Владета Еротич, , перевод С. Луганской
11. Возможно ли существование человека и мира без зла ?
«Умри и будь!» - призывает неизменно вдохновенный Гете, как будто процесс исчезновения и возникновения, умирания и нового рождения, происходящий на протяжении миллиардов лет со всем живым и с самим человеком - универсален. Что происходит с человеком после смерти? Для материалистов, не верящих в бессмертие души, тело распадается, а трансформированная материя служит для развития других видов жизни, для верующих, душа продолжает жить и после смерти тела. Христиане верят в жизнь в души в промежуточном состоянии до Страшного Суда. Буддисты, индуисты считают, что душа переселяется в новое тело и тысячекратно реинкарнируется.
Автор Книги Проповедника из Ветхого Завета говорит о том, что происходит с умершим: «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его.»
«Умри и будь!», умри для зла, умри для греха, который носишь в себе и снова станешь чист и уже здесь, на земле приблизишься к Богу, и будешь Ему близок после смерти.
Зло в нас и зло в мире – откуда оно приходит? Ответ очевиден и об этом не следует долго рассуждать. Нас мучает другой вопрос - вопрос об отношении человека ко злу, и он требует ответа по существу. Прежде всего, спросим себя: видим ли мы зло как зло? И если видим, то как мы поступаем? Продолжаем ли мы жить в симбиозе с ним, не замечая его? Сознательно ли сотрудничаем с ним, умножая, таким образом, его количество (в себе и вокруг себя), или боремся против него? Как мы видим, существует несколько вариантов ответа на этот бытийный вопрос и, в первую очередь, он зависит от веры человека. «Если Бога нет, то все позволено!», говорит известный персонаж романа Достоевского. Во многом это так, хотя мы знаем, что есть неверующие, но высоконравственные люди.
Наше знание зла, во многом приходит со стороны. В другом человеке или в другом народе, в стихийных явлениях: эпидемиях, катастрофах, войнах, мы видим его отчетливее, чем в себе.
В себе мы замечаем его не так ясно, и оно не привлекало бы нашего внимания, если бы в мире – видимом и невидимом не существовало противоположной ему силы, чего-то противостоящего злу. Что это за сила, если не добро и кому его приписать, если не Богу!
Когда мы достигнем этой границы в нашем рассуждении о добре и зле, остается сделать еще одно небольшое усилие, чтобы поверить, что добро сильнее зла, а свет сильнее тьмы. Кто может помочь нам обрести такую веру, укрепить и сохранить ее до конца жизни? Тот, Кто два тысячелетия предрек: в мире будете страдать, испытывать непонимание и зло, подвергаться гонениями и мукам до самой смерти, но не бойтесь! Я победил мир! (перефразировка автора)
С Христом распинаемся, с Христом воскресаем!
12. Каково Ваше мнение о зле в человеке и модели его поведения вчера, сегодня, а также завтра, в будущем. Как вы относитесь в контексте сказанного к антропологическому пессимизму Достоевского?
Я не хотел бы углубляться в разговор о зле, не только потому, что я не могу сказать ничего утешительного и нового, а просто когда речь идет о зле, я считаю, что даже после груды книг, написанных на эту тему христианскими святыми и великими религиозными мыслителями других конфессий, гениальными писателями, мы до сих пор остаемся перед закрытыми вратами великой тайны.
Достоевский, как и все гениальные люди, был сложной, глубокой и противоречивой личностью. Его романы, начиная с самых ранних, от «Записок из подземелья», «Идиота» и до «Братьев Карамазовых», поистине выдают мыслителя, представляющего антропологический скептицизм и пессимизм в отношении к миру, людям и истории в целом. Его глубокие исповедальные «Дневники», письма, отдельные герои, свидетельствуют о нерушимой вере самого Достоевского в Бога, в Его Промысл, в Христа.
Хорошо известные слова Достоевского: "Не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла", я воспринимаю, как его глубокое переживание, полное искренней веры.
Разве здесь у Достоевского, и как у писателя и как у искренне исповедующегося православного верующего, нет противоречия? Безусловно есть, но кому это может помешать? Не будучи ни гностиком, ни манихейцем, Достоевский, как и многие другие гениальные художники мира, трагически переживал жизнь и борьбу человека, часто тщетную, за мир, добро и справедливость, человеческую смертность, очевидное присутствие зла в жизни и в истории, но при этом не был сторонником ни манихейского, ни зороастрийского дуализма.
