Германия в эти последние месяцы находилась в состоянии коллапса. Война была проиграна. Гитлер и его клика были в отчаянии, но все же надеялись на чудо. Немецкая армия на западе, по оценкам американской разведки, насчитывала не более 26 полнокровных дивизий, хотя номинально их числилось 60. Против них действовало 90 полностью укомплектованных и отлично оснащенных дивизий Эйзенхауэра.
Решение Эйзенхауэра, принятое 28 марта, предусматривало по окончании Рурской операции основной удар нанести силами 12-й группы армий по оси Эрфурт - Лейпциг - Дрезден, то есть юго-восточнее Берлина. В тот же день он, как Верховный Главнокомандующий Объединенными силами союзников в Европе, сообщил об этом Сталину.
Сталин согласился с Эйзенхауэром. Он писал ему, что Берлин действительно утратил свое стратегическое значение и Красная Армия, очевидно, будет брать его во второй половине мая. Впрочем, - добавил он, -"этот план может подвергнуться изменениям в зависимости от изменения обстановки" [17].
Черчилль, узнав о решении Эйзенхауэра, был предельно возмущен. Он писал Эйзенхауэру 31 марта:
"Почему бы нам не форсировать Эльбу и не продвинуться как можно дальше на Восток? Это имеет важное политическое значение, поскольку русские армии на юге, судя по всему, наверняка войдут в Вену... Если мы преднамеренно оставим им Берлин, хотя он будет в пределах нашей досягаемости, то эти два события могут усилить их убежденность, которая уже очевидна, в том, что все сделали они" [18].
В послании президенту США от 1 апреля 1945 г. Черчилль писал:
"Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как падение Берлина. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в руинах Берлину выдержать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там будет развеваться германский флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех находящихся под ружьем немцев.
Кроме того, существует еще одна сторона дела, которую вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения" [19].
Однако американский Комитет начальников штабов, заинтересованный в том, чтобы Россия как можно скорее приняла участие в войне с Японией, не разделял такую точку зрения. Начальник штаба армии США генерал Дж. Маршалл писал в те дни начальникам британских штабов:
"Эйзенхауэр знает, как вести эту войну и как приспосабливаться к изменяющейся ситуации... Психологические и политические преимущества, которые будут результатами захвата Берлина раньше русских, не должны перевешивать очевидные военные императивы, которые, по нашему мнению, заключаются в полном разгроме немецких вооруженных сил" [20].
Для американцев было важно скорее закончить войну в Европе. Они опасались, что если не рассечь германский фронт, часть сил вермахта уйдет в "Альпийскую крепость", а это затянет войну и отодвинет выступление СССР против Японии.
План, предложенный Эйзенхауэром, остался без изменений. 1 апреля 1-я и 3-я американские армии замкнули кольцо окружения вокруг Рура, соединившись с 9-й армией. В кольце находились 18 дивизий противника. Через 10 дней сопротивление немцев почти прекратилось. Началось так называемое "преследование". В те дни наступление американских армий приняло форму бросков от одного объекта к другому. "Вряд ли это могло быть названо преследованием, - писал американский историк Ч. Макдональд, - поскольку в сущности некого было преследовать" [21]. Один из американских корреспондентов так описывал то время: "Города падали как кегли. Мы проехали 150 км, не слыша ни одного выстрела. Город Кассель сдался через посредство бургомистра. Оснабрюкк 5 апреля сдался без сопротивления. Мангейм капитулировал по телефону" [22]. С 16 апреля началась массовая сдача в плен. Командующий гитлеровской группировкой армий "Б" Модель отдал приказ о расформировании своих войск (чтобы избежать официальной капитуляции), сам он застрелился.
Немецкие войска, как правило, сдавались в плен или отходили без боя. 11 апреля передовые части 9-й армии вышли на Эльбу в районе Магдебурга, а 13 апреля захватили два плацдарма на ее восточном берегу.
В эти дни вновь остро встал вопрос о взятии Берлина. Война против фашистской Германии близилась к концу, и овладение Берлином приобретало для того, кто войдет в столицу "третьего рейха", колоссальное политическое, стратегическое и морально-психологическое значение. Для советского народа это был, кроме того, акт справедливого возмездия агрессору, принесшему столько горя в нашу страну. Для немцев падение Берлина означало бессмысленность дальнейшего сопротивления. Это хорошо понимали все.
Для Англии Берлин был, также как и для СССР, желанной целью. Но к апрелю 1945 г. союзники находились в 450-500 км от Берлина, тогда как советские войска стояли на Одере. Эйзенхауэр продолжал придерживаться своего решения - нанести главный удар в направлении Лейпциг - Дрезден силами 12-й группы армий с тем, чтобы встретиться с русскими на Эльбе. Кроме того, при наступлении на Берлин главную роль играла бы 21-я (английская) группа армий Монтгомери, и взятие Берлина укрепило бы влияние Англии в Европе, тогда как США стремились главенствовать на европейском континенте, ограничив СССР рамками Восточной Европы, потеснив Англию в Западной.
Казалось бы, все ясно: союзники не собираются брать Берлин. Но Сталин торопил командующих 1 -м Украинским и 1 -м Белорусским фронтами Конева и Жукова со взятием столицы Германии. Ряд признаков указывал на то, что создается очень большая вероятность такого поворота событий, когда (применяя выражение английского историка Б. Лиддел-Гарта) немцы могут "принять роковое решение пожертвовать обороной Рейна ради обороны Одера с тем, чтобы задержать русских". Действительно, почти бескровное "форсирование" Рейна (125 убитых, 606 раненых) и ход рурской операции показали, что немцы все силы бросили на Восточный фронт. Сталин с раздражением писал Рузвельту 7 апреля:
"У немцев имеется на Восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с Восточного фронта 15-20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на Западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с ожесточением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столь же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюкк, Мангейм, Кассель" [23].
В Москве хорошо знали о надеждах Черчилля встретиться с русскими как можно дальше к востоку, и о попытке генерала СС К. Вольфа договориться с союзниками о сдаче немецких войск в Италии без согласия СССР, и о тайных переговорах Гиммлера в Швейцарии с представителями США и Англии о сепаратном мире. Взятие Берлина советскими войсками поставило бы победную точку в войне и положило бы конец всем провокациям.
Сжатые сроки подготовки Берлинской операции (1-15 апреля), определенные Ставкой, оказались оправданными. Это подтвердил выход 9-й американской армии генерала Симпсона к Эльбе в районе Магдебурга и захват ей 13 апреля двух плацдармов на восточном берегу. Теперь американцы находились в 80 км от Берлина. Симпсон просил Эйзенхауэра дать ему два дня на перегруппировку и после этого через сутки (как он утверждал) 9-я армия выйдет к Берлину. Но Эйзенхауэр оценивал обстановку не так оптимистично: у Симпсона на Эльбе 50 тыс. человек, эти войска не прикрыты авиацией, так как аэродромы находятся далеко в тылу, все базы снабжения находятся за Рейном в 500 км [24]. По существу, у Эйзенхауэра было такое же положение, как у Жукова к концу Висло-Одерской операции, когда некоторые нетерпеливые генералы призывали его продолжить наступление. По расчетам Эйзенхауэра, потери американских войск при штурме Берлина составили бы не менее 100 тыс. человек. Это было бы болезненно воспринято в США, тем более, что все равно, согласно решениям, принятым на Ялтинской конференции, американские соединения будут составлять немалую часть оккупационных союзных войск в Берлине.
В то же время Эйзенхауэр заверял английских партнеров и американский Комитет начальников штабов, что он понимает роль Берлина. Он писал:
"Я первый признаю, что война ведется ради достижения политических целей, и, если Объединенный штаб решит, что усилия союзников овладеть Берлином более важны, чем чисто военные соображения на этом театре, я с готовностью внесу поправки в свои планы и в свое мышление, чтобы осуществить такую операцию" [25].