Презрительное отношение россиян к китайцам в Северо-Восточном Китае существовало и до и после первой волны эмиграции. Юстина Крузенштерн еще маленькой девочкой стала считать, что все китайцы существуют для того, чтобы сделать нашу жизнь более удобной ... китайцу можно было сказать цуба (пошел вон), а русскому нельзя.(7). А Николай Байков, описывая трудные условия раннего периода постройки КВЖД, пишет так: Во время дождей глинистая почва превращалась в топкую невылазную грязь, где тонули в буквальном смысле груженые арбы и легковые дрожки с лошадьми. Чтобы перебраться через море грязи, европейцы часто прибегали к услугам китайцев, изображавшим из себя верховых животных.(8). Русская поэтесса Елизавета Рачинская, приехавшая в Китай как эмигрантка и нашедшая убежище в Харбине, так описывает китайцев: Все эти Чжаны, Суны и Ли подаваил нам чай в наших по-европейски отделанных и обставленных конторах, всегда успевали вовремя поднести зажженную спичку к сигарете небрежно вынутой из дорогого портсигара выхоленной рукой хозяина; они никогда опаздывали доставить нам прямо на квартиру, к утреннему завтраку, в больших корзинах, свежий, еще теплый хлеб, укутанный белоснежными полотенцами; за гроши приносили на плечиках идеально выутюженные и подкрахмленные летние платья и костюмы... Они были лучшей на свете прислугой...(9). Кто может сказать, что это сердечный комплимент гостеприимному народу? Василий Ушанов, сын станционного смотрителя на КВЖД, который родился вырос в Северо-Восточном Китае, уехал в США в 1922 г. и получил высшее образование на Западе, много лет спустя все еще четко отвечал да на вопрос были ли там [в Китае] классовые различия, ощущение того, что русские выше китайцев? По его мнению, китайцы были лишь работниками, вот и все.(10). Очевидно, что такое отношение этих четырех российских маньчжурцев по отношению к китайцам было не случайным явлением.
Однако надо признать, что среди россиян, живших в Китае в начал XX века, было немало людей, которые не только любили страну, где прожил много лет, но и изучали ее культуру и историю. Особенно следует упомянуть российских китаеведов, которые приехали в Северо-Восточный Китай первые годы нашего века, изучали и преподавали китайский язык и читали курсы по китайской культуре. Они организовали Общество русских ориенталистов, публиковали свои работы в харбинских журналах Вестник Азии, Вестник Маньчжурии, писали учебники по китайской истории и переводили на русский язык китайскую литературу. Одним из этих китаеведов был Павел Васильевич Шкуркин (1868-1942), который также преподавал в китайском военном училище в провинции Гирин.
Однако немногие среди молодого поколения, кто приехал в Китай после Октября и вырос в Китае, считал Китай своей второй родиной, действительно интересовался Китаем.
Исключеним среди них можно считать харбинского поэта Валерия Перелешина (1913-1992), который занимался переводом китайской поэзии на русский. В 1940-е годы в Шанхае у него было немало китайских учеников. Впрочем, Перелешин начал серьезно интересоваться китайской культурой не в то время, когда жил в Харбине, а только после того, как переселился в Пекин - культурный центр Китая. Но даже живя и работая в Пекине, а потом в Шанхае, Перелешин не успел создать значительного труда китайской культуре. Его переводы классической китайской поэмы Ли Сао и древнего китайского философского труда Дао Дэ Цзин были выполнены через много лет после того, как он уехал из Китая.
Интерес к китайской культуре, проявленный некоторыми российскими маньчжурцами, вовсе не означал, что оба народа хорошо знали друг друга. На самом деле, живя бок о бок полвека, они оставались совершенно чужими.
В 1920 г. известный китайский журналист и прозаик Цюй Цюбо путешествовал с юга Китая в Россию через Харбин и позже описал свои впечатления в книге Путешествие в голодную землю. В этой книге он описывает свое знакомство с одной русской семьей в Харбине и разговор с хозяевами: Они рассказывали мне о русской культуре и я спросил их, что они думают о китайской культуре, живя в Китае много лет. Они говорят: Мы не побывали в Китае. Вы думаете, что Харбин - это Китай? Русские эмигранты здесь живут совсем по-русски. У нас очень немногие знакомы с китайской культурой. Мы только немного учились китайской истории в коммерческом училище(11). До 1908 г. коммерческое училище в Харбине было единственной русской Школой, где преподавался китайский язык.
