Выражаясь внешне в системе обычаев, нормы первобытного строя, будучи единым мононормами, по своему содержанию воплощали естественную, природную необходимость, согласующуюся с коллективистскими началами - экономическими и управленчески-организационными, характерными для этой стадии развития человечества - «первобытного коммунизма»[26]. Поэтому они представляли собой нерасторжимое единство и биологических, и производственных, и моральных, и религиозных, и обрядово-ритуальных требований, ,подчеркивается «как бы диффузный, синкретный характер первобытной норматики, включающей в себя и мораль, и этикет, и зачатки права, и даже религиозные предписания и запреты»[27].
Однако то обстоятельство, что система социального регулирования складывалась из мононорм, вовсе не означает, что нормы-обычаи, в форме которых существовали мононормы, не отличались известными особенностями по своим регулятивным свойствам, в частности, по тому, как и в какой последовательности выражались в них запреты, дозволения, позитивные обязывания. В литературе уже отмечалось, что само формирование норм-обычаев исторически происходило так, что первоначально сформировались запреты. И лишь потом появились позитивные обязывания и дозволения[28]. В этом отношении есть основания полагать, что как раз в специфике дозволений и запретов (а также позитивных обязываний) и состоит важная особенность инфраструктуры социального регулирования первобытных обществ.
Какие же моменты представляются здесь наиболее существенными?
Во-первых, это доминирование запретов, причем такое, которое придавало всей системе регулирования в общем запретительный характер. Повсеместно, во всех уголках нашей планеты, нормы поведения людей в первобытных обществах (в том числе и на начальном этапе их развития - праобществе) выступали преимущественно в виде табу[29]. И хотя табу не сводились к одной лишь норме-запрету, в его основе все же лежал безусловное запрещение. Более того, весьма вероятно, что форма табу носили все первые нормы поведения, в том числе и такие, которые имели позитивное содержание. Это связано с тем, что в первобытных обществах, в особенности в праобществе, новые социальные потребности были одновременно и потребностями, и ограничениями биологических инстинктов. Да и «права»отдельных индивидов в той мере, в какой о них в отношении праобщества и первобытного общества в целом можно вообще говорить, были по большей части только «оборотной стороной» обязанностей индивидов перед обществом, коллективом. Так, обязанность не препятствовать доступу к добыче остальных членов коллектива оборачивалась для них и правом: правом каждого из них получать долю[30]. Вместе с тем, как показано в литературе по истории первобытных обществ, мононормы-обычаи отличались известной гибкостью; они, в особенности на более поздних стадиях, «далеко не всегда угнетали и подавляли всякую личность; напротив, обычай и общественное сознание давали и тогда выдающейся личности определенные возможности для самовыражения, инициативы, личной деятельности»[31].
Во-вторых, это первичный характер запретов и входивших в их орбиту позитивных обязываний и «прав»: они являлись прямыми, ближайшими выражением социальных (биосоциальных) условий жизнедеятельности и, стало быть, естественными, непосредственно-социальными правами и обязанностями. С самого начала они выступали в виде прямого и ближайшего выражения коллективистских начал в жизни первобытных обществ, доминирования «целого» - рода, племени - средствами «нейтрализации опасности, которую представлял для общества зоологический индивидуализм»[32]. В данном отношении запреты, выраженные в виде табу, имели первобытный непосредственно-социальный характер. И точно так же, как и все общество первоначально является еще праобществом, они, запреты (а кроме того, обязанности и «права», выступали как празапреты. Вот эта первичность, изначальность первобытных запретов и входивших в их орбиту позитивных обязываний и «прав» многое объясняет в особенностях их действий. В частности, их жестокость, твердость, непререкаемость в значительной мере объясняются жестокостью, твердостью, непререкаемостью самих требований жизнедеятельности первобытных людей, в том числе требований, имевших в своей основе биологические предпосылки.
В-третьих, это - предметность, казуистичность запретов, отсутствие в них обобщающих, интеллектуальных компонентов, сторон. Если табу потому и отличается от запрета, что охватывает известные духовно-идеалогические моменты (представления о неотвратимой опасности при нарушении табу, чувство ужаса и страха перед этим), то сам запрет крепко привязан к строго определенному предмету реального или воображаемого мира. Тем более что само первобытное мышление, пользовавшееся комплексом знаков и символов, занимает промежуточное положение между такой высокой разновидностью мышления, когда оно оперирует понятиями, и такой, более низкой, первичной ее разновидностью, когда вместо понятий есть лишь «сырые образы». Вот почему мононормы первобытного общества всегда предметны, казуистичны: они посвящены либо брачным отношениям, либо ритуальным отношениям при выходе на охоту, либо порядку распределения добычи, либо празднествам, торжествам по тому или иному случаю и т.д.
Обобщающее интеллектуальные компоненты проникали в систему социального регулирования первоначально не путем придания мононормам и запретам более общего характера, не путем выработки принципов регулирования, а прежде всего путем придания нормативного характера мифам, сказкам, сагам, былинам и иным формам художественного общественного сознания. Знаменательно, что спонтанно рождаемые условиями жизнедеятельности людей первобытные обычаи затем оснащались «идеологическим осознанием в виде правила поведения и верования»[33], они осознавались «частью как традиционные правила поведения, частью как веления сверхъестественных сил, не подлежащих сомнению и критике»[34], что уже придавало соответствующим правилам характер религиозно-моральных норм.
В то же время надо видеть, что регулятивно-общий характер первобытных норм-обычаев, когда они целиком, без всяких исключений, охватывали все случаи данного вида, всех членов группы (например, абсолютный запрет, выраженный в экзогамии), не был построен на какой-либо обобщающей идее, мысли, принципе, а был продиктован изначальностью запретов, их непосредственно-социальным характером. Впрочем, и это «общее» представляется, причем и в перспективе, важным, и его следует принять во внимание при характеристике не только социального регулирования в целом, но и права. Все вышеизложенное касается зарождения социальных норм как регулятора общественных отношений высказанных историками и правоведами. Теперь же хочется привести точку зрения О.Е. Кутафина на современное положение социальных норм и их определение в современном обществе.
О.Е. Кутафин дает следующее определение социальным нормам. «Социальные нормы - это правила поведения, регулирующие отношения между людьми. Это своего рода образцы, стандарты, масштабы поведения одного человека по отношению к другому. Социальные нормы учитывают интересы тех или иных групп и могут создаваться определенными социальными группами, хотя существует немало и общечеловеческих норм»[35].
Кроме того он классифицирует социальные нормы по следующим признакам.
Во-первых, они регулируют не отдельные случаи или конкретные общественные отношения, а типичные ситуации или вид общественных отношений (поведение в общественном месте, отношение к старшим, проведение демонстраций и т.п.).
во-вторых, социальные нормы рассчитаны на многократное повторение. Урегулировав одну ситуацию, социальная норма начинает действовать вновь, если возникает аналогичная ситуация.
В-третьих, социальные нормы имеют общий характер, т.е. они рассчитаны не на одного или нескольких человек, а на многих лиц, поименно не указанных. Неперсонифицированность, неконкретность адресата - вот что их характеризует. Такой точки зрения придерживается О.Е. Кутафин, мне хочется согласиться как с таким определением, так и с такой классификацией социальных норм, тем более он проводит ее более детально нежели другие авторы учебных пособий и авторы периодических статей посвященных этой проблеме.
В своем поведении люди используют большое разнообразие социальных норм. В их числе можно выделить:
1. Ритуалы – правила поведения, в которых акцент делается на внешнюю форму поведения. Содержание же ритуала не столь важно. Иначе ритуал можно определить как церемонию, демонстративное действие, имеющее целью внушить людям определенные чувства.
2. Обряды – так же заключаются в символических действиях, но в отличие от ритуалов они глубже проникают в психологическую сферу человека, преследуя воспитательные, идеологические цели.
3. Мифы – образные примеры (сказки, былины), которые учат людей тому, что следует делать, а что делать нельзя (миф об ахиллесовой пяте и др.).
4. Обычай – это правило поведения, сложившееся исторически, на протяжении жизни нескольких поколений, ставшие всеобщими в результате многократного повторения. Обычай иначе можно определить как стереотип поведения. Он прочно входит в сознание людей потому, что выражает какую-то жизненную закономерность.
5. Традиции так же, как и обычаи, регулируют устойчивые отношения. Но они носят поверхностный характер, поскольку не затрагивают какой-либо общественной закономерности, а больше относятся к внешней стороне деятельности людей. Отличает эти два вида социальных норм и срок их формирования: обычай формируется на протяжении жизни нескольких поколений, традиции имеют меньший временной срок. Вот почему ломку обычаев люди переживают мучительно, ломка традиций происходит менее болезненно.