Рис. 9. Динамика криминальной виктимизации женщин, потерпевших
от преступных посягательств
Динамика виктимизации несовершеннолетних повторяет динамику виктимизации женщин (до 2007 г.), т.е. с 2003 по 2006 гг. зафиксировано последовательное увеличение числа потерпевших несовершеннолетних, с наиболее значительным приростом в 2005 г. (+54,3%). В 2007 г. зафиксировано его снижение на 16,9%. По прогнозным сведениям криминальная виктимизация несовершеннолетних в текущем году останется примерно на том же уровне (+0,2%) (см. Рис. 10).
Рис. 10. Динамика криминальной виктимизации несовершеннолетних, потерпевших от преступных посягательств
Кроме того, по данным Уполномоченного по правам человека при Президенте Российской Федерации, ежегодно примерно 38 000 детей уходят из семей в связи с жестоким обращением родителей, попадая в сложные и часто опасные для жизни и здоровья ситуации, в которых могут встать на преступный путь, а наиболее вероятно – стать жертвой.
Виктимизация несовершеннолетних неразрывно связана с таким социальным явлением, присущем в большей степени именно детской и подростковой среде, как буллинг. Английское слово буллинг (bullying, от bully – хулиган, задира, грубиян) обозначает запугивание, физический или психологический террор, направленный на то, чтобы вызвать у другого страх и тем самым подчинить его себе. Раньше это было просто житейское понятие, но в последние 20 лет оно стало международным социально-психологическим и педагогическим термином, за которым стоит целая совокупность социальных, психологических и педагогических проблем[7].
Буллинг включает четыре основных компонента:
– агрессивное поведение;
– негативное поведение осуществляется регулярно;
– участники конфликтной ситуации обладают неодинаковой властью;
– агрессия является умышленной.
Буллинг – явление глобальное и массовое. По словам 1200 детей, ответивших на вопросы Интернет-сайта KidsPoll, буллингу подвергались 48% , в том числе 15% – неоднократно, а сами занимались им 42%, причем 20% – многократно.
Обычно речь идет об отношениях, складывающихся в детской среде. Жертвами буллинга становятся замкнутые и застенчивые дети, с низкой самооценкой, склонные к депрессиям, они чаще своих ровесников думают о самоубийстве и не имеют близких друзей и успешнее общаются со взрослыми, нежели со сверстниками.
Вместе с тем существует и другая, численно меньшая, категория жертв буллинга, так называемые провокативные жертвы. Часто это дети, испытывающие трудности в учебе или страдающие расстройствами внимания и повышенной возбудимостью. Хотя эти дети по природе не агрессивны, их поведение часто вызывает раздражение у многих одноклассников, учителя их тоже не любят, что делает их легкой добычей и жертвами буллинга и способствует закреплению социально невыгодных психологических черт и стиля поведения[8].
Буллинг существует не только среди детей, но и в отношениях между учителями и учащимися. Некоторые учителя, злоупотребляя властью, оскорбляют, унижают и даже бьют своих учеников, а другие сами подвергаются буллингу со стороны учащихся. Психологически эти процессы взаимосвязаны. По данным опроса 114 учителей английских начальных школ, учителя, которые в начале профессиональной карьеры пережили буллинг, больше других склонны подвергать ему своих учеников и, в свою очередь, подвергаются травле с их стороны, как в классе, так и вне школы[9].
Разновидность буллинга – такое специфическое явление мужских сообществ как дедовщина в Вооруженных силах РФ. Вопреки распространенному мнению, дедовщина не является признаком исключительно российской действительности, однако в нашей стране имеют место беспрецедентные примеры (дело Андрея Сычева). Существованию дедовщины благоприятствует закрытость воинских частей и училищ, а также определенные макросоциальные процессы. Гражданское созревание молодых людей часто отстает от физического. Жизнь на всем готовом, подчинение приказам командиров и жесткая зависимость от группы способствуют развитию известной инфантильности, включая недостаточную индивидуализацию поведения и ценностей.
Срок службы потерпевшего в Вооруженных силах РФ является доминирующим фактором в виктимологической характеристике жертвы насильственного преступления в воинской среде, поскольку и потерпевшие и преступники находятся в одной возрастной группе – 18 – 20 лет. Однако следует отметить, что в 78% случаев жертва оказывается моложе преступника. Основной контингент потерпевших от преступного насилия состоит из военнослужащих, прослуживших от 0,5 до 1 года. Это обусловливается тем, что прибывающее в войска пополнение в течение 1 – 3 месяцев, а иногда и более, находится в некоторой изоляции от остальной массы военнослужащих.
