Смекни!
smekni.com

Жизнь и творчество Климента Александрийского (стр. 5 из 22)

Третье из указанной категории творений Климента называется "Церковное правило или против иудействующих". Опять же согласно свидетельству Евсевия (Церк. ист. VI,13,3), оно было посвящено епископу Александру Иерусалимскому. Только один фрагмент этого сочинения (в передаче св.Никифора Константинопольского) дошел до нас. Этот фрагмент, исходя из духовного понимания 3 Цар.8,27, гласит, что храм, построенный Соломоном, прообразовательно указывает на Воплощение Бога Слова и созидание Церкви Христовой. Возможно, данное произведение имело не только антииудейскую, но и антиеретическую направленность, т.е. было полемически заострено против ереси иудеохристанства, ибо понятие "канон" у Климента обычно обозначало истинную веру Церкви в противоположность еретическим заблуждениям [75].

Далее, преп. Анастасий Синаит и преп. Максим Исповедник приводят несколько выдержек и из еще одного сочинение Климента под название "О Промысле". Сохранившиеся фрагменты представляют собой богословско-философские определения. Например: "Божественная сущность является вечной, безначальной, нетелесной, неописуемой и причиной [всех] сущих ". В таком же духе выдержаны и другие фрагменты; в частности, приводится следующее определение Бога: Он есть Дух (ср. Ин.4,24), а Дух есть "сущность нетелесная и неописуемая". Если исходить из немногих сохранившихся выдержек, то создается впечатление, что в данном сочинении Климент трактовал преимущественно проблему отношения Бога к миру в нескольких её аспектах: аспекте творения, аспекте Промышления Божиего о мире и т.д.

Пятое произведение той же категории известно под названием: "Увещание к терпению, или к недавно крещенным". В одной рукописи XIV в. сохранился достаточно обширный фрагмент его. Он начинается так: "Упражняйся в безмолвии (т.е. - "внутреннем покое") и с помощью слов, и с помощью дел; [упражняйся в нём] и когда ведёшь разговор, и когда совершаешь путь пешком; избегай поспешной горячности. Таким образом ум [твой] всегда будет пребывать твердым и не впадёт в немощь, вызванную беспокойным нетерпением". Если исходить из этого обширного фрагмента, то указанное произведение Климента можно охарактеризовать как "трактат по нравственному богословию". Оно еще показательно в том аспекте, что учение об "исихии", столь существенное для православной аскетики, было намечено здесь, хотя, естественно, в самых беглых чертах.

Завершая обзор литературной деятельности Климента, можно еще отметить, что в древности был известен и сборник "Посланий" этого учителя Церкви. Во всяком случае, в "Sacra Parallela", приписываемых св. Иоанну Дамаскину, сохранились три коротких фрагмента из писем Климента. Один из них представляет определённый интерес; здесь говорится: "В нетленном Царстве нет желания, но [Оно преисполнено] всяческих благ ( - "есть наличие всяческих благ"). Поэтому [и христианину здесь] не следует испытывать [какого-либо] желания, поскольку это желание возникает из [чувства] лишенности, а когда имеешь всё, то ничего и не желаешь". Наконец, можно еще отметить, что сохранились выдержки (числом 20) из неизвестных творений Климента, идентифицировать которые не представляется возможным. Палладий сообщает о сочинении его под названием "На пророка Амоса", а Евсевий - о другом произведении под названием "Диалоги о посте и злоречии", но что представляли собой данные творения остается неизвестным.

Следовательно, Климент Александрийский был достаточно разносторонним писателем и "пробовал себя" в самых разнообразных литературных жанрах: в богословских и этических трактатах, в "летучих думах" философа, в толкованиях на Священное Писание и пр. Такое многообразие литературной деятельности отражает многогранность его личности, как богослова и мыслителя. Кроме того, "самые сочинения Климента показывают, что Климент имел необыкновенно обширные сведения и дарования; при сердечной любви ко Христу и уважении к христианству, глубоко проникал он в дух христианства и в потребности времени" [76]. Поэтому "его значение в истории христианского просвещения тесно связано с процветанием александрийской школы, которую он именно, вместе с о своим талантливым учеником - Оригеном, поставил на такую высоту ученой славы, при которой школа долгое время служила путеводною звездою для последующих христианских поколений" [77]. Охватить все грани миросозерцания Климента в беглом очерке достаточно сложно, а поэтому своей задачей мы поставляем наметить лишь основные темы и ведущие богословские интуиции александрийского "дидаскала".

Как и большинство древнецерковных писателей он не был "систематиком", но можно констатировать, что, при внешнем часто несколько хаотичном течении его мысли, логика и "структурность мышления" несомненно присущи Клименту. Это и не удивительно, ибо он был учеником Бога Слова (Логоса), а мир мысли человека, внимающего Логосу необходимо запечатлевается "логосностью". Задачей исследователя является только уловить и вычленить данную "логосность".

Отношение Климента к греческой философии.

