Так, например, Варфоломеевская ночь трактуется как порождение конфликта разных политических концепций королевской власти. Екатерина Медичи и Карл IX разделяли ренессансные идеи неоплатонизма, предполагающие узы всеобщей любви и единения, связывающие подданных со своим государем, вооруженным тайным, герметическим знанием законов бытия. Гугеноты являлись носителями тираноборческой традиции, согласно которой королевская власть может быть оспорена в том случае, если король плохо выполняет свои функции. Католическое большинство видело короля во главе мистического тела королевства. В условиях ожидания неминуемого конца света от христианнейшего короля ждали, что он должен выполнить Божью волю и истребить злодеев. В противном случае Париж и всю страну постигнет судьба Содома и Гоморры [16, с.107].
Активнейшее участие дворян в Религиозных войнах свидетельствует не только и не столько об изменении их экономического или социального положения, сколько эволюцией идеологии и этических норм. В частности, формированием убежденности в том, что новая форма правления, которую историки назовут позже абсолютизмом, извращает юридические традиции Франции, основанные на гармонии и доверии между королем и дворянством, королем и другими сословиями. Дворяне отстаивали право управляемых выражать свою волю, требовали гарантий от произвола. Эти идеи содержались и в дворянских требованиях на Генеральных Штатах, и в тираноборческих трактатах и памфлетах [7, с.64].
Что же касается экономических трудностей, порожденных неблагоприятной конъюнктурой, тяготами войны и недородами, то они не являлись непосредственной причиной, побудивших жителей Нанта участвовать в Лиге. Но, понимаемые как проявление Божьего гнева, они способствовали политической активности горожан. Религия предоставляла базу для совместного выступления различных слоев населения Нанта, давала достаточно для понимания целей выступления ‑ спасение церкви через реформу государства, обеспечивала сплав сакральных и мирских целей. И все же задачи движения были в первую очередь политическими, религия лишь служила контекстом или основанием для выработки политического решения.
Исследуя соотношение понятий "социальная деструкция" и "социальный конфликт", можно понять, что деструкция предшествует конфликту (в качестве его причины или предпосылки), присутствует в конфликте (будучи характеристикой самих конфликтных взаимодействий) и есть следствием конфликта (выражаясь в ущемлении интересов одной или обеих сторон). Религиозный конфликт рассматривается при этом как социальный конфликт, возникающий либо внутри религиозного "жизненного мира", либо на стыке его с "миром" секулярным (конфликт "священного" и "светского") [21, с.10].
В определенном смысле религия может быть понята как трансцендентальная конфликтология. Для верующих она является тем семантическим контекстом, в рамках которого происходит их восприятие, оценка и выбор стратегии решения конфликта. В этом находят свое отражение конфликтологические функции религии (интерпретации, инициации, устранения, маскировки и опосредования социальных конфликтов). Основные направления в их изучении автор раскрывает в аналитическом обзоре теоретических подходов, в рамках которых освещаются религиозность, деструкция и конфликт (марксистский, функциональный, формальный, понимающий, феноменологический, деривационный, антропологический, психоаналитический). С учетом вышеупомянутых концепций обрисовывается специфика религиозной конфликтности и деструкции [9, с.89].
Возникновение религиозных конфликтов объясняется действием четырех факторов: архетипического (наличием "структурных" и "антиструктурных" тенденций в развитии любой системы), культурно-исторического (мерой совпадения границ государства, этноса и вероисповедания), социетального (влиянием процессов, происходящих в социуме, на религиозную подсистему), конфессионального (спецификой самих религиозных отношений). Поскольку религиозные конфликты суть конфликты абсолютных ценностей, постольку они часто имеют хронический характер, легко провоцируемы и практически не поддаются урегулированию. Одним из путей их решения является преобразование возникших на религиозной почве "конфликтов ценностей" в "конфликты интересов",- т.е. отфильтровывание главных причин конфликта от мировоззренческого антагонизма конфликтеров. Но в случае "чистых" религиозных конфликтов требуется длительный процесс формирования новой ценности -религиозной терпимости и готовности к диалогу. [21, с.11].
