Но стержнем рационалистической критики было требование отказа от самой концепции Откровения. Само собой разумеется, что и все чудеса при этом объявляются недостойной внимания исследователя выдумкой. Они не могут выдержать проверки с помощью методов рационалистической критики и не принадлежат к числу достоверных исторических фактов. В результате выдвигается идея так называемой "естественной религии", или религии разума, независимой от Откровения. Считалось, что "естественная религия" будто бы изначально присуща самой человеческой природе и основывается на "естественном" чувстве и разуме. Понятно, что в рамках такого подхода очень трудно было выявить специфику христианства и его отличия от дохристианских верований.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в конечном итоге рационалистическая критика привела к атеизму и материализму [один из характернейших примеров — французский философ Клод Гельвеций (1715-1771)], а затем к антропологизму в объяснении происхождения христианства. Так, английский философ Дэвид Юм (1711-1776) одним из первых начал говорить о том, что религия вообще возникает в силу «естественных» человеческих причин – жизненных забот, страстей, страхов, надежд, которым приписывается таинственное происхождение, обусловленное сакральными причинами. Очевидно и то, что в рамках данного подхода невозможно осмысленное обсуждение вопроса о божественной природе Иисуса Христа.
Тем не менее, тщательная критическая работа с религиозными текстами сыграла очень важную роль в исследовании происхождения христианства, позволив освободить многие исторические факты от произвольных толкований, недостоверных легенд и просто выдумок. Методу рационалистической критики оказалась недоступна многомерность христианского вероучения, но он подготовил почву для углубленного понимания роли христианства в историческом развитии человечества.
Новый этап в осмыслении проблемы происхождения христианства был связан с деятельностью представителей немецкой классической философии. Так, Иммануил Кант (1724-1804), продолжая линию рационалистической критики, четко разграничивает веру и разум. В результате он вообще отказывается рассматривать вопрос о действительном существовании религиозных объектов. Для него этот вопрос находится за пределами рационального обсуждения. Религия для Канта фактически сводится к нравственности, она и нужна только для обоснования нравственности. Такой подход вполне закономерно вел к субъективизации религии, к превращению ее только в субъективное чувство связи с неким Абсолютом.
Принципиально новый шаг в осмыслении проблемы происхождения христианства был сделан Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем (1770-1831), в чьей концепции во многом синтезировались главные идеи других представителей немецкой классической философии. Одним из исходных принципов гегелевской концепции стало положение, согласно которому всемирная история совершается в духовной сфере, причем сущностью духа является свобода. И человек для Гегеля есть существо, прежде всего духовное, а потому изначально свободное. Более того, само понятие свободы раскрывается Гегелем через противопоставление ее природе в качестве сферы несвободы. Несвобода для Гегеля оказывается именно связанностью, сращенностью с природой. Чем ниже уровень культуры в целом, тем больше зависимость человека от природы, от «естественных», вложенных в него самой природой импульсов.
Таким образом, сущностью человека, по Гегелю, является свобода, но сам человек этого не осознает. Всемирная история, по Гегелю, оказывается прогрессом в сознании свободы, неразрывно связанным с развитием религиозного сознания. Тем самым духовное развитие человечества предстает не как хаотическая последовательность различных верований и религий, а как движение к определенной цели – христианству. Именно в раннем христианстве, по Гегелю, впервые создаются предпосылки для полного осознания человеком собственной свободы. Следует, однако, признать, что при рассмотрении христианской догматики Гегель далеко отходит от ортодоксальных толкований, недвусмысленно склоняясь к пантеизму. И все же в гегелевской философии христианство перестает быть тривиальным обманом и случайностью, превращаясь в закономерный этап, более того – в стержень всемирной истории.
Как бы то ни было, невозможно не признать, что последовательное продумывание гегелевской концепции вело к атеизму и материализму, что и осуществилось в действительности. Дело в том, что Гегель считал содержание религии тождественным содержанию философии, а это, в конечном счете, превращало личного Бога христианства в Идею, следующую законам диалектической логики.
