Смекни!
smekni.com

«Хазарская легенда» и её место в русской исторической памяти (стр. 5 из 7)

И здесь хочется закончить изложение самых общих сведений об истории каганата, тем более что достоверно описать ее перипетии сложно и для нас – не очень важно. А основные данные, в которых наука не сомневается, уже изложены уважаемому читателю. Но вот теперь-то мы не можем обойти «хазарскую легенду», пытающуюся в последнее время пробраться в российскую историческую память. Как известно, начиная примерно с 40-х гг. прошлого века, некоторые российские историографы описывали государство хазар исключительно с помощью негативных красок. Происхождение этого феномена не является секретом.

При любом политическом режиме история не без основания считается дисциплиной идеологической и в своем официальном выражении всегда отражает позицию правящего класса. А антисемитизм российского руководства конца 40-х–середины 80-х гг. ХХ века, увы, сомнения не вызывает, пусть после 1953г. он приобрел, что называется, «латентный характер». Поэтому некоторые исторические писатели честно выполняли «социальный заказ», а иные даже набросились на хазар совершенно добровольно и тем более рьяно.

Дело в том, что в Российской империи двух последних столетий существовал так называемый «еврейский вопрос». Причины его возникновения известны: захват Россией в XVIII в. колоссальных территорий, населенных иудеями, и полное неумение российской государственно-бюрократической машины наладить отношения с новыми подданными. Плоды этого неумения оказались весьма горьки для обеих сторон. Вместе с тем за истекшие столетия обе великие культуры: русская и еврейская – чрезвычайно сильно обогатили друг друга (безо всякой помощи, а иногда и при прямом противодействии вышеупомянутой государственной машины). Поэтому предварительный исторический итог общения двух духовных традиций вовсе не хочется признать отрицательным. А может – и наоборот, ибо история сохраняет только плоды культуры.

В последнее время сей вопрос потерял особенную остроту в связи с резким изменением политических условий на евразийских равнинах. Тем не менее, желание некоей части российского общества привязать отношения Киевского и Хазарского каганатов к проблеме, возникшей на восемьсот лет позже после гибели государства хазар, должно быть рассмотрено. Хотя бы вкратце.

4. «Антисемитизм» на Древней Руси X–XIIвв.

Как известно, плоды русско-еврейского сожительства на протяжении двух последних столетий бесчисленны и разнообразны. Почти любой из его аспектов спорен, интересен и обсуждался неоднократно. И когда некоторое время назад стало популярным возводить корни проблем XIX–XXвв. к временам гораздо более далеким, не избег этого и пресловутый «еврейский вопрос». Быстро было «доказано» существование этого вопроса на Древней Руси. Это очень устроило носителей крайних идеологических позиций.

С точки зрения одних, евреи с незапамятных времен пили русскую кровь, в Х веке угрожали, завладев Хазарским каганатом, независимости молодого Киевского государства, и самое страшное: хотели, злыдни, переманить наших славных предков в свою ущербную веру. Но предки не дались, а в ответ на еврейские происки уничтожили Хазарию, крестились, а также написали несколько блистательных анти-иудейских сочинений. С точки зрения других, столь же ревностных пропагандистов, россияне являются прямо-таки «генетическими фашистами», а русских людей было уже в Х–XIвв. хлебом ни корми – дай только погромить евреев. Рассмотрим же, есть ли хоть какие доказательства этим любопытным утверждениям.

Начать стоит с самого знаменитого источника. В подтверждение негативной роли иудеев-хазар обычно ссылаются на ряд произведений древнерусской литературы и на «анти-еврейский» настрой их создателей. В первую очередь говорят о «Слове о Законе и Благодати» преподобного Иллариона (XIв.). Объясняется, что иначе как притеснениями, испытанными древними русами от волжско-каспийских иудеев, невозможно объяснить ту часть «Слова», в которой ведется осуждение приверженцев одного лишь ветхозаветного учения. Так исключается гораздо более очевидная возможность того, что полемизировал Илларион не с «геополитическими врагами», а всего лишь с членами еврейской общины Киева. И делал это для своей собственной славянской паствы, которой впервые стали интересны тонкости монотеистического учения и которой надо было объяснить, почему при частичном совпадении их священных книг иудаизм и христианство коренным образом различаются с догматической точки зрения. Подобная проблема существовала и в раннесредневековой Европе: вспомним находящиеся перед многими западными соборами статуи Синагоги и Церкви (Synagoga versus Ecclesia) – первая из которых (с завязанными глазами) отвергает новых адептов, а вторая – привечает всех страждущих. Как сказали бы ныне: чистой воды наглядная пропаганда разницы между двумя монотеистическими религиями, сделанная с позиций официального христианства.

Однако похвастаться большими успехами на данном участке идеологического фронта европейцы не могли. Особенно задевало церковных иерархов то, что закоснелые в своей слепоте евреи никак не желали креститься. А было этих вредных иудеев в Европе немало – и упорное отрицание ими единственно верного учения выглядело, по меньшей мере, странно. Поэтому вплоть до появления Святейшей Инквизиции их изо всей силы пытались уговорить перейти в истинную веру по-хорошему, и часто даже проводили с ними публичные дискуссии, полагая, что существование Бога можно доказать логически (история еврейской общины в Испании много сложнее данной схемы; Испания вообще – достаточно отдельная от Европы часть света).

Но тут христианнейших диспутантов подстерегало несколько ловушек. Главной была высокая образованность оппонировавших им раввинов, которые, к тому же, неплохо владели старейшим из языков Писания и уличали отцов церкви в неточных переводах Книги, подтасовках ветхозаветных пророчеств и прочих более мелких грехах. Относительно же большую древность иудаизма и вовсе было сложно оспорить. Так что диспуты, с христианской точки зрения, не вполне задались. Повального крещения евреев не наблюдалось, а у простого западноевропейского народа могли возникнуть не совсем нужные ему, народу, вопросы.

Опасность последнего особенно возросла, когда на рубеже тысячелетий к христианскому миру присоединилось несколько новых стран, для которых альтернативный вариант монотеизма мог показаться родственным христианству. Известны случаи перехода западноевропейских христиан (и даже священников!) в иудаизм, имевшие место в XIв. И считается, что появившийся в XIIIв. запрет на религиозные диспуты с иудеями был напрямую связан с неустойчивостью христианских традиций в недавно крестившихся землях, например, Польше. Папский легат призывал тогда польских епископов быть настороже в силу того, что «религия христианская еще не вошла в глубины сердца верующих». Посему последние должны быть ограждены «от веры поддельной и злых обычаев евреев, меж них живущих». Что же в таком случае говорить о Киеве XI–XIIвв. – месте никак не более христианском, чем Польша в веке XIII?

Иудаизм рассматривался средневековой церковью в качестве серьезнейшего идеологического противника – но отнюдь не сразу она начала бороться с ним путем физических репрессий. А следов баталий словесных до нас дошло много (например, преподобный Феодосий, один из первых игуменов Киево-Печерского монастыря, «нередко вставал ночью и тайно уходил к евреям, спорил с ними о Христе, укоряя их»). И для того, чтобы понять направленность трудов, подобных «Слову», легче всего прочесть их, а не доверяться интерпретаторам. И выяснится, что сочинение Иллариона не зовет ни на погром, ни на правый бой с хазарским подпольем, а является классическим полемическим религиозным трактатом раннего средневековья. И начало у него более чем значимое: «Благословленъ Господь Богъ Израилевъ, Богъ христианескъ, яко посыти и сътвори избавление людемь своимъ...» Заявление, что и говорить, от погрома далекое.

Поэтому интересно, что современный переводчик приводит эту фразу в соответствии с Синодальным текстом Евангелия от Луки, беря в кавычки два фрагмента предложения Иллариона и делая из них «цитату». И более того, ставит восклицательный знак, дабы лучше обозначить «отсылку» к евангельскому тексту: «Благословен Господь Бог Израилев», Бог христианский, «что посетил народ Свой и сотворил избавление ему»! У Иллариона же предложение здесь вовсе не заканчивается: «...Яко посети и сътвори избавление людемь своимъ, яко не презры до конца твари своеа идольскыимъ мракомъ одержимы быти и бысовьскыим служеваниемь гыбнути».

Хотелось бы узнать аргументы переводчика – или у него просто рука не поднялась написать через запятую «Бог Израилев» и «Бог христианский» – так как это сделал сам автор «Слова»? Но ведь в том-то и главный аргумент Иллариона: что и «Закон Моисеев», и «Благодать и Истина, явленная Иисусом Христом» были даны одним и тем же Богом, но что «законъ бо прыдътечя бы и слуга благодыти и истины, истина же и благодыть слуга будущему выку, жизни нетлынныи» («закон предтечей был и служителем благодати и истины, истина же и благодать – служитель будущего века, жизни нетленной»).

Отложим здесь в сторону «Слово о Законе и Благодати», поскольку нас интересовал только один частный вопрос. И попробуем на него ответить. Что предстает нашему взору при предварительном рассмотрении этого замечательного текста? Религиозно-философское эссе, написанное с самых что ни есть христианских позиций.

Можно ли углядеть здесь разоблачение «еврейских происков»? Подобный вывод будет, мягко говоря, сомнительным. К тому же, анти-иудейская полемика содержится лишь в первой части «Слова», сочинения пусть краткого, но многосоставного. В общем, представить черносотенцем одного из наиболее выдающихся деятелей русской средневековой культуры довольно сложно. И не нужно.