Довольно обычно Климента характеризуют в качестве "христианского любомудра". Так, Д.Миртов говорит о нём следующее: "Климент Александрийский занимает особенное место в церковной литературе: он - христианский философ. Уже в древности, у последующих за ним писателей, которые называют его "превосходнейшим учителем христианской философии", "философом", "по истине философом из философов" утвердилась за Климентом слава философа. И по справедливости. Едва ли из учителей Церкви найдется более горячий защитник философии, чем Климент"[1] . В связи с такой характеристикой этого древнецерковного писателя, естественно возникает вопрос об отношении его к предшествующей и современной ему античной философии. И здесь необходимо сразу констатировать, что оно было далеко не однозначным: в решении вопроса об отношении христианства к языческой философии у Климента наблюдается несколько тенденций, которые, на первый взгляд, не всегда органично сочетаются друг с другом [2].

Прежде всего, Климент исходит из того тезиса, что "и философия есть в некотором роде дело Божественного Промысла"(Стром.I,1); сама по себе она не приносит вреда человеку, не является "творящей причиной"ложных мнений и дурных дел, как считают некоторые [из христиан], но есть "явный образ истины" и "Божий дар эллинам" (Стром.I,2). Таким образом, Климент определённо придерживается теории Божественного происхождения греческой философии. Согласно его мнению, эллинские мудрецы обладали в некоторой степени и Боговедением благодаря "естественной мысли" или "общему (присущему всем людям) уму". Говоря о "естественной мысли" или "общем уме", Климент предполагает, что разум (ум) человека есть дар Божий и связан с Божественным Разумом (Логосом). Исходя из такой посылки, александрийский учитель порой даже склонен сополагать эллинскую мудрость с Ветхим Заветом. В частности, он замечает, что единый и единственный Бог познавался эллинами "на языческий лад", иудеями - "на иудейский манер"; христианами же он познаётся по-новому, т.е. духовным образом. Высказываясь об эллинах, иудеях и христианах, как о "трёх народах", Климент замечает, что единым Господом они воспитывались с помощью различных заветов. Поэтому, чем являлись ветхозаветные пророки для иудеев, тем же были и философы для эллинов (Стром.VI,5). Однако, сополагая Ветхий Завет и греческую философию, Климент в то же время подчеркивает, что познание Бога у эллинов было "тусклым и слабым". Их философия характеризуется как "элементарная", лишь только "подготавливающая к Истине", подобно тому, как и Ветхий Завет был лишь "приуготовлением" к христианскому Благовествованию (Стром.VI,8). И в общем, эллины не знали, Кто есть Бог, а также, каким образом Он является Господом, Отцом и Создателем, не ведая и остального "домостроительства Истины", поскольку не были научены [Самим Богом] относительно этого "домостроительства" (Стром.V,14).

В этой же связи Климент ссылается, подобно Ермию Философу, на представление, восходящее к "Книге Еноха", о "похищении" философии падшими ангелами. Данное представление Климент интерпретирует в том плане, что философия не была непосредственно послана Господом, но пришла в мир, "яко тать", или иначе - была "дарована вором". Однако, при подобной констатации, Климент подчеркивает, что данное "хищение" имело промыслительный смысл: Господь ведал о "краже", но не стал препятствовать ей. Ведь Божественной Премудрости, Добродетели и Силе свойственно не только благотворить, но и "задуманное ради зла" приводить к благой и полезной цели. Поэтому и философия уподобляется Климентом "малому огню", похищенному Прометеем: она обладала способностью разгореться и стать "светом", поскольку являлась своего рода "неким следом Премудрости", будучи "движением окрест Бога". Вместе с тем, Климент не боится называть эллинских философов "ворами и разбойниками" (ср. Ин.10,8), ибо они, заимствовав до Пришествия (т.е. до Воплощения) Господа у еврейских пророков "части Истины", не признались в этом, но присвоили их себе, выдавая за собственные учения. Согласно александрийскому "дидаскалу", такой "проступок" греческих философов имел следствием то, что одни из заимствованных ими ветхозаветных учений они извратили, другие, не поняв, облекли в форму "суетной софистики", а третьи вообще измыслили сами (Стром.I,17). Поэтому философия, хотя и является "исканием (исследованием) истины", не есть "причина постижения [этой истины]", будучи лишь "способствующей (вспомогательной) причиной" такого постижения. Исходя из этой мысли, Климент подчеркивает принципиальное различие "эллинской мудрости" и христианского вероучения: "эллинская истина" отличается от Истины христианской, хотя она и причастна тому же самому названию истины; христианская Истина превосходит эллинскую и величием ведения, и вескостью доказательств, и Силой Божией, поскольку христиане научены Самим Богом и наставлены (воспитаны) в Священных Писаниях Самим Сыном Божиим. Учение о Боге они обрели через веру, помимо "общего образования" и изучения эллинской философии; некоторые из них были и совсем безграмотными, но это не препятствовало им постичь высший смысл бытия, ибо "движителем" их была "божественная и варварская философия". Учение Спасителя, будучи самодостаточным, в принципе не нуждается в "дополнении" его греческой философией, ибо оно ни в чем не нуждается (Стром.I,20).