Над этим противоречием находится антиномия между «естественным» дуализмом человека и его вера в существование Единого и единственного Бога, Бога-Любви. Христианство, по сути, и зиждется на этой антиномии: Христос – Богочеловек, Христос воскрес, Христос искупил Своим страданием всех людей и их грехи, а человек даже когда и верит в Христа, непрестанно распинается, страдает, болеет и умирает. Этот трагический «дуализм» наиболее выразительно можно показать художественными средствами и Достоевский наилучшим образом исполнил эту задачу в своих романах.
13 Какие можно сделать выводы из диалога великого Инквизитора и Христа в параболе-легенде о Великом Инквизиторе в романе Достоевского «Братья Карамазовы»?
Когда гениальный писатель, каким был Достоевский, развивает такую универсальную тему, тему инквизитора и Христа, он дает почву для многочисленных выводов, которые впрочем, и были сделаны опять же множеством религиозных мыслителей, философов, среди которых были и сумасброды, писатели на Западе и в России, (хотелось бы вспомнить блестящие исследования Розанова, Бердяева, Мережковского и других).
Лично для меня диалог Великого Инквизитора и Христа – вечный диалог бунтующего Прометея, падшего Ангела, скитальца Агасфера, точнее, человека и Бога. Неустойчивая человеческая природа иногда колеблется всю жизнь пока не приклонится к тому, что преобладает в его характере. Дохристианские цивилизации, а христианские особенно, тщетно пытались решить вечный спор человека с самим собой, спор между людьми - какое царство выбрать: небесное или земное? Как справедливо поделить хлеб? Наконец, как различить насущную и небесную составляющую хлеба, как удовлетворить «насущные» человеческие потребности и при этом не отнять у человека свободы.
С течением времени, а мы уже достигли третьего тысячелетия, парабола Достоевского об Инквизиторе и Христе, или – о хлебе и свободе, становится все актуальнее. Разделение хлеба поровну кажется невозможным без лишения свободы человека, который получает этот хлеб. При коммунизме человек лишается свободы открытым, циничным образом, на Западе, при так называемом капитализме или демократии, лишение свободы совершается намного коварнее и значит, опасней для человека. Свобода без хлеба тоже кажется невероятной, даже абсурдной. Еще одна метафизическая антиномия? Почему Христос молчит, а говорит только Инквизитор? Потому, что Он сказал людям все необходимое еще два тысячелетия назад.
Иван Соловьев, русский филолог и педагог (194401990?), в своей неповторимой статье «Теология слуха», пишет примерно то же: «Во время Своего первого пришествия Мессия учит, во время Второго - судит, а во время Своего промежуточного присутствия Он будет молчать».
А Инквизитор? Со временем он будет все красноречивее, логичнее, убедительнее, это будет бесовская мудрость, которой с трудом будут противостоять многочисленные христиане, еще не полностью сроднившиеся с Христом. И только среди богоносцев Христос найдет апостолов, которых однажды оставил проповедовать Отца и Сына и Святого Духа и которых снова застанет здесь, когда придет на землю.
14 Все ли человеческое зло от дьявола?
Для того, чтобы ответить на Ваш вопрос, следует знать происхождение зла, о котором говорил пророк Исайя «Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие - и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову…» (Ис 1, 13-17) и пророк Иезекииль : «Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония. От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою…» (Иез. 28, 14-17..), и многое другое с времен Ветхого, а особенно Нового Завета, до Откровения Иоанна Богослова. И греческий миф о Прометее добывающего огонь для людей. За что Зевс наказывает его страшными муками, от которых его рискуя собой освобождает Геракл, точнее кентавр Хирон.
Этот краткий экскурс в древнюю мифологию не дал нам новых знаний о происхождении зла в мире (небесном и земном), нет однозначного объяснения зла и в христианском богословии. Оно то автономный принцип, обладающий могучей силой, с помощью которой он владеет человеком и землей, то privatio boni (Богословский термин: "отсутствие добра", дословно - "отъятие добра" (лат) –прим пер).
В первом случае, существует опасность превращения монотеистической христианской религии в дуалистическую, а в другом возникает проблема недооценки, вытеснения принципа зла (зла, как принципа или как личности? – прим авт). Согласно некоторым толкованиям этой темы, до пришествия Иисуса Христа сатана имел свободный доступ к Богу и Бог даже посылал его испытывать человека на преданность и верность. Об этом свидетельствует и Книга Иова, а после искупительной жертвы Сына Божия и Сына Человеческого, сатана пал с небесных высот на землю и стал «князем мира сего».