Смекни!
smekni.com

История мировых религий (стр. 6 из 19)

В университетах на факультетах теологии учили так называе­мой «тематической» проповеди, отличая ее от гомилии как про­поведи «свободной», безыскусной. В «тематической» проповеди требовалось по определенным логическим и риторическим прави­лам развивать «тему», заявленную в заглавии проповеди. «Темой» могла быть строка из Писания, похвала празднику или святому (в день памяти которого идет служба), толкование имени святого или вообще любого имени, рассуждение о событии, годовщина ко­торого приходится на день службы, и т. д. Такие проповеди чита­лись в храмах, т. е. были видом устной публичной торжественной речи, однако они готовились заранее, т. е. существовали и в пись­менной форме, и нередко впоследствии печатались — в качестве сочинений, представляющих самостоятельную богословско-публицистическую и эстетическую ценность.

«Тематическая» проповедь (еe еще называли «университет­ской») несколько веков ощущалась как вершина церковно-риторической учености.

Среди знаменитых руководств по ученому церковному красно­речию и украинская гомилетика — «Наука, албо способ зложеня ка­зани» (1659 г.) Иоанникия Галятовского, ректора Киевского колле­гиума, эрудита и полемиста. Он напечатал этот трактат в книге «Ключ разумения» — сборнике образцовых сказаний (проповедей), предназначенных в качестве практического пособия для проповед­ников. Автор подробно и просто рассказывает о двух жанрах пропо­веди — на воскресение и на похороны. Гомилетика написана как советы опытного проповедника начинающим — о том, как выби­рать и развертывать тему, как делать проповедь связной, добивать­ся внимания слушателей, как, говоря о неправедном богатстве, не слишком смущать и пугать богатых, как не приводить людей в от­чаяние надгробным словом и т. д. Это первая у восточных славян печатная риторика. В XVII в. она еще дважды переиздавалась в Кие­ве и Львове, переводилась на церковнославянский язык для Мос­ковской Руси и была настольной книгой для многих поколений священников.

Проповедь в известном смысле противостоит собственно бого­служению (литургии). Если чинопоследование служб строго зада­но Служебником и Типиконом, то проповедь — жанр свободный, «менее ответственный, менее обязательный, и поэтому предостав­ляющий проповеднику возможность определенного выбора содер­жания и способа пастырского учительного общения с верующими (выбора, разумеется, в известных границах). Новые тенденции в конфессиональной области обычно проявляются раньше всего именно в проповеди. Достаточно сказать, что вхождение народных языков в храм начиналось с проповеди, затем разрешалось чтение отрывков из Писания на народном языке, позже — новые молитвы, песнопения и только в последнюю очередь народный язык допус­кался в литургию.

В проповеди есть непредсказуемость и, следовательно, риск неортодоксальности. Поэтому православная и католическая цер­ковь, особенно в прошлом, так или иначе, ограничивали возможности проповедничества. Например, в православии право литургической проповеди дано только епископам и пресвитерам (священникам), но не диаконам.

Протестанты, напротив, активно развивали проповедничество, видя в свободной проповеди возвращение к чистоте и религиозно­му творчеству раннехристианских времен. Отказавшись от всех таинств, кроме крещения и причащения, протестанты именно в проповеди стремились видеть своего рода новое таинство sacrementum audibile, т. е. слышимое таинство. Косвенным образом это способствовало развитию проповеди у католиков и правосла­вных. Расцвет католической, в особенности иезуитской проповеди в эпоху контрреформации, отчасти был реакцией на успехи про­тестантского проповедничества, поисками «своего» противовеса тому, что привлекало христиан к протестантизму.

У православных восточных славян ученая литургийная пропо­ведь входила в церковный обиход начиная с XVII в., преодолевая при этом значительное сопротивление консервативных клери­кальных кругов. Мелетий Смотрицкий в 1629 г. писал, что еще не­давно православные восклицали: «О, проклятая проповедь!». За­щита или поощрение проповеди всегда были чреваты упреком в протестантизме. Аналогичные мотивы слышны и сейчас: например, московского священника отца Георгия Кочеткова обвиняют в протестантизме прежде всего за регулярные и продолжительные проповеди.

8. Христианская экзегетика и герменевтика. Толковые евангелия и псалтири

Термины экзегетика и герменевтика восходят к греческим сло­вам с близким значением (хотя и далеких корней) и поэтому пе­реводятся почти одинаково: экзегеза (от греч. exegetikos — разъяс­няющий) — это разъяснение, толкование; герменевтика ( от греч. hermeneutikos — разъясняющий, истолковывающий) — искусство, техника толкования классических текстов.

Иногда эти термины понимаются одинаково (например, в «Со­ветском энциклопедическом словаре»). Иногда между ними видят различие, причем есть две основных трактовки этих различий.

1. Экзегетика толкует текст с максимальным учетом конкрет­ных исторических условий его создания, в то время как герменев­тика озабочена интерпретацией исторического источника с пози­ций сегодняшнего дня.

2. Герметика стремится понять текст «из него самого» — путем исчерпывающего анализа его лексики, грамматики и экспрессив­но-стилистических качеств, в то время как экзегетика — активно привлекает «внешние» данные (исторические известия, показания независимых источников т. д.). Иногда под герменевтикой пони­мают фундаментальные принципы толкования, а под экзегетикой — изъяснение конкретного текста. Однако, разумеется, никакой од­ной пары терминов, впрочем, как и двух и трех, не хватит, чтобы обозначить все те аспекты и уровни понимания текста, которые различают в этом процессе современная психология и философия. Поэтому многозначное и нечеткое употребление этих терминов пока неизбежно и, в общем, терпимо.

В христианской традиции комментирование Св. Писания на­чинается уже в «Новом Завете», в частности в тех случаях, когда речь повествователя или персонажа содержит «глухую» ссылку на «Ветхий Завет», а затем евангелист дает ее развернутое толкова­ние, при этом на полях текста со временем стали сокращенно указывать то место в Библии, к которому отсылает данный стих.

Вот Иисус в Иерусалиме изгоняет из храма торговцев и менял. «И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда, и дом Отца Моего не делайте домом торговли». В словах Иисуса есть аллюзия к 68-му псалму: «Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословия злословящих Тебя падают на меня». Но читатель мо­жет не заметить намека, поэтому евангелист раскрывает его и од­новременно говорит о реакции на происходящее учеников: «При сем ученики Его вспомнили, что написано: «ревность по доме Твоем снедает Меня». При этом на полях стали помещать отсы­лки к нужному стиху 68-го псалма, а также указывать параллель­ные места в других библейских книгах.

Далее, толкования тех или иных стихов Писания были обыч­ны в проповедях — и в безыскусных гомилиях ранних христиан, и в поздних ученых проповедях, которые нередко строились именно как развернутое толкование библейской сентенции. Позже стали создавать последовательные (стих за стихом) толкования на отдель­ные книги Св. Писания. Первые такие толкования составляли византийские отцы церкви в IV—VI вв. Толкования требовались для проповеди и катехизации, для подготовки священников, а также и для более общих и широких задач развития богословия и все­стороннего осмысления Писания. Постепенно в восточном христианстве были созданы (на греческом языке) и переведены на церковнославянский толкования на все основные книги Нового Завета, а также на некоторые книги Ветхого Завета — в первую очередь на те из них, которые читались при богослужении.

В результате сложился особый тип (или жанр) канонических текс­тов — Толковое Евангелие, Толковая Псалтирь, Толковый Апо­стол. Книги этого типа включали библейский текст и толкования на него. У православных славян еще в допечатной книжности для «Псалтири» и «Песни Песней» имелось по несколько толковых версий (на церковнославянском языке), однако на некоторые книги не было толкований (в том числе для «Пятикнижия Мои­сеева» имелось толкование только на первые главы «Бытия», где говорилось о сотворении мира.

В новое время в христианстве выработаны толкования на все книги Ветхого и Нового Завета. В русской традиции такие сочи­нения могут иметь варьирующиеся жанровые обозначения: «От­кровение Господа о семи Азийских церквах (Опыт изъяснения первых трех глав Апокалипсиса)» А. Жданова, «Апокалипсис и обличаемое им лжепророчество» Н. Никольского, «Сборник ста­тей по истолковательному и назидательному чтению Апокалип­сиса» М. Барсова и т. п.

О стиле и характере современного толкования Писания мож­но судить по следующему отрывку из комментария к «Апокалип­сису» (комментарий относится к словам о Книге в деснице у Си­дящего на престоле, написанной внутри и от вне, запечатанной семью печатями (Откр 5,1): »Книги в древности состояли из кус­ков пергамента, свернутых в трубку или навитых на круглую пал­ку. Внутрь такого свитка продевался шнурок, который связывал­ся снаружи и прикрепляем был печатью. Иногда книга состояла из пергамента, который складывался в виде веера и был стянут сверху, припечатанным печатями на каждом сгибе или складе книги. В таком случае раскрытие одной печати давало возмож­ность раскрыть и прочесть только одну часть книги. Писание производилось обыкновенно на одной, внутренней, стороне перга­мента, но в редких случаях писали с обеих сторон. По изъяснению св. Андрея Кесарийского и др., под книгой, виденной св. Иоан­ном, следует разуметь «премудрую Божию память», в которой впи­саны все, а также и глубину Божественных судеб. В книге были, следовательно, вписаны все таинственные определения прему­дрого промысла Божия о спасении людей. Семь печатей означа­ют совершенное и всеми незнаемое утверждение книги, или же домостроительство испытующего глубины Божественного Духа, разрешить которое никто из созданных существ не может. Под книгой разумеются и пророчества, о которых Сам Христос ска­зал, что частью они исполнились в Евангелии (Лк 24, 44), но что остальные исполнятся в последние дни. Один из сильных Анге­лов громким голосом взывал, чтобы кто-нибудь раскрыл эту кни­гу, сняв семь печатей ее, но никого не нашлось достойного «ни на небе, ни на земле, ни под землей», кто бы дерзнул сделать это. Это означает, что никому из сотворенных существ недоступно веде­ние тайн Божьих. Эту недоступность усиливает еще выражение «ниже зретию», то есть «даже посмотреть на нее». Тайновидец мно­го скорбел об этом …» и т. д. (Архиепископ Аверкий. «Апокалипсис, или Откровение Святого Иоанна Богослова: История написания, правила для толкования и разбор текста.» М.: Оригинал, 1991. С. 31).