Так, последователи Гегеля Давид Штраус (1808-1874) и Бруно Бауэр (1809-1882) открыто выступили с отрицанием божественного происхождения христианства. По их мнению, христианская религия представляет собой продукт коллективного исторического мифотворчества. Например, Д. Штраус поставил перед собой задачу выяснить, стоят ли за евангельскими рассказами об Иисусе достоверные исторические свидетельства. Решая эту задачу, он приходит к отрицательному результату: большая часть евангельских рассказов, считает Штраус, - это мифотворчество первых христиан. Похожую позицию занимал и Б. Брауэр, считавший евангельские рассказы произвольными творениями евангелистов, не имеющими никакой исторической подоплеки.
Еще один ученик и последователь Гегеля, Людвиг Фейербах (1804 — 1872) рассматривал христианство в качестве компенсации тех свойств, которых человеку недостает в его реальной жизни. Бог для Л. Фейербаха — это то, чем человек хочет стать. В этом смысле Бог оказывается проекцией самого человека на небо, и, следовательно, не Бог сотворил человека по своему образу и подобию, а человек сотворил Бога, т.е. попросту выдумал Его.
Через Фейербаха линия развития тянется к Карлу Марксу (1818 — 1883), основателю марксизма, воспринявшему, прежде всего, идею о компенсаторном характере религии вообще, и христианства в частности. По Марксу, религиозное сознание оказывается результатом ущербности общественных отношений, отчуждающих человека от самого себя, превращающих его во "фрагмент" человека и заставляющие его искать восполнения и утешения в иллюзорной сфере. Следовательно, установление гармонических, "неотчужденных" общественных отношений должно, по мысли Маркса, привести к полному исчезновению религиозных верований, поскольку исчезнет потребность в компенсации ущербности человеческого существования.
Общим фоном взглядов Д. Штрауса и Б. Бауэра, элементы которого, несомненно, присутствуют во взглядах Л. Фейербаха и К. Маркса, является сильное сомнение в реальном историческом существовании самого Иисуса Христа. Он объявляется мифом, позднейшей выдумкой, недостоверной легендой и т.д. Все эти взгляды образуют ядро так называемой мифологической школы, основателем которой считается французский астроном и адвокат Шарль Дюпюи (1742 — 1807).
Ш. Дюпюи удачно вписался в это движение умов, дополнив его некоторыми конкретными соображениями. Главным положением его теории является утверждение, что боги представляют собой олицетворение сил живой и неживой природы. Как астроном, он придавал особое значение звездному небу и связанным с ним астральным культам. Иисус Христос для него — это всего лишь аллегория Солнца, а все события Его жизни, считает Дюпюи, имеют свои прообразы на звездном небе. Поэтому сами истоки христианства никак не связаны с реальными историческими персонажами, представляя собой лишь один из вариантов астральных мифов. Эту точку зрения Дюпюи пытался подкрепить лингвистическими изысканиями.
Любопытно, что взгляды Дюпюи встретили не только понимание, но язвительную и остроумную критику во Франции была издана анонимно книжечка с характерным названием "Почему Наполеона никогда не существовало", в которой талантливо пародировались методы Дюпюи. В этой книжечке с напускной серьезностью утверждалось, что Наполеон — это искаженная форма имени бога Аполлона — бога света, устанавливалась "связь" между именем матери Аполлона — Лето и именем матери Наполеона — Легация, четыре брата императора отождествляются с четырьмя временами года, его двенадцать маршалов — с двенадцатью знаками Зодиака и т.д. В итоге делается "строго научный" вывод, что сам Наполеон и его биография — всего лишь мифологическое переосмысление процессов на звездном небе. Следовательно, Наполеона как реальной личности вообще никогда не существовало.
Еще один подход к проблеме представлен французским исследователем Эрнестом Ренаном (1823 —1892). В нашумевшей книге "Жизнь Иисуса" (1863) он продолжил и развил идеи Д. Штрауса, сделав особый акцент на научной проверке евангельских текстов. По мнению Ренана, все, что не поддается научному анализу, должно быть отброшено как народная фантазия и недостоверное предание. Специфика Евангелий, считал он, и состоит в соединении реальности с вымыслом. При этом реальность чудес отвергается с самого начала.
Продолжение этой линии рассуждений связано с немецким богословом Адольфом фон Гарнаком (1851 —1530), который отвергал и божественность Христа, и реальность чудес, и универсальный характер христианства. Иисус для Гарнака — это всего лишь идеал совершенной веры и образец нравственного совершенства, тогда как все рассказы о сверхъестественных событиях его жизни должны быть отброшены.