Еще одной чертой, характеризующей личность потерпевшего военнослужащего, является сокрытие фактов насилия, совершенных в отношении его, нежелание привлечь к ответственности обидчика. Основными мотивами такого поведения являются: боязнь расправы со стороны сослуживцев за предательство, слабость характера, чувство ложного товарищества; неверие в возможность помощи. Лишь незначительное число потерпевших (около 8%) заявили о случаях насилия в отношении себя, о преступных посягательствах в отношении сослуживцев командованию обычно не сообщает никто, хотя нередко очевидцы таких посягательств сами ранее или впоследствии становились жертвами этого же преступника.
Результаты исследований свидетельствуют, что поступающие в войска новобранцы психологически готовы к будущим издевательствам еще до своего прихода в Вооруженные Силы. При этом 82% из них считают такие глумления и издевательства традицией, через которую обязан пройти «настоящий мужчина», более половины призывников слабы в физическом отношении, не подготовлены к психологическим нагрузкам; у 30 – 40% призывников процесс адаптации к армейским условиям затягивается до 6 месяцев, а некоторые из них на протяжении всей службы так и не адаптируются к ним.
К этому необходимо добавить и то, что у новобранцев отсутствует реальная возможность оказать правонарушителям сопротивление, поскольку традиции дедовщины охраняются старослужащими и отдельные попытки оказания сопротивления одному из правонарушителей пресекаются при необходимости всем контингентом (или поддерживающей эти традиции группой) старослужащих.
Подобное отношение военнослужащих к насильственным посягательствам способствует неоднократной виктимизации, росту самоубийств военнослужащих[10].
Еще одной разновидностью буллинга является тот, что имеет место в пенитенциарных учреждениях. Жертвами его могут быть, как осужденные, так и сотрудники учреждений, исполняющих наказания.
Наиболее подвержены насильственным посягательствам со стороны осужденных те представители персонала исправительной колонии, которые непосредственно по своим служебным обязанностям контактируют с ними (сотрудники службы безопасности ИК, младший контролерский состав, начальники отрядов, оперативный состав, медицинский персонал, вольнонаемные сотрудники производственной базы)[11].
С учетом изложенного можно считать, что буллинг в определенных ситуациях является начальной стадией процесса виктимизации, поскольку часто остается вне поля зрения, формируя, с одной стороны у детей и взрослых, его применяющих, чувство безнаказанности, вседозволенности, а также нетерпимое отношение к интересам и чувствам окружающих, с другой – затрудняет сопротивление ему со стороны отдельно взятого индивида, способствуя криминализации атмосферы социальной среды.
Снижение показателей динамики виктимизации по лицам, потерпевшим в результате преступных посягательств; по расследованным преступлениям, совершенным из корыстных побуждений, по бытовым мотивам, из сексуальных и хулиганских побуждений; а также несовершеннолетних, потерпевших от преступных посягательств; погибших и получивших тяжкий вред здоровью в результате преступных посягательств, т.е. практически всех рассмотренных выше показателей, представляется закономерным на фоне снижения общего числа зарегистрированных преступлений (на 7,1%).
2. Латентная виктимизация
Проведенный авторским коллективом анализ криминальной виктимизации в Российской Федерации основан на официальной статистике, без учета латентности. Латентная виктимизация представляет собой социальное явление, которое включает в себя процесс превращения того или иного лица в жертву преступления, не ставший известным правоохранительным органам, а также совокупный результат подобного процесса на массовом уровне. Если ее учесть, а также еще и близких родственников пострадавших, их иждивенцев, то количество жертв преступлений составит более 10 млн. человек[12]. По данным некоторых других исследователей ежегодно от преступлений в той или иной мере страдает до 38 млн. россиян[13].
Такое расхождение официальной статистической информации и результатов исследований криминологов может быть объяснено следующими факторами.
1. Ежегодно правоохранительные органы не могут установить судьбу более 70 тыс. граждан, пропавших без вести. По таким фактам уголовные дела возбуждаются в основном лишь после получения информации о криминальном характере исчезновения, например в рамках расследования бандитизма, деятельности организованного преступного сообщества. В совместных указаниях Генеральной прокуратуры РФ и МВД России «О совершенствовании деятельности по раскрытию убийств, связанных с безвестным исчезновением граждан, и розыску лиц, пропавших без вести» от 20 ноября 1998 г. определены признаки, каждый из которых дает основание полагать, что пропавший стал жертвой преступления. Формально каждый из них является основанием для возбуждения уголовного дела. Однако, как показывает практика, для принятия решения о возбуждении уголовного дела необходимо учитывать имеющиеся признаки не в отдельности, а в совокупности[14].