А.Ф. Кони потратил немало сил и энергии на то, чтобы вскрыть подлинные причины оправдательных приговоров, выносимых присяжными заседателями. Он указывал: «Присяжных спрашивают не о том, совершил ли подсудимый преступное деяние, а виновен ли он в том, что совершил его; не факт, а внутренняя его сторона и личность подсудимого, в нем выразившаяся, подлежат их суждению. Своим вопросом о виновности суд устанавливает особый промежуток между фактом и виною и требует, чтобы присяжные, основываясь исключительно на «убеждении своей совести» и памятуя свою великую нравственную ответственность, наполняли этот промежуток соображениями, в силу которых подсудимый оказывается человеком виновным или невиновным».[38] И поэтому присяжные нередко, установив факт совершения подсудимым преступления и не найдя его личной вины в этом, выносили оправдательный вердикт. В то же время, пытаясь дать объяснение большому числу оправдательных приговоров в суде с участием присяжных заседателей в тех случаях, когда присутствует сомнение в виновности при наличии преступного деяния в силу невменяемости подсудимого в момент совершения преступления, А.Ф. Кони отмечал: «Когда присяжному заседателю, сомневающемуся в здравом рассудке подсудимого при совершении его деяния, предоставляется на выбор лишь обвинение или оправдание, едва ли возможно сомневаться в его выборе. Относясь совестливо к своим обязанностям и памятуя, что от его слова очень часто зависит вся судьба человека, им судимого, присяжный заседатель, конечно, скажет это слово за оправдание — и скажет его не только в силу глубокого правила indubiomitius (в сомнении смягчаюсь), но и из чувства нравственного самосохранения».[39] А.Ф. Кони утверждал, что можно не соглашаться с тем или иным оправдательным приговором суда присяжных, но его всегда можно понять и объяснить. Оправдательные приговоры суда присяжных во многих случаях содержали в себе критику действовавших тогда законов, с которыми не могло примириться правосознание присяжных заседателей.
В этом контексте принципиальное значение А.Ф. Кони придавал оправдательным приговорам, вызывающим недоумение и даже возмущение с узкой правовой точки зрения, но понятным и объяснимым с этических позиций. Отстраненные в силу закона от решения вопросов о применении уголовного права присяжные выносили оправдательные приговоры, когда считали справедливым и милосердным освободить виновного от сурового наказания. В таких случаях, как отмечал А.Ф. Кони, наделенные нравственным чувством, присяжные кладут на одну чашу весов тяжесть содеянного, а на другую — душевные и физические страдания, материальную нужду, которые толкнули подсудимого на преступление, пребывание под стражей, подчас чрезвычайно длительное, до суда. Присяжные также не могли отрешиться от представления о развращающем воздействии мест, где осужденные отбывают наказание. И бывало так, что приговор присяжных, быть может, и не правилен юридически, но он верен нравственному чутью; он не согласен с мертвой буквой закона, но в нем звучит голос житейской правды; общество не может отказать ему в сочувствии (как это было в случае с оправданием В. Засулич). Милосердие, побуждавшее присяжных оправдывать подсудимого, когда, несомненно, содеянное им преступление вызвано острой нуждой или бесчеловечностью потерпевшего, в глазах А.Ф. Кони являлось более высоким благом, нежели механическое следование букве закона.
Непоколебимую веру в суд присяжных выразил А.Ф. Кони в руководящем напутствии присяжным по одному из дел: «Вашему разрешению подлежит трудное дело. Желаю вам выйти из него с величайшей принадлежностью судьи — спокойною совестью пред обществом, которое вы должны ограждать и от осуждения невиновных, и от безнаказанности виновных».[40] В оправдательных приговорах при бесспорной доказанности обвинения по делам, затрагивающим интересы самодержавного государства, подобно процессу В. Засулич, А.Ф. Кони находил «драгоценное для политика указание — указание на глубокое общественное недовольство правительством и равнодушие к его судьбам».[41] В этом смысле А.Ф. Кони так отзывался о суде присяжных: «Наряду с исключительными судами, не внушающими к себе ни доверия, ни уважения, есть суд, который, соблюдая все гарантии правосудия и давая все средства защиты обвиняемому, умеет достигать справедливых приговоров, не возмущая совести общества и в то же время научая его узнавать собственные язвы...».[42] Подчеркивая важное общественное значение суда присяжных, А.Ф. Кони отмечал его благотворное влияние даже на законы. Влияние не приговорами, постановленными судом присяжных, а фактами, им раскрытыми. В этом он видел великое значение гласности суда.
А.Ф. Кони не раз отмечал значение суда в правовом воспитании присяжных — представителей народных масс — и педагогическую роль этого нового правового института: «...Люди, оторванные на время от своих обыденных и часто совершенно бесцветных занятий и соединенные у одного общего, глубокого по значению и по налагаемой им нравственной ответственности дела, уносят с собой, растекаясь по своим уголкам не только возвышающее сознание исполненного долга общественного служения, но и облагораживающее воспоминание о внимательном отношении к людям и о достойном обращении с ними».[43]
Не все, однако, и не везде шло гладко — сказывались временные, преходящие, частичные недостатки суда присяжных. Наряду с другими причинами объяснялось это еще и тем, что далеко не все сословные представители, слишком долго заслонявшие и заглушавшие собой идею правосудия, ставя на его место условное и столь часто произвольное применение закона, были подвергнуты упразднению и преданы служебной кончине. Из-за чего каждый, кому приходилось с ними соприкасаться, в особенности те, кто составлял личный состав другой, нежели судьи, части судебных учреждений, выносили из суда удручающее впечатление.
А.Ф. Кони констатировал и ошибочные решения, иногда принимаемые присяжными заседателями. Был даже случай, когда А.Ф. Кони добился отмены Сенатом решения присяжных. Но причины этих ошибок он видел не в демократических началах деятельности суда присяжных, а в привходящих обстоятельствах.
А.Ф. Кони не раз отмечал, что для присяжных заседателей не должно быть важных и неважных, рядовых и показных дел; всякое дело, разбирающееся в суде, является важным для судьбы подсудимого и для интересов правосудия (А.Ф. Кони называл это «равномерным для всех правосудием»). «...Перед судом по Судебным уставам нет богатых и бедных, нет сильных и слабых, а все равны, все одинаково ответственны»[44].
Вместе с тем были (и есть!) дела, которые требовали особого внимания судей, присяжных заседателей и сторон, — никакого противоречия с требованием равномерного правосудия здесь нет, зато делается верный акцент в актуальной социально-правовой проблеме «суд — общественное мнение». Вот позиция А.Ф. Кони в этом вопросе. «Общество, — писал он, — должно верить в свой суд, должно уважать его деятелей, и оно будет с доверием относиться к его ежедневной, рядовой деятельности и его приговорам о безвестных Иванах, Сидорах, Егорах, когда по привлекающим общее внимание делам, по делам, волнующим и выходящим из ряда, оно будет видеть, что суд спокоен и действует безмятежно, не утаивая ничего, ничего не изменяя, не прибегая к исключительным способам и приемам. Вера в правосудие поддерживается не тысячами ежедневных справедливых приговоров, а редкими случаями, когда можно было опасаться, что суд станет угодливым, потворствующим, прислуживающимся...».[45]
Теперь о другом, казалось бы, на первый взгляд близком к этому вопросу. Его суть А.Ф. Кони изложил в одной из обвинительных речей: «...Суд (а суд присяжных в особенности), оставаясь живым организмом, а не мертвым механизмом, не может не отражать в своем приговоре голоса общественной совести, которая выражается и в твердом словеса кона, и в проникающем этот закон духе. И если пред судом есть доказанное обстоятельство, оскорбляющее такую совесть, — суд исполняет свою обязанность, произнося слово осуждения без той ложной чувствительности, за которою столь часто скрывается черствое равнодушие к положению потерпевших»[46].
Как видим, здесь нет и намека на что-либо близкое к положительному решению проблемы «от общественного мнения — к суду» в плане зависимости суда от влияния общественных страстей. Требование общественной совести, выражающееся в букве и духе закона, — это не давление «благодушного свойства» с целью простить виновного (не оправдать, а именно простить «ввиду долговременного содержания его под стражей на предварительном следствии») или оказать ему снисхождение при отсутствии смягчающих обстоятельств. Общественная совесть — это не ослепление мягкостью и терпением, когда в область забвения отходят даже такие вечные понятия и требования, как «не убий», «не укради» и т.д., и живые впечатления происходящего на суде отодвигаются на задний план благодаря «случаю, обстановке или личным видам обвиняемого».
Вместе с тем общественной совести должна быть столь же чужда и обрисовка портрета подсудимого и им содеянного кистью, погруженной в довольно мутные краски, рисующие того с непривлекательной и отчасти даже грязной стороны. Нет, заявлял А.Ф. Кони, в нравственных правилах человека такой черты, которая лишала бы его права на уважение, заставляла бы предполагать его неспособным на благородные поступки. Увлечения, а тем более минутные, могут не помешать человеку остаться честным, стойким и строгим во взгляде на свои обязанности.