Ситуация с молодым поколением российских эмигрантов в этом отношении была не намного лучше. Известная в Харбине поэтесса Наталья Резникова в 1988 г. пишет: С сожалением должна признать, что китайская культура прошла мимо почти всех вас, выросших в Харбине..., мы жили в своей русской среде обособленно и питались прошлыми традициями своей страны, своей культуры.(12). Русские харбинцы, конечно, помнят Наталью Ильину (1914-1994), которая приехала в Китай в 19920 г., жила и училась в Харбине, работала журналистом в Шанхае и в 1947 г. возвратилась в СССР. В 1957 г. она опубликовала в Москве свой первый роман Возвращение, в котором описывала жизнь русских эмигрантов в Китае. Готовя вторую часть этого романа, Ильина написала письмо в Китай прося предоставить ей материалы о китайском студенческом движении. В Шанхае во время войны против Японии, когда сама Ильина тоже жила в этом городе. В своем письме Ильина пишет: Я знаю, что китайские студенты ходили по деревням и по рабочим кварталам города, разъясняя населению, что главная задача момента это прекратить гражданскую войну, и бросить силы на сопротивление Японии. Разбрасывались листовки. Населению разъясняли, что нельзя покупать японские товары. Но об этом я знаю очень и очень приблизительно. А чтобы хорошо написать надо звать поточней, поконкретней. Будьте так добры - помогите мне!(13). На самом деле, даже то, что Ильина знала очень и очень приблизительно, она узнала позже по книгам и по газетам(14). Из ее воспоминаний о своей жизни в Харбине и в Шанхае, и из ее очерков о шанхайской жизни Иными глазами (1946) читатель ничего не узнает о Китае.
Автор статьи Все остается людям считает: Харбин играл важную культурную и просветительскую роль в широком взаимообогащении двух великих культур - русской и китайской. Но нам совсем не трудно найти примеры из художественных произведений и китайских, и русских писатели 1920-1940 годов, чтобы доказать обратное.
В НАЧАЛЕ 1930-х годов жила в Харбине известная китайская писательница Сяо Хун (1911-1942). О своей жизни в Харбине она написала очень интересную книгу Рыночная улица (1936). В этой книге-биографии русские встречаются всего два-три раза в незначительных эпизодах. Остальные китайские писатели, жившие в Харбине в первой половине нашего века, почти ничего не писали о русских, которые жили рядом с ними.
В прозаических произведениях лучших русских писателей Харбина, читатель также редко встречается с китайцами. У самого известного в Харбине русского поэта Арсения Несмелова (1889-1945) и талантливого харбинского писателя Бориса Юльского (1912-?), которые в своих рассказах писали о жизни русских эмигрантов в Северо-Восточном Китае, редкие китайские персонажи обычно представлены ленивыми, тупыми, хитрыми, дикими или жестокими. Говоря же о тех людях, которые были русского происхождения, но воспитаны в китайских семьях, кто не мог говорить по-русски писатели не забывают подчеркнуть их дикость(15). А в романах Байкова китайцы, которые живут в тайге, являются скорее всего олицетворением природы, чем представителями великой культуры.
Таким образом, живя много лет в одном городе и не зная языка друга, россияне и китайцы не имели возможности взаимно обогатится в культурном отношении.
В рассказах русских писателей-харбинцев иногда можно встретить два-три китайских слова, чаще всего - фанзы (дом) и чифан (есть). Но даже из этих двух слов одно было понято ошибочно: русские думали, что чифан - это имя существительное еда, тогда как чифань - это глагол. Китайцы также заимствовали очень немного русских слов, такие как хлеб, ведро и машина. Вовсе не секрет, что мало кто из россиян, живших в Китае, знал китайский язык, а китайцы говорили с русскими в стиле моя-твоя не понимай (тех китайцев, которые имели возможность учиться в русских школах или институтах и хорошо знали русский язык, было совсем немного, особенно до 1945 г.). Только благодаря этому моя-твоя русские и китайцы понимали друг друга, но и то только на весьма низком уровне.
Несомненно, у многих бывших харбинцев сохраняется теплая и добрая память не только о Харбине, но и о Китае. Со своей стороны, китайский народ не забыл тех, кто был много лет у него в гостях. В середине 1950-х годов большинство российских маньчжурцев уехало или в СССР, или в третьи страны. Наддо однако заметить, что последующая история Китая, вплоть до настоящих не интересовала большинство бывших харбинцев, насколько можно судить по воспоминаниях и интервью, проведенными автором этой статьи.
Так, многие харбинцы слышали и до сих пор верят, что русское кладбище в Харбине было уничтожено во время китайской культурной революции. Но это не так. Во-первых, русское кладбище было перенесено в 1959 г. из центра города на окраину Харбина, на кладбище Хуаншань, хотя многие могилы и были оставлены на старом месте, где сейчас находится парк. Дело в том, что городское правительство перенесло только те могилы, которые были зарегистрированы родственниками или знакомыми умерших вслед за сообщением о перемещении кладбища. Теперь на кладбище Хуаншань сохраняется более 1200 православных могил, а рядом с ними - 735 еврейских могил. Во-вторых перемещение кладбища вообще не имело никакого отношения к культурной революции, которая началась только в 1966 г.