Напротив, М.М. Агарков характеризовал субъективное право "как предоставленную лицу возможность привести в действие аппарат государственного принуждения"[11], а О.С. Иоффе в дополнение к высказанной точке зрения отмечал, что субъективное неимущественное право лица есть не что иное, как "право гражданина требовать, чтобы осуществленная морально-политическая оценка его личности формировалась на основе правильного восприятия того, что он сделал или не сделал"[12]. То есть возникновение субъективного права было поставлено в зависимость от конкретного юридического факта (например, противоправное посягательство на нематериальное благо). Однако независимо от указанных выше мнений по вопросу возникновения субъективного права неизменным оставалось и остается до сих пор положение, согласно которому субъективное право лица рассматривается как мера его возможного поведения, обеспеченная законом и тем самым соответствующая поведению иных обязанных лиц[13]. Мера поведения при этом не рассматривается как конкретное нематериальное благо. "Субъективное право предоставляет лицу возможность удовлетворить материальные и духовные запросы, т.е. пользоваться социальными благами"[14].
Таким образом, наука гражданского права разграничивает понятия нематериальных благ и неимущественных прав на них.
Современная доктрина, в частности, говорит, что ни одна отрасль права, а равно и отдельные нормативные акты не могут наделить лицо честью, достоинством, здоровьем, именем, иными неимущественными благами, однако "... лишь в связи с содержанием соответствующей правовой нормы признается юридическая принадлежность субъекту жизни, чести и достоинства, личной свободы и неприкосновенности..."[15], с содержанием нормы права соответственно связывают и возможность защиты нематериального блага. В последнем случае речь идет о субъективном праве лица на конкретное нематериальное благо, т.е. о личном неимущественном праве. Нематериальные блага, как отмечено в современной литературе, не имеют экономического характера, они неотделимы от личности, носят невещественный характер, носят переменный характер[16]. Неимущественные права, в свою очередь, опосредуют отношения, возникающие по поводу личного неимущественного блага, в том числе по его приобретению и защите.
Тем не менее ГК РФ фактически смешивает (отождествляет) понятия личных нематериальных благ и неимущественных прав. Пункт 1 статьи 150 ГК РФ говорит, что жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбор места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права и нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом.
Представляется, что законодатель в ГК РФ приравнял неимущественные блага, т.е. отношение физического (юридического) лица и конкретного материального или нематериального объекта окружающего мира, с субъективным правом лица на такое нематериальное благо. Более того, исходя из содержания ст. 150, 151 ГК РФ неимущественное право само по себе рассматривается как некое нематериальное благо.
Более того, значительная часть юристов рассматривают неимущественные права и нематериальные блага в контексте действующего ГК РФ, т.е. в качестве тождественных понятий[17].
В частности, Н.Д. Егоров говорит о правах на неимущественные блага, воплощение которых осуществляется личностью, называя при этом такие нематериальные блага, как право на имя, право на товарный знак, право на честь и достоинство, право на собственное изобретение[18].
О.А. Пешкова также совместно рассматривает нематериальные блага и права на них, выделяя одновременно блага, направленные на физическое благополучие, права на формирование индивидуальности, права, обеспечивающие автономию воли субъекта, права, направленные на охрану интеллектуальной и иной деятельности[19].
На данный счет существуют и иные, диаметрально противоположные, мнения. Примечательной в этом отношении является точка зрения М.Н. Малеиной, указывающей на невозможность однопорядкового применения таких понятий, как нематериальные блага и неимущественные права на них. Анализ неимущественных отношений М.Н. Малеина строит на основе четкого разграничения нематериальных благ и личных неимущественных прав[20]. При этом М.Н. Малеина прямо указывает, что объединение в одном термине прав и благ юридически некорректно. "Само личное неимущественное право и его объект тесно взаимосвязаны, но не тождественны"[21].
Итак, нематериальные блага - это разновидность объектов гражданских прав, которые, как указывалось выше, характеризуются их неэкономическим и невещественным характером. Нематериальные блага присущи конкретному юридическому или физическому лицу и могут носить переменный характер.
Личные неимущественные права - субъективные личные права лица (физического или юридического), объектом которых выступает нематериальное благо. Личные неимущественные права отличны от иных прав их нематериальным характером, направленностью на развитие индивидуума, спецификой оснований возникновения и прекращения. Предметом регулирования и охраны личного неимущественного права выступает особый объект - нематериальное благо.
Поскольку личные неимущественные права возникают в связи с рождением гражданина или созданием юридического лица, их содержание определяется непосредственно нормами права. Значит, нарушение этих прав есть правонарушение в прямом смысле этого слова.
Поведение, не соответствующее правовым нормам, привлекает достаточно широкое внимание исследователей[22]. Правонарушение обладает рядом отличительных признаков. Оно всегда представляет собой действие субъекта права, а не воздействие сил природы или предметов, не действия животных. Оно получает объективированное выражение в поступках.
Нарушение личных неимущественных прав может оказаться несвершенным, когда лицо предпринимает действия, которые только в дальнейшем приведут к нарушению прав и интересов других субъектов. Чаще всего покушение легко распознается при совершении масштабных мероприятий, когда их опасность для других лиц становится очевидной уже при постановке задачи, а затем на стадии проектирования либо начала работ. Так, жители г. Мытищи и Мытищинский городской совет народных депутатов обратились в Московской областной суд с заявлением о признании незаконным распоряжения главы администрации Московской области от 16 декабря 1991 г. «О продолжении строительства Северной ТЭЦ» по тем основаниям, что оно издано с нарушением требований Закона «Об охране окружающей природной среды», норм о порядке государственной экологической экспертизы и других актов. При рассмотрении дела выяснилось, что были допущены нарушения на стадии проектирования строительства, — отсутствовало технико-экономическое обоснование строительства, не соблюдены правила о землеотводе под строительную площадку, не согласованы с территориальными органами контроля и надзора условия природопользования. Суд пришел к выводу, что изданное распоряжение незаконно, так как при отсутствии положительного заключения государственной экологической экспертизы нарушается право на здоровую и благоприятную окружающую среду[23].
Как известно, в теории государства и права признано, что система нормативных правовых актов уже одним своим существованием воздействует на людей и социальные структуры, информируя их о допустимом поведении и предоставляя возможность сориентироваться в социальных ценностях[24].
Право управомоченному липу на защиту включает в себя возможность применения к нарушителю мер, которые позволяют либо предотвратить нарушение, либо восстановить уже нарушенное право. Соотношение субъективного права и правомочия на защиту неоднозначно. В литературе по этому поводу сформировались две точки зрения.
Н.Г. Александров полагал, что в состав субъективною права входят три правомочия: возможность совершать собственные действия и правомочие требовать от другой стороны определенного действия, а также обратиться к государственным органам за защитой от нарушения[25]. В.С. Ем полагает, что право на защиту является правомочием, которое входи г в состав субъективного права: «...субъективное право на защиту — это юридически закрепленная возможность управомоченного лица использовать меры правоохранительного характера с целью восстановления нарушенного права и пресечения действий, нарушающих право»[26]. Матузов Н.И. занимает аналогичную позицию. Он считает, что «один из видов возможных действий, поведения обладателя субъективного права» — обращение к принудительной силе государства, иначе говоря, такая возможность есть составная часть права субъекта[27].
Такой подход широко признан в литературе[28]. Эта точка зрения объясняется следующим образом: «Данное право в качестве реальной правовой возможности появляется у обладателя регулятивного гражданского права лишь в момент нарушения или оспаривания последнего и реализуется в рамках возникающего при этом охранительного гражданского правоотношения»[29].