Реферат
Место и роль тарикатов в современной Турции
Сами по себе религиозные ордена, или тарикаты в сегодняшней Турции богатый источник для всевозможных слухов, спекуляций, сенсационных разоблачений якобы состоящих в них влиятельных политиков, бизнесменов, деятелей науки. СМИ зачастую представляют их как закрытые, тоталитарные секты с жесткой иерархической структурой типа масонских лож, где всем заправляет шейх, и где помимо молитв и радений готовятся козни против власть предержащих1. Информация об орденах просачивается в прессу либо от политиков, которые хотят во всеуслышание заявить о поддержке их орденами, что само по себе предполагает тенденциозность источника, либо от противников религиозных сект, которые утверждают, что хорошо о них осведомлены, но при этом непонятно, как и из каких источников они черпают свои сведения2.
Вообще суфийские тарикаты представляют собой неортодоксальное направление в исламе, для которого характерен мистицизм, вера в возможность познания бога нетрадиционными способами – различными радениями, вхождением в транс и т.п., а также пренебрежение к внешнему ритуалу и формальным предписаниям. Духовным главой общины считается его основатель – «пир», фактическим руководителем – «шейх», являющийся его потомком, либо лицо, пользующееся особым авторитетом в общине. Вначале кандидат на вступление в орден, или «талип», должен пройти обряд посвящения и стать «мюридом» – учеником определенного шейха. Многоступенчатый путь ученичества, конечная цель которого – достичь уровня «васыла», т.е. связующего с божеством звена, и образует тарикат (араб. «путь»).
В Османскую империю суфийское учение принесли в XII–XIII вв. странствующие проповедники-дервиши, бежавшие из Средней Азии в Малую Азию под натиском монголов. Любопытно, что у осман каждый суфийский орден имел определенную социальную нишу: среди вельмож чаще всего встречались приверженцы орденов байрамие, джельветийе и мевлевийе, покровителем янычар был орден бекташи, высшее духовенство формировалось из накшибенди, а среди простого люда наибольшей популярностью пользовались секты кадирийе и хальветийе3. В республиканской Турции тарикаты, лишенные средств к существованию в виде вакуфной собственности, упраздненной М.Кемалем, а также возможностей расширять свою деятельность из-за угрозы уголовного преследования, частично ушли в подполье, а частично переместились за пределы страны, зачастую туда, откуда они пришли.
После перехода Турции к многопартийной системе в конце 40-х гг. через массовые антиправительственные выступления под религиозными лозунгами наиболее активно заявили о себе несколько орденов – прежде всего нурджу, накшибенди и сулейманджи. Из них собственно суфийским является только накшибенди, остальные общины появились в Турции уже в республиканский период как реакция на довольно жесткое и агрессивное внедрение секуляризма. Поэтому наряду с различиями в доктринах отправной точкой для всех сект является отрицание светскости, критика кемалистских нововведений. Всем им также свойственно обожествлять своих основателей и шейхов, которые являются для них самыми почитаемыми людьми после пророка. У сулейманджи это Сулейман Хильми Тунахан4, у нуржду – Саид-и Нурси5, у накшибенди – шейхи Ахмед Зияуддин Гюмюшханеви, основавший в 1850 г. религиозный центр турецкого накшибендизма – стамбульскую обитель Гюмюшханеви, а также Мехмед Захит Котку6 и Эсад Джошан. Последователи каждого тариката уверены, что лишь они обладают уникальным, единственно верным пониманием смысла Корана, которое скрыто от окружающих. Для них также характерен коллективизм, взаимовыручка, чувство долга и чувство локтя, независимо от того, где находится член тариката.
Есть и специфические особенности: например, нурджистам свойственны апелляция к науке и в то же время претензии на объяснение абсолютно нереальных, сверхъестественных явлений с помощью их учения. Основатель течения, курд по происхождению, как и многие исламисты, видел решение курдского вопроса в объединении турецкого и курдского народов на базе общей религии. Одна из особенностей сулейманджи состоит в финансировании курсов по изучению Корана, где обучаются и зачастую проживают дети из неимущих слоев. Государственное религиозное образование, в частности школы имамов-хатибов, сулейманджи критикуют, полагая, что за короткий срок обучения в школе воспитать служащих мечетей невозможно. В общине также присутствует вера в культ предков, которые якобы образуют некий высший духовный совет, наблюдающий за всеми земными делами. Его члены говорят на сирийском языке7, которым хорошо владел основатель учения С.Тунахан.
В 1940-е гг. в провинциях Анкары и Чорума было распространено течение тиджани-тариката, основанного в начале XIX в. Ахмедом аль-Тиджани в Марокко в рамках другого суфийского учения – хальветийе. Его характерным «почерком» были порча бюстов и памятников Ататюрка и призывы к возвращению эзана на арабском языке (в 1949 г. его члены импровизировали чтение эзана в меджлисе). После ареста в 1951 г. главы ордена и других активистов его деятельность сошла на нет.
Разумеется, государственное Управление по делам религии Турции официально не признает ни одно из суфийских учений.
Примерно с середины 60-х гг. ордена начинают все более активно участвовать в политической жизни, сначала поддерживая Демократическую партию А.Мендереса, затем Партию справедливости С.Демиреля и, наконец, выдвинув идею создания собственной партии – Партии национального спасения. По версии ряда турецких публицистов, на создание ПНС лидера исламистов Неджметтина Эрбакана вдохновил шейх накшибенди М.З.Котку; состав партии также определил он. ПНП поддержало течение нурджизма «языджи»; в партии присутствовали отдельные группировки «нуржду» и кадири.
Почему ордена вступили на путь участия в создании независимого исламского движения? Турецкий исследователь Р.Ча-кыр полагает, что, во-первых, у исламистов было слишком незначительное представительство в других партиях, которые в любой момент могли с легкостью от него избавиться. Во-вто-рых, у исламистов постепенно возникали свои источники финансирования в лице религиозных предпринимателей из провинции.
Наконец, сказывался сам характер пропаганды, свойственный некоторым орденам, особенно накшибенди, издавна нацеленному не только на духовные, умозрительные, но и на практические шаги по преобразованию общественной сферы руками своих адептов8.
В 1980-е гг. в официальной политике в отношении ислама все более очевидной становилась двойственность. Турецкое государство, формально сохраняя жесткие нормы защиты светскости, уже не могло и не считало необходимым вмешиваться во все сферы религиозной жизни, защитники которой, расширяя зону своего влияния в обществе, получали все больше возможностей интегрироваться в политическую и социальную жизнь и даже во власть – и на местном уровне, и в центре – в парламенте, в органах исполнительной власти, в правительстве. Сказывались не только внутренние перемены в обществе, но и внешние импульсы – иранская революция, финансовая помощь исламистам из стран мусульманского Востока. С каждым годом власть все более терпимо относилась к исламистам, разрешала им строить новые мечети, создавать вакуфы, расширять сеть учебных религиозных заведений всех уровней.
После переворота 1980 г., когда гарантом политической стабильности в стране, охваченной уличными столкновениями правых и левых группировок, уже по традиции выступила армия, руководство Турции, в котором преобладали военные, рассудило, что уж лучше контролируемое религиозное образование, чем угрожающая режиму религиозная пропаганда. Практически это вылилось в принудительное строительство мечетей в зонах проживания алевитов и курдов, а также принятие в 1983 г. дополнений к Закону об образовании, утвердивших обязательность преподавания религии в школах.
В годы правления Партии отечества (1983–1991) во главе с Тургутом Озалом ислам рассматривался не в чистом виде, а был увязан с националистическими идеями в форме доктрины «исламо-тюркского синтеза». Именно тогда в стране стали появляться многочисленные религиозные фонды социального назначения, интернаты, стипендии для неимущих учащихся школ и вузов, а после распада СССР их деятельность перешагнула национальные границы.
Сегодня ни для кого не секрет, что сам Т.Озал и многие члены его семьи, в частности, мать и братья – Коркут, Юсуф и Бозкурт принадлежали к тарикату накшибенди. С его лидером шейхом М.З.Котку Озал познакомился еще в университетские годы. Конечно, сам Озал в своих воспоминаниях осторожно обходит тему своей принадлежности к ордену, но нередко с гордостью повторяет, что он человек «с избытком религиозный». Он признает, что немалое влияние на него и на его близких имели проповедники центральной мечети стамбульского района Фатих – общеизвестного центра накшибендийской общины9. О том, что на протяжении всей своей жизни Озал поддерживал тесные связи с Котку и другими лидерами тариката, свидетельствуют и его бывшие сокурсники, родственники, а также политические деятели, лично связанные с орденом, – Р. Кутан, Н. Эрбакан, Х. Дж. Гюзель10, так что этот факт биографии бывшего турецкого премьер-министра и позже президента давно перестал быть сенсацией.
Любопытно, что когда в 1980 г. М.З. Котку умер, он был похоронен не на обычном кладбище, а во дворе стамбульской мечети Сулейманийе, причем произошло это уже после переворота 1980 г. Так что можно утверждать, что единственным в правительстве, кто мог дать распоряжение на захоронение Котку во дворе мечети, был Т.Озал. Тем более, что вторым человеком, похороненным там же в 1988 г. стала мать Озала Хафизе11. Когда в 1993 г. скоропостижно скончался сам Озал, к нему на могилу прямо из Бухары специальным самолетом доставили горсть земли с усыпальницы Бахаэддина Мухаммеда бин Мухаммеда (1318–1389), основателя ордена накшибенди.