Существует соотношение между жизненными силами человека и конфликтностью в религиозной сфере. Жизненные силы человека – это о его способность поддерживать, восстанавливать или создавать новое равновесие между внешними условиями и внутренними смыслами своего существования (или иначе - как способность трансцендировать дуальность социального бытия). Учитывая это, можно допустить, что: а) существуют различные модели религиозности, характеризуемые разными способами трансцендирования социальных противоречий; б) различные модели религиозности обладают разным конфликтным потенциалом. Под моделью религиозности автор понимает интегративную характеристику религиозного сознания и поведения; устойчивый "узор" религиозных ориентаций индивида или группы. Структура модели включает три компонента:
1) мировоззренческий (формулы "добра и зла", "судьбы" и "отношения к миру");
2) организационный (специфические особенности форм религиозной организации: церквей, деноминаций, культов, сект, богоискательства);
3) индивидуально-личностный (социальные и собственно религиозные характеристики верующих) [21, с.12].
Относительно формулы "добра и зла" (религиозного способа разрешения фундаментального конфликта добра и зла), формулы "судьбы" (религиозного способа видения и формирования жизненного пути) и формулы "отношения к миру", т того, какова формула "добра и зла" ("разделение", "интеграция" или "индифферентность"), зависят степень религиозной толерантности и особенности проявления деструктивной формы религиозности;
- с содержанием формулы "судьбы" ("волюнтаризм", "синергизм", "фатализм") кореллирует ориентация на избегание (или пассивное претерпевание) социальных конфликтов, либо на активное участие в их разрешении;
- в зависимости от формулы "отношения к миру" ("изоляция", "адаптация", "преобразование"), можно говорить о разной частоте и остроте конфликтов верующих с неверующими и приверженцами других конфессии [13, с.38].
Относительно организационного фактора - приверженцы церквей и деноминаций характеризуются достаточно бесконфликтными отношениями с неверующими и, в то же время, высокой степенью религиозной нетерпимости; сектанты и культасты наиболее конфликтны во взаимодействиях и с "миром", и с последователями других конфессий; наконец, богоискателям свойственны наибольшая религиозная терпимость и малая вероятность конфликтов с неверующими. Очевидно, для целей данного исследования также имеет смысл фиксация социально-демографических и индивидуальных религиозных характеристик верующих: они, возможно, прямо или опосредованно влияют на уровень конфликтности своих "носителей".
По моему мнению, религиозный конфликт следует понимать как: а) конфликт интерпретаций; б) конфликт организационных форм: в) конфликт субъектов с различными групповыми и индивидуально-личностными характеристиками.
Причины возникновения и характер аномалий религиозности связываются с особенностями "типа экзистенции" человека - базового: "объектного", "субъектного", "трансцендированного" или переходного: "квазисубъектного" либо "квазитрансцендированного". Деструкция имеет место в ситуации неадекватности разделяемой человеком религиозной системы его типу экзистенции. Условно "объектному" типу соответствует нормативно-этическая, "субъектному" - мировоззренческая, "трансцендированному" – экзистенциальная религиозность [14, с.54].
Таким образом, можно сделать следующие выводы:
а) о религиозной конфликтогенности: наиболее вероятны высокая степень религиозной нетерпимости верующих по отношению к приверженцам других конфессий и декларируемая нейтральность по отношению к неверующим;
б) о религиозном конфликтировании: наиболее вероятны низкая частота религиозных конфликтов в целом, а также тенденция к большей частоте конфликтов с неверующими, чем с приверженцами иных вероучении;
в) вследствие а) и б) можно ожидать "разрыва" между показателями религиозной конфликтогенности и конфликтирования;
г) характеристики религиозного конфликтирования предположительно кореллируют между собой.
Для каждой конфессии характерны 1-2 базовые модели религиозност, в которых можно выделить наиболее и наименее конфликтные конфессии в соответствии с их базовыми моделями религиозности.
Наибольшим конфликтным потенциалом обладает модель религиозности со следующими параметрами:
- мировоззренческий фактор представлен установками на "разделение" (формула "добра и зла"), "волюнтаризм" или "синергизм" (формула "судьбы"), "преобразование" мира или "изоляцию" от него (формула "отношения к миру”);
- в организационном плане религиозная группа является сектой, культом или идеологической оппозицией внутри господствующей конфессии;
- в религиозной группе велика доля людей в возрасте 40-60 лет (самый конфликтный возраст); большая часть верующих активно проповедует и осознает свое глубокое отличие от неверующих на уровне и сознания и поведения;
Наименьшим конфликтным потенциалом обладает модель религиозности со следующими параметрами:
- мировоззренческий фактор представлен установками на "интеграцию" (формула "добра и зла"), "фатализм" или "синергизм" (формула "судьбы"), "адаптацию" к миру (формула "отношения к миру");