Возрожденная Россия-Евразия, согласно воззрениям евразийцев, должна стать «надклассовым государством». Они признают классовый момент вообще недостатком всех прежних и существующих ныне государственных систем. Именно в сознательном отрицании классового государства они видят причину «обвинений и самообвинений русских в негосударственности». С их точки зрения, классовая идея диктатуры пролетариата рано или поздно приведет к разрушению и советского государства. Отсюда, конечно, не следует, что государство может обойтись без господства и подчинения. Ведь в них воплощается «порядок», а он должен быть «властным и принудительным». Но порядок устанавливается не в интересах отдельных классов или социальных групп. Он вытекает из потребности сохранить общество как целое, неделимое, и потому сам по себе обладает «самостоятельной мощью», или «суверенностью». Такой «властный порядок», освобожденный от «исторически-классовой природы» и возведенный до значения «истинной идеи», собственно, и является евразийским государством, т.е. государством чистой идеократии.
К нему не могут быть примешаны ни аристократические, ни демократические начала. Все в нем решает «правящий слой», принадлежность к которому определяется не классовыми или иными социально-политическими критериями, а исключительно «последованием евразийской идее», «отбором» по идеократическому принципу. Здесь явно просматривается сходство евразийцев с большевиками. «Правящий слой не такой же субъект, как субъекты хозяйства и духовной культуры; он как бы порождается ими для того, чтобы они через него и над собою властвовали». Это делает государство, с одной стороны, децентрализованным, поскольку оно выражает не свою эгоистическую, а соборную волю, а с другой, вследствие сохраняющейся иерархии, — содействует в сильнейшей степени его централизации, т.е. превращению в иерархически сильную организацию. Благодаря этому оно может, при недостатке «сознания долга» у граждан, осуществлять свою «положительную миссию» не только методом убеждения, но и с помощью «властного принуждения». Тем самым идеокра-тическое государство по сути превращается в «гарантийное государство», т.е. стабильно-сохраняющееся, в противовес релятивистическому государству традиционного типа. Бердяев не без основания называет это «утопическим этатизмом» евразийцев.
в) Теория пассионарности: Л.Н.Гумилев (1908-1992). В советской России «последним евразийцем», по его собственным словам, был Гумилев, историк и географ, автор фундаментального трактата «Этногенез и биосфера Земли» (1989). В его концепции ключевую роль играют два понятия: «этноса» и «пассионарности». Этнос - это вообще всякая совокупность людей, характеризующаяся определенным стереотипом поведения. Сюда относятся и народ, и нация, и племя, и родовой союз и т.д. Все этносы разнятся между собой по языку, по происхождению и особенно по исторической судьбе. У каждого из них свое начало и свой конец; они рождаются, мужают, стареют и умирают. Но в то же время ни один этнос не изолирован друг от друга, «не живет одиноко». Между ними существуют многообразные контакты и отношения, обусловленные наличием соответствующей «комплиментарности», т.е. взаимной подсознательной симпатии. У русских такая комплиментарность всегда легко устанавливалась с «монголоидами», но была чрезвычайно затруднена с европейцами, в особенности с католиками. «Наши предки великорусы, - замечает Гумилев, - в XV-XVI-XVII вв. смешались легко и довольно быстро с татарами Волги, Дона, Оби и с бурятами, которые восприняли русскую культуру. Сами великорусы легко растворялись среди якутов, объякутивались и постоянно по-товарищески контактировали с казахами и калмыками. Женились, безболезненно уживались с монголами в Центральной Азии, равно как и монголы и тюрки в XIV-XVI вв. легко сливались с русскими в Центральной России ». Без этого азиатского компонента невозможно осмыслить историю российского государства.
Таким образом, Гумилев целиком принимает все основные историко-методологические выводы евразийцев. Однако он не находит у них ответа на принципиальный вопрос: отчего зависит положительная или отрицательная комплиментарность между этносами? Выйти из затруднения помогает ему «космическая философия» В.И.Вернадского. Опираясь на нее, он приходит к заключению, что этносы, как природные образования, подвержены воздействию неких «энергетических импульсов», исходящих из космоса и вызывающих «эффект пассионарности», т.е. высшей активности, сверхнапряженности. В таких случаях этносы претерпевают «генетические мутации», приводящие к зарождению «пассионариев» — людей особого темперамента и дарований. Они-то и становятся создателями новых этнических систем, новых государств.
Восточные славяне, согласно теории Гумилева, подвергались «пассионарному толчку» дважды: в VIII-IX и XIII вв. Первый толчок ознаменовался возникновением Киевской Руси, в которой перевес взяла установка на сближение с западноевропейским, польско-католическим миром. Второй толчок послужил импульсом к образованию Московской державы, «зона этнических контактов» которой способствовала «интенсивной метисации» русско-азиатских народов. Поэтому история Киевской Руси и России суть разные истории; между ними нет ни этнической общности, ни исторического наследования.
Вряд ли нуждаются в комментариях подобные геоэтнологические фантазии Вообще надо заметить, что евразийство, при всем своем кажущемся «реализме», наиболее уязвимо именно в плане сохранения целостности России. Оно подменяет идею государства идеей «месторазвития», ослабляя тем самым политический фактор самоутверждения и консолидации народов. Понятно, почему евразийство так привлекательно для современных «окраинных» сепаратистов и националистов.
4. Сменовеховство. Как было сказано, новая экономическая политика, принятая Лениным в 1921 г., привела к формированию движения сменовеховства, охватившего значительную часть русской диаспорной интеллигенции. Возможно, оно даже исподволь готовилось самими большевиками. На это указывает, в частности, позиция Н.А.Гредес-кула, известного юриста, одного из бывших руководителей кадетской партии, который, совершив в 1920 г. с согласия официальных властей поездку по стране, публикует в советской газете «Известия» реабилитирующие «октябрьский переворот» очерки. Главный их тезис состоял в следующем: «С каждым днем становