку и освящающей его церкви находила свое выражение и в отрицании установленных ими внешних форм религиозной жизни. Сектанты отвергали православное духовенство, церковное богослужение, культ креста, иконы, мощи, таинства. Формы практиковавшегося ими культа были различными по степени их сложности — от немногословной индивидуальной молитвы до многочасовых христовских радений с ритуальными хороводами, пением гимнов и т. д. Вопрос о «свальном грехе», происходившем якобы во время радений, остается до сих пор открытым. Нет сомнения в том, что православное духовенство возвело на своих противников немало напраслины; ни одного заслуживающего доверия свидетельства очевидца или участника таких эксцессов в литературе не существует. Отдельные явления такого рода, однако, не исключены, хотя в целом христы и близкие к ним сектантские группировки рассматривали аскетический образ жизни как один из устоев своего морального учения. В теории и практике скопчества требование аскетизма выразилось в наиболее крайней форме.
Со стороны властей секты XVII—XVIII вв. подвергались обычным в то время преследованиям. Помимо репрессий, применявшихся в отношении отдельных их деятелей, практиковались и массовые высылки всех членов сектантских общин в Сибирь и Закавказье.