Суд над Головиными и отставка Мстиславского обострили конфликт между Годуновым и знатью.
Опекунский совет, назначенный Грозным, окончательно распался в связи с болезнью Н. Р. Юрьева и пострижением И. Ф. Мстиславского. Новая ситуация в Москве получила отражение в польских источниках, отличавшихся большой достоверностью. К их числу относится отчет гродненского капитана Белявского о тайной беседе с переводчиком русского посольства, возвращавшегося в Москву из Праги. Толмач Яков Заборовский, поляк по рождению, еще до того, как попал в московский плен и стал служить в Посольском приказе, в течение десяти лет состоял под началом у Белявского. С помощью всевозможных уловок Заборовский добился свидания с Белявским и после клятвы на распятии о неразглашении тайны подробно рассказал ему о московских делах. Беседа состоялась в начале мая 1585 г., но сведения Заборовского отражали положение, сложившееся в Москве на начало года. По словам толмача, “московиты окончательно договорились между собой, и из них только двое держат в своих руках управление всей страной и царством Московским. Одного из них зовут Борисом Федоровичем Годуновым... А другой временный правитель или нечто вроде этого — Андрей Щелкалов...”. Заборовский полагал, что “положение Щелкалова более прочное, чем у зятя князя” 1.
Положение Годунова в самом деле было недостаточно прочным. Против него выступали и народ, и “великие” бояре. Хотя первая вспышка народных волнений в столице была подавлена, но глубокое брожение в народе продолжалось. Движение низов носило антифеодальный характер. Как всегда, значительное влияние на настроения в столице оказывали бояре, которые через свою многочисленную клиентуру стремились направить недовольство масс против Годуновых. Попытка возврата к продворянскому курсу Грозного привела к неожиданным последствиям. То, что удавалось сильному правительству Ивана IV, оказалось не под силу слабому правительству его ничтожного сына. Власти явно недооценили сопротивление светской и духовной знати мерам против “тарханов”. Покушение на иммунитетные привилегии аристократии и возврат к репрессиям вызвали оппозиционные настроения, которые подорвали и без того слабый авторитет правительства.
Знатный земский дворянин М. Головин, попав ко двору Батория, нарисовал картину полного безвластия, воцарившегося в Москве. Головин настойчиво советовал польскому королю идти ратью на русскую землю, “куда захочет: где, деи, не придет, тут все ево будет. Нихто, деи, против его руки не поднимет для того, рознь де... сказывают, в твоих (царя Федора.—Р. С.) государевых боярах великую, а людем строенья нет; и для, деи, розни и настроения служити и битися нихто не хочет...” 2. Говоря о том, что в Москве “никто не хочет служить”, Головин имел в виду, конечно, земскую знать. Его слова находят косвенное подтверждение в таких авторитетных источниках, как книги Разрядного приказа. На основании Разрядов можно установить как бесспорный факт, что Годунов и Щелкалов на протяжении первого года царствования Федора ни разу не собирали земское дворянское ополчение, а для военных действий в Подмосковье использовали исключительно “дворовых” воевод 3. Как видно, правительство, напуганное участием многих земских дворян в апрельском мятеже, опасалось собирать крупные военные силы под началом знатных земских бояр. Процесс разрушения сильной централизованной власти, начавшийся после смерти Грозного, продолжался безостановочно. Авторитет недееспособного царя падал все ниже. К тому же Федор обладал слабым здоровьем, и ему предрекали короткую жизнь. Самодержец едва не умер в конце первого года царствования.
Годунов прекрасно понимал, что кончина Федора приведет к мгновенному крушению его власти. В поисках выхода он вступил в переговоры с австрийским двором. В 1585 г. из Москвы в Прагу прибыл посол Лука Новосильцев с секретными инструкциями от Годунова и Щелкалова. По словам участника посольства Я. Заборовского, в Праге послы узнали о смертельной болезни царя Федора и прониклись уверенностью, что по возвращении в Москву не застанут его живым. В итоге пражских переговоров посол тайно договорился с австрийцами о том, что в случае смерти Федора вдова царица Ирина Годунова выйдет замуж за одного из братьев австрийского императора, который станет князем и коронованным царем московитов 4.
Польское правительство, получив от Я. Заборовского секретную информацию, в апреле 1586 г. сделало запрос Боярской думе, правда ли, что “бояре посылали к цесареву брату”. Демарш польского посла поставил инициаторов интриги в трудное положение. Они поспешили опровергнуть информацию о затеянном ими сватовстве и объявили “злодейскими” и “изменническими” любые толки о пражских переговорах: “И мы то ставим в великое удивление, што такие слова злодейские нехто затеял, злодей и изменник” 5. Однако официальные опровержения никого не могли обмануть. Противники Годуновых постарались сделать достоянием гласности факты, обличавшие правителя в “измене”. Огласка скомпрометировала Бориса и поставила его в двусмысленное положение. Переговоры с австрийским двором дали повод усомниться в ортодоксальности правителя: при живом благочестивейшем Федоре Годунов готовил почву для передачи трона католику. Интрига Годунова оскорбила Федора и испортила их взаимоотношения. Борису пришлось отведать царского посоха.
Множество косвенных признаков указывало на то, что власть правителя пошатнулась. 30 ноября 1585 г. Годунов неожиданно пожертвовал тысячу рублей в Троице-Сергиев монастырь 6. Таким колоссальным вкладом он хотел обеспечить прибежище семье на случай опалы. Немного ранее, в сентябре того же года, Годунов направил в Лондон англичанина Джерома Горсея с рядом секретных поручений. Морская навигация закончилась, и гонцу пришлось ехать через Псков и Ревель. Он спешил так, словно за ним гнались. В пути он бил смертным боем ямщиков, “вымучивал” лошадей на ямских станциях, В своих ранних записях Д. Горсей обошел молчанием суть “особенных” поручений от Годунова, которые “не подлежали обнародованию”. Однако в поздних мемуарах англичанина можно найти существенные подробности относительно его миссии. Оказывается, Борис поручил ему договориться с королевой Елизаветой относительно предоставления его семье убежища в Англии, Годунов шел по стопам Грозного. Он ждал смуты и готовился бежать из России. По словам Горсея, он даже приступил к осуществлению этого плана и тайно перевез свои сокровища в Соловецкий монастырь, чтобы оттуда в случае мятежа переправить их в Лондон. В дальнейшем королева не раз беседовала с Горсеем о том, какими средствами можно побудить Годунова исполнить свои намерения и перевезти деньги и имущество в Лондон. На полях рукописи сам Горсей пометил возле приведенных строк: “Слишком поздно”7. Английский эмиссар не сумел сохранить в тайне цель своей миссии, и через купцов слухи о закулисных переговорах в Лондоне проникли в Москву. Известие об обращении правителя к английским протестантам окончательно подорвало его престиж. Противники Годунова не преминули этим воспользоваться. Кризис власти приобрел более резкие очертания к весне 1586 г. В конце апреля умер боярин Н.Р.Юрьев. Его кончина послужила толчком к новым волнениям в Москве. Беспорядки едва не погубили Годуновых.
Расходные книги кремлевского Чудова монастыря сохранили запись о том, что 14 мая 1586 г. монахи закупали военные припасы “для осадного времени”8. Факт осады Кремля получил отражение в официальных документах в извращенном виде. Русские послы за рубежом попытались опровергнуть неблагоприятную информацию, но их заявления невольно выдали истину. Царский гонец, снаряженный в Польшу в конце 1586 г., получил следующий наказ: “А буде взмолвят, за что же в Кремли-городе в осаде сидели и сторожи крепкие учи нили?.. того не бывало, то нехто сказывал негораздо, бездельник. От ково, от мужиков, в осаде сидеть? А сторожи в городе и по воротам, то не ново, издавна так ведетца для всякого береженья”. Прибывшие в Польшу в начале 1587 г. “великие послы” не только подтвердили вышеизложенную версию, но и дополнили ее некоторыми подробностями насчет “береженья” Кремля: “И дети боярские, и прикащики по воротам, и стрельцы живут для всякого береженья и на государьском дворе живут, переменяясь, для огня, для пожара” 9.
Из разъяснений дипломатов следует, что выступления “мужиков”, т.е. московского посадского населения, вынудили правительство ввести в столице осадное положение. В повестях и летописях XVII в. московские волнения получили тенденциозное освещение. “Повесть како отомсти” сообщает, что “всенародному собранию московских людей множеству” стало известно об умышлении Бориса на Шуйских, после чего народ решил побить Бориса и весь его род камнями10. За туманными фразами “Повести” с трудом угадываются контуры народного мятежа, заставившего Годунова сидеть в осаде в Кремле. Составленная при царе Василии Шуйском “Повесть” с очевидным пристрастием описывала события 20-летней давности. Но аналогичную картину нарисовал и автор “Нового летописца”, близкий ко двору Романовых. По его словам, гости и всякие московские торговые люди черные — все стояли за Шуйских в их столкновении с Годуновыми 11.