Смекни!
smekni.com

История мировых религий (стр. 13 из 19)

Однако это не единственная проблема, по которой Аверроэс полемизировал с исламской догматикой. Он отрицал и бессмерт­ность индивидуальной души; при этом он исходил из идеи Аристо­теля, согласно которой душа соединена с телом, как форма с ма­терией, в каждом конкретном существе. Индивидуальная душа умирает вместе с телом, ибо с гибелью тела распадаются конкрет­ные чувственные представления и память, присущие каждому от­дельному человеку.

Аверроэс различает пассивный и активный разум. Пассивный разум связан с индивидуальными чувственными представления­ми человека, активный — имеет характер всеобщего, единичного интеллекта, который вечен. Только общий разум всего человече­ского рода в его историческом развитии является бессмертным.

Единичные души (разум индивида) участвуют в нем, содержат его, сам он, однако, является надличностным и по своей сути по­добен божественному разуму.

Это всеобщий активный интеллект земной сферы. Таким об­разом, Аверроэс онтологизировал высшую теоретическую спо­собность человеческого духа.

Религиозное представление о бессмертии индивидуальной ду­ши бессмысленно. Высшую нравственную ценность Аверроэс ви­дит в учении, которое воспитывает человека, чтобы он сам творил добро, а не в том, которое обусловливает поведение человека ожиданием вознаграждения и наказания на том свете. Его этика резко контрастирует с учением Мухаммеда, которое, с одной сто­роны, в живых красках описывает адские муки, а с другой — обе­щает небесные радости и блаженство в виде мягкого ложа, вина и черноволосых девушек с большими глазами, ожидающие ве­рующих.

Отношение между религией и философией Аверроэс понимал следующим образом: высшая и чистая правда, которую познает философ, в религии проявляется в чувственных образах, что мо­жет быть полезным для интеллекта простых, необразованных лю­дей. Религиозные же представления в интерпретации философов простые люди понимают иначе, что и является содержанием ис­ходного пункта учения о так называемой двойственной истине, одним из создателей которого был Аверроэс. Однако полная истина лишь одна — это истина философская. Смысл теории «двойственной истины» заключался в стремлении сделать науку и философию самостоятельными, избавить их от церковной опеки.

Неудивительно, что философия Аверроэса (впрочем, как и фи­лософия Авиценны) была резко осуждена исламской ортодоксией, а его трактаты было предписано сжечь, что, однако, никоим обра­зом не ослабило их влияния и не воспрепятствовало их дальней­шему воздействию, как происходило и в других подобных слу­чаях.

Скептическая мистика. Развитие арабской философии сравни­мо с развитием христианской схоластики и в том, что как реакция на интеллектуализирование религии под влиянием аристотелизма здесь тоже образуется мистическое направление. Его представите­лем был интеллектуальный скептик, последователь суфитского мистицизма и аскетизма аль-Газали (лат. Альгазель, 1059—1111), со­временник Ансельма, на поколение старше Бернара из Клерво, имевшего схожие с аль-Газали взгляды. Главный интерес аль-Газа-ли сосредоточивался на вере, которую он резко противопоставлял науке и философии. Свой скептический подход он демонстриро­вал в трактате «Опровержение философов», против которого энер­гично выступал Аверроэс. В этом трактате аль-Газали показывает вредное для веры влияние аристотелевских воззрении на науку и философию. Он отверг и принцип причинности, проявляющий­ся в мире естественным образом.

Огонь не может быть причиной пожара, ибо является мертвым телом, которое ничего не может сделать; пожар вызвал бог, а огонь был лишь временным средством, но не причиной. Философия должна способствовать религии.

Ориентация на мистику проходит через все его произведения. В познании, согласно его представлениям, позитивным является мистическое слияние с богом и откровение. Самыми худшими за­блуждениями философов он считал отрицание сотворения мира богом, его всемогущества и справедливости, божественного про­видения.

Современные религиозные движения. Фундаментализм и модернизм

1. Господство официозного атеизма в советской России

Еще в недавние времена религиозная, мистическая, эзотериче­ская, оккультная и тому подобная литература была в нашей стране практически недоступна. Читателей обильно потчевали только од­ной «истиной»: «научно-атеистической» — идеологическим сурро­гатом, не выдерживавшим никакой критики, даже с точки зрения рационалистической науки. Тем не менее, каждый «гражданин страны Советов» обязан был это мировоззрение усвоить и руководст­воваться им в понимании мира и своего места в нем. Однако под видом «научного» в массовое сознание внедрялся фактически ре­лигиозный подход: советское общество оставалось глубоко рели­гиозным — по стилю и способу мышления, по характеру ценностей, лежащих в основе поведения граждан. Тексты «классиков марк­сизма-ленинизма» являлись сводом истин в последней инстанции, источником мудрости на любой случай. Как и в средние века, когда ответ на любой вопрос искали в Библии, в работах «Отцов и Учи­телей Церкви», в текстах Аристотеля, ставшего непререкаемым ав­торитетом в мировоззренческих вопросах, так и в нашей стране, поставить под сомнение марксистские догмы означало «впасть в ересь». Марксистско-ленинское «научно-атеистическое мировоз­зрение», фактически, являлось одной из разновидностей «религий левой руки» — «религией человекобожия» — со своими сакральны­ми текстами, штатом жрецов-богоборцев, кровавым судом инкви­зиции, сатанинским по своей сути культом, неразрывно связан­ным с системой невиданных в истории массовых кровавых человеческих жертвоприношений, которые носили в основном ри­туальный характер, то есть были обусловлены прежде всего рели­гиозно-мистическими соображениями, и лишь поверхностно, на политическом уровне, были связаны с пресловутой «классовой борьбой». (Об этом, см., например, книгу крупнейшего эзотери­ка и визионера нашего времени Даниила Андреева «Роза Мира».).

2. Внутренняя и внешняя духовная свобода

Теперь внешней свободы стало больше. А вот прибавилось ли свободы внутренней, свободы в духовном мире каждого из нас?! Ведь разрыв между внешней и внутренней свободой даже опас­нее, чем относительно высокая, но более или менее совпадающая внутренняя и внешняя несвобода: если вторая ситуация тормозит развитие общества, но при этом остается надежда на то, что все может измениться к лучшему, как только внешние ограничения будут сняты, то первая ситуация вообще способна взорвать общест­венные связи и уничтожить само общество. Подлинная же внут­ренняя свобода обретается только постоянной напряженной ду­ховной работой.

В настоящее время много пишут, что православие возрождает­ся, поскольку в него хлынул поток новообращенных — людей, которые теперь якобы прониклись религиозными идеями, духовно прозрели и пришли к осознанию Бога. На основе этого, внешне­го, чисто количественного показателя, утверждается, что налицо явные признаки возрождения православия, а значит — духовного возрождения России вообще. На самом же деле о подлинном воз­рождении православия вряд ли можно пока говорить. Более того, в настоящее время по сути дела развивается еще более глубокий его кризис, чем в советские времена, когда православие пребывало как бы в «законсервированном» виде. Вновь обращенные, в дейст­вительности, в массе своей не исповедуют по-настоящему право­славие. И дело даже не в том, что многие из них не знают основ православного вероучения. Чтобы стать по-настоящему рели­гиозным человеком, мало заявить о своей вере в Бога, мало даже исправно ходить в церковь и по религиозным праздникам стоять со свечой перед иконами, как это, отдавая дань «духовной моде», делают многие из нынешних «власть имущих». Ведь религиозная вера — это сложнейший и богатейший культурный феномен, она формируется всем укладом, всем образом жизни, передачей тради­ций на уровне образцов поведения, их воспроизведением непо­средственно в жизни, во всех ее сферах, но вместе с тем и огромной внутренней работой — работой чувств, ума, души человека, кото­рую не может заменить простое посещение церкви и даже стара­тельное и добросовестное исполнение всех церковных обрядов. Чтобы обрести веру, человек, выросший в атеистической среде, дол­жен полностью переосмыслить себя и окружающий мир, и очень немногие на это способны, даже если многие к этому стремятся.

В «Буддийском Катехизисе» на вопрос «Есть ли в Буддизме ка­кие либо догмы, которые следует принять на веру?» дается сле­дующий ответ: «Нет. От нас серьезно требуют, чтобы мы ничего не принимали на веру, будь то написано в книгах, передано нам от наших предков, или преподано мудрецами. Наш Владыка Буд­да сказал, что мы не должны верить сказанному только потому, что так сказано; ни традициям, потому, что они дошли до нас из древности; ни слухам, как таковым; ни писаниям мудрецов, пото­му, что их написали мудрецы; ни фантазиям, про которые мы мо­жем думать, что они посланы нам Девой (т. е. предполагаемым духовным вдохновением); ни выводам, сделанным из поспешных заключений, которые мы могли сделать; ни тому, что может ка­заться аналогичной необходимостью; ни одному только голому авторитету наших наставников и учителей. Но мы должны верить, когда Писание, доктрина, или сказанное подтверждается нашим собственным разумом и сознанием. «Поэтому, — говорит Будда в заключение, — я учил вас не верить только потому, что вы слыша­ли, но когда верите, исходя из вашего сознания, затем поступать согласно с этим» (Блаватская Е. «Тайная Доктрина»). Эти слова в полной мере можно отнести не только к буддизму, но и вообще к любой религии: религиозная вера по-настоящему глубокой мо­жет быть только у тех, кто обладает собственным духовным, или, выражаясь наукообразно — «парапсихологическим» опытом, и поэтому совершенно определенно знает, что горний мир дейст­вительно существует. Если же в своих духовных исканиях человек никогда не проникал за пределы мира дольнего и собственным духовным опытом не обладает, то, по крайней мере, у него долж­но быть развитое религиозное чувство, наличие которого являет­ся результатом подсознательного восприятия горнего мира и обус­ловленной этим внутренней убежденности в действительном его существовании.