Отнюдь не все вдовые священники стремились попасть на монастырское содержание. Многие предпочитали продолжать службу и кормить семью. В Новоржевском уезде за период с 1782 по 1795 гг. отмечено 5 случаев ухода в монастырь вдовых священников, в тоже время по клировым ведомостям 1788 г. в уезде числилось 12 вдовых священнослужителей в возрасте от 40 до 64 лет.[246]Имели место и случаи возвращения бельцов, добровольно выбравших жизнь в монастыре, обратно в мир. Проведя в монастыре два года, пожилой священник Михаил Лукин по причине старости и болезней попросился домой на содержание сына, который к тому времени стал священником вместо него. Консистория дозволила ему вернуться к сыну и жене.[247]
Основным результатом политики правительства, на наш взгляд, следует признать, отмеченное в литературе сокращение удельного веса духовного сословия в структуре населения Российской империи.[248]Государству удалось, периодически проводя разборы, на несколько десятков лет законсервировать численность духовного сословия. Жесткие штаты 1778 г., с одной стороны, не позволяли увеличивать число служителей церкви пропорционально возрастающему числу прихожан, но с другой стороны давали возможность самим прихожанам самим решать вопрос о целесообразности увеличения причта. Вместе с тем оно фактически сохранило и закрепило стихийно сложившийся в духовном сословии порядок наследования мест в причте, ликвидировало возможность прихожан выбирать клир и закрыло доступ в сословие выходцам из податных групп населения. Результатом такой государственной политики стало отсутствие конкуренции для сыновей священников и образование незамещенных вакансий, которые священники придерживали для членов своих семей. Белое духовенство разделилось на две группы, принадлежность к которым передавалась в большинстве случаев по наследству: священнослужителей и церковнослужителей. В ходе разборов чаще выбывали из сословия дети церковнослужителей, а освободившиеся церковнослужительские места зачастую переходили в руки священнических сыновей. Белое духовенства города и уезда к концу века также оказалось в значительной степени обособленным друг от друга. В городах со значительным числом храмов обычай передавать место в причте по наследству конкурировал с правом получения места по распоряжению епархиального начальства.
Открытость духовного сословия на выходе, характерная для периода правления Екатерины II способствовала возникновению родственных связей с представителями других сословий, прежде всего с городскими жителями: мелкими гражданскими чиновниками, купцами, отставными военными, мещанами и ямщиками.
Открывается возможность доступа в монастырь для представителей белого духовенства, в том числе и для сыновей причетников. Разделенные ранее на обособленные группы обитатели монастырей, объединяются в более крупные и более разнородные по социальному составу братства.
Глава 3. Духовное образование в Псковской епархии
По свидетельству современников и мнению большинства исследователей состояние духовного образования в России и, соответственно, уровень профессиональной подготовки служителей церкви не соответствовал сложности возложенных на духовное сословие задач. Просвещенные современники смотрели на духовных лиц как на “представителей невежества и суеверия”, и гордясь своей причастностью к новейшей западной философии, избегали общения с “защитниками рутины”.[249]Признавая наличие среди высших иерархов “весьма просвещенных и развитых” людей, английский путешественник Уильям Кокс, посетивший Россию в 1778 г., оценил уровень умственного развития основной части духовенства как “крайне неудовлетворительный”. По его свидетельству значительная часть приходских священников была просто не в состоянии прочесть Евангелие, отчего они “служили и говорили проповеди на память”. За 56 месяцев пребывания в столице России английский путешественник ни разу не встретился в светских гостиных с представителями духовного сословия, что было воспринято им как показатель их “грубости и неотесанности”, закрывающей путь в “образованное общество”.[250]Псковский архиерей Иннокентий (Нечаев) отмечал, что часть его подчиненных, совершая тайны, не понимает их значения. “Как слепой может показать прямой путь другому: как сам незнающий может научить иного...”, - обрушивается он на необразованных пастырей.[251]
Одной из главных причин необразованности духовенства, исследователи и современники полагали неудовлетворительное состояние духовных учебных заведений в России. Инструкция Комиссии церковных имениях 1762 г. отметила следующие проблемы в системе духовного образования:
- Бедное содержание архиерейских семинарий;
- Незначительное количество обучающихся в них “достойных и надежных” семинаристов;
- Недостаточный уровень подготовки учителей латинского и греческого языка;
- Отсутствие в программе обучения “философских и нравоучительных” наук, церковной и гражданской истории, географии;
- Принудительный порядок набора в семинарию.[252]
Ряд недостатков в системе духовного образования, вытекающих из этих проблем, отмечали и историки церкви. Среди них “жалкое, даже нищенское” содержание учеников, особенно находящихся на своем коште, а также невысокий уровень оплаты семинарских преподавателей, что приводило к отсутствию должного количества подготовленных преподавателей, вынужденному совмещению одним учителем 2-3 должностей.[253]Крайне низко оценивал уровень подготовки семинарских преподавателей Н.М. Никольский.[254] Сходную оценку профессиональной подготовке преподавательского состава духовных учебных заведений давал А.В. Карташев.[255]
В царствования Екатерины II и Павла I государственная власть не раз предпринимала попытки поднять уровень духовного образования. Во-первых, во второй половине XVIII в. дважды увеличивалась сумма, ежегодно выделяемая из казны на содержание духовных школ. В 1763 г. она составляла 40000 руб., в 1784 г. повысилась до 77500 руб., в 1797 г. Павел I увеличил ее до 142000, а в 1800 г. довел до 181931 руб. Изменилось и место данной статьи расходов в рамках общей суммы штатных расходов казны на духовное ведомство. Если в начале царствования Екатерины II доля расходов на образование духовенства составляла менее 9%, то к концу века достигла почти 19% от всей суммы государственных расходов на нужды церкви.[256]В годы царствования Павла I, даже учитывая возросшее число духовных учебных заведений в стране, можно говорить об увеличении денежной суммы получаемой на содержание каждой семинарией минимум на 1/3. Так, согласно “Росписи сумм, назначаемых в прибавку на содержание духовных училищ и на другие расходы до духовного чина относящиеся” от декабря 1797 г. псковская семинария стала получать годовое содержание в 3500 руб., что было на 1500 руб. больше получаемой ранее суммы.[257]Кроме того, казна в 1798 и 1799 гг. ассигновала средства на постройку новых и исправление старых семинарских зданий в некоторых епархиях. Например, псковская семинария согласно своему запросу получила по указу Синода 4000 руб. “на построение вновь флигеля, в котором бы было до 10 покоев”, а также бани и другие помещений.[258]
Во-вторых, одновременно с увеличением числа духовных школ, блестящая плеяда образованных архиереев-великороссов, среди которых наибольшую известность получили Платон (Левшин) митрополит московский и Гавриил (Петров) митрополит санкт-петербургский, поощряемые императрицей, попытались улучшить качество духовного образования. Одним из основных достижений нового подхода к организации духовного образования, который А.В. Карташев назвал “великорусским “модернизмом”, стало преподавание таких сложнейших дисциплин как богословие и философия не на латыни, а на русском языке. В качестве учебника по богословию отныне стал использоваться курс богословия Платона (Левшина).[259]Богословие стало преподаваться во всех семинариях. Семинаристам предоставлялась возможность овладеть не только латынью, но и греческим, еврейским, немецким и французским (до 1794 г.) языками. Русская риторика изучалась семинаристами по пособию, составленному М.В. Ломоносовым. Повсеместно распространялись такие предметы, вытеснявшие схоластику, как география, история, физика и отчасти метафизика.[260]
Наиболее серьезные изменения в этом направлении произошли в 80-е гг. Церковные и светские власти осознали необходимость обучения приходского духовенства читать книги и документы гражданской печати. С этой целью по епархиям согласно указу Синода были разосланы экземпляры азбуки гражданской печати, которые следовало раздать духовенству. Польза для государства от этого мероприятия очевидна: священник во многих населенных пунктах был единственным человеком способным прочесть крестьянам указ или манифест.[261]В 1784 г. Екатерина II, одновременно с увеличением ассигнований на содержание духовных учебных заведений, внесла первое серьезное изменение в систему преподаваемых в семинариях дисциплин. Подписанный ею именной указ гласил: “...снабдив Семинарии, по Епархиям заведенные, достаточною на содержание их суммою, Мы совершенно уверены, что Епархиальные Архиереи приложат всемерное старание о распространении в сих училищах всех тех знаний, кои для просвещения собственно и особливо духовного чина нужны и полезны, из числа языков греческий предпочтительнее других в оных преподаваем быть долженствует, как в рассуждении, что книги священные и учителей Православной Нашей Грекороссийской церкви на нем писаны, так и потому, что знание сего языка многим другим наукам пособствует.” Епархиальным архиереям предписывалось завести греческие классы в тех семинариях, где их еще не существовало. В них учащиеся должны были учиться не только читать по-гречески, но также писать, переводить и свободно говорить.[262]Исходя из вышеуказанных соображений, императрица обязала Синод по прошествию трех лет следить за тем, чтобы в замещении вакантных священнослужительских мест преимущество имели лица в совершенстве владеющие греческим языком. Создание в России системы народных училищ весьма ускорило процесс “модернизации” программы духовных учебных заведений. Именно у них церковь стремиться заимствовать методику преподавания некоторых новых для нее дисциплин. Согласно определению Синода от 1785 г. семинарии и училища следовало снабжать переплетенными выписками из “наставления, данного от комиссии об установлении народных училищ учителям французского и немецкого языков в воспитательное общество благородных девиц” и копиями с “устава, по которому все чины, к главному народному училищу принадлежащие поступать должны”. От епархиальных архиереев требовалось, отобрав нескольких семинаристов, способных быть учителями, отправить их в народные училища, “...чтобы они самым опытом порядок и употребление изображенных в том установлении правил познали ”. По возвращению из народных училищ, семинаристы должны были предъявить архиерею полученные ими там аттестаты. Предполагалось, что приобретенные таким образом знания и умения, начинающие преподаватели сперва применят в низших, а потом и высших классах. Кроме того, каждое духовное учебное заведение получало комплект современных учебных пособий, в который вошли: