Во-вторых, при этой интерпретации государство ставится над обществом, ибо лишь государственная власть устанавливает правила поведения его членов, а следовательно, и подчиняет их себе. Отсюда может начаться путь к тоталитарному режиму, при котором государство поглощает гражданское общество, берет решение всех вопросов на себя, лишая людей самостоятельности и инициативы.
В-третьих, если государство — творец юридических норм, то субъективные права каждого человека, поскольку они основываются на изданных законодательной властью нормах, полностью зависят от него. Государство может эти права не предоставлять, но может их дать, а дав, затем отобрать. Вся современная борьба за права человека, требование признать их естественными и неотчуждаемыми лишается идеологической основы. В противовес этой позиции в теории права сложилась и иная точка зрения на генезис юридической нормы. Она исходит из убеждения, что было бы пагубной самонадеянностью полагать, будто кто-то может изменить мир по своей воле. "Процессы социальной эволюции, — писал Ф. А. Хайек, — совершаются без участия чьей-либо воли или предвидения. Управлять ими человечество не в состоянии. Более того, именно потому и возможна культурная эволюция, что ее никто не направляет и не предвидит. Из направляющего сознания может получиться только то, что направляющее сознание может предусмотреть. Развивающееся общество движется вперед не идеями правительства, но открытием новых путей и методов в процессе проб и ошибок, иногда весьма болезненных; нужны условия, благоприятные для того, чтобы неизвестный индивид в неизвестных обстоятельствах мог бы сделать шаг вперед, и именно этого не может обеспечить никакая высшая власть" [106, 209].
С этих позиций, утверждение, будто появление права сопряжено "с возникновением у государства способности монопольно устанавливать общеобязательные нормы, приобретающие свойства юридических", да еще при том и писаных [3,1, 59], не выдерживает критики. Нормативно не только право, но и культура. Более того, юридические правила поведения прежде чем стать таковыми принадлежали ей. Однако никто не пытается искать автора или изобретателя институтов культуры ввиду полной безнадежности этого занятия.
Естественноисторический характер происхождения права Признается многими. Сторонниками подобных концепций в 18 в. был Э. Берк, в XIX _ такие известные представители немецкой исторической школы, как Г. Гуго, который кстати первым сравнил развитие права с развитием языка, Ф. К. Савиньи, Г. Ф. Пухта, в XX веке _ русский философ и юрист И. А. Ильин, марксист Е. Б. Пашуканис и антимарксист Ф. Хайек, многие советские ученые (Г. В. Мальцев, Л. С. Мамут, В. С. Нерсесянц и др.). Тем не менее, если сознательно или бессознательно следовать позитивистской методологии и воспринимать юридические явления как очевидную данность, то легко прийти к выводу, что правоотношение результат действия установленных государством норм. Чтобы убедиться в справедливости такого утверждения, достаточно послушать любое решение любого суда, которое, признавая существующим или несуществующим правоотношение, делает это именем государства, на основании государственных законов и в установленном же процессуальном порядке.
Так, по-видимому, и рассуждал Г. Ф. Шершеневич, когда писал, что правоотношения порождаются объективной нормой "не путем отвлечения от наблюденных случаев... а путем вывода из правила кем-то установленного и нами познанного. Не потому существует норма о праве требовать возврата долга, что кредиторы обыкновенно требуют, а, наоборот, кредиторы требуют своего долга потому, что существует такая норма" [III, 274-275]. Если следовать этой логике, то необходимо будет признать: собственник владеет, пользуется, распоряжается своими вещами не потому, что он является собственником, а потому, что в гражданских кодексах записано: «Собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом». (ГК РБ ст.210)
Как свидетельствуют факты, в реальной жизни отношению принадлежит примат над нормой. "Право как объективное социальное явление не может исчерпываться нормой или правилом, все равно записанным или незаписанным. Норма или прямо выводится из существующих уже отношений, или, если она издана как государственный закон, представляет собой только симптом, по которому можно судить с некоторой долей вероятности о возникновении в ближайшем будущем соответствующих отношений. Если известные отношения действительно сложились, значит, создалось соответствующее право, если же был только издан закон или декрет, но соответствующих отношений на практике не возникло, значит, была попытка создать право, Вместе с тем нормативность, будучи следствием естественноисторического развития общества, не является специфическим свойством права. Ею обладают и религия, и мораль, и эстетика, и даже литература. Некоторые социальные нормы присущи разным нормативным системам. Например, евангельские запреты "не убий", "не укради" — это и нравственные, и юридические правила. Запрет же "не возжелай жены ближнего своего" выступает лишь в роли религиозного и морального.
Поэтому для того, чтобы отличать право от прочих социальных феноменов, необходимы еще какие-то признаки. Один из них — общеобязательность. Это второе после нормативности свойство права. Право не терпит конкуренции. В стране могут функционировать несколько религиозных (христианская, мусульманская, буддистская, иудаистская и т.д.), моральных (например, "мораль хижин" и "мораль дворцов"), эстетических ("Эстетические отношения искусства к действительности" Н. Г. Чернышевского) и других систем. При этом евангельские заповеди обязательны только для христиан, нормы Корана и Шариата — только для мусульман, нормы Талмуда — для иудеев и т.д. Юридическая же система в границах государства, входящие в нее нормы общеобязательны.
Чем обеспечивается общеобязательность юридических норм? Ссылки на их естественно-историческое происхождение и тем самым на их целесообразность и соответствие реальным потребностям общественной жизни явно недостаточны. Религиозная и моральная нормативные системы имеют такое же происхождение и, как показал Макс Вебер в своем классическом труде "Протестантская этика и дух капитализма", также сыграли существенную роль в становлении буржуазного строя.
И тем не менее общеобязательность юридических правил поведения объясняется прежде всего их особым значением. От религиозных, нравственных и прочих норм юридические отличаются тем, что они направлены на обеспечение целостности общества. Закрепляя либо запрещая те или иные поведенческие образцы в сфере обменных отношений, они тем самым способствуют сохранению и функционированию того способа связей, который в Новое время объединил людей в общественный коллектив, создал новый тип социального организма, достаточно успешно выполняющего свою роль до сих пор.
Свойственное этому, как и всякому, организму стремление к самосохранению и придает общеобязательность тем нормам, которые обеспечивают его жизнеспособность. Вот почему общество проявляет особую заботу об обеспечении реализации права, о повсеместном соблюдении всех юридических запретов. Социальный механизм обеспечения права существует. Он сложился одновременно со становлением и развитием юридической формы. Исполнение правовых требований — это то общее дело, которое образует главную функцию государства. Оно-то и обеспечивает его, права, реализацию. И здесь необходимо подчеркнуть следующее. Вопреки устоявшемуся в советской юриспруденции убеждению, юридические нормы становятся общеобязательными не потому, что обеспечиваются государством. Наоборот, они привлекают к себе внимание государства и охраняются им потому, что являются объективно общеобязательными, ибо их нарушение дестабилизирует рынок, деформирует обменные связи, ведет к хаосу и в конечном счете к гибели всего общественного организма.
Как видим, последствия массового нарушения принципов обмена, закрепленных нормами, пострашнее любых санкций, которые может применить государство к тем, кто не соблюдает его, государства, предписаний!
Признание того, что государство обладает такой социальной силой, которая способна навязывать населению его волю путем произвольного издания обязательных для всех правил поведения, означало бы одновременно и признание того, что государство стоит над обществом и властвует над ним.
Реализация права обеспечивается государством разными путями. Во-первых, государство, в частности в лице судебных органов, охраняет индивидуальные правоотношения; оно официально признает то или иное правоотношение существующим (или не существующим), констатирует наличие или отсутствие у отдельных лиц прав и обязанностей. То обстоятельство, что активность соответствующих государственных органов проявляется здесь лишь по требованию частных лиц, подчеркивает подчиненный, обслуживающий характер деятельности государства в этой области общественной жизни. Во-вторых, государство придает естественно сложившимся и способствующим целостности общества правилам поведения, так сказать, дополнительный статус, формулируя их, делая писаными, проводя их через законодательные органы и превращая тем самым в нормы, как бы исходящие от государства. В теории права эта процедура называется санкционированием (например, говорят о санкционировании государством обычая). Наконец, в-третьих, в ряде случаев государство издает законы, в которых содержатся правила поведения, объявляемые им общеобязательными. Эта деятельность в современных условиях получила самое широкое распространение, и во многих странах большинство известных людям норм произведено законодательной или во всяком случае нормотворческой деятельностью государства. В такой ситуации весьма соблазнительно отождествить право и закон и объявить законодательный процесс, если не единственным, то по крайней мере главным источником юридических норм. Но, как отмечается многими теоретиками, мы были бы очень непоследовательными, если "стали бы утверждать, будто закон, раз он принят государством, зафиксирован как обязательная норма, выражающая государственную волю, в силу этого факта уже и есть право". Ведь в противном случае пришлось бы признать, что законы фашистских режимов, расистское законодательство некоторых стран и т.д. — право, ибо "скреплены государственной печатью и являются безупречными с точки зрения формальной процедуры принятия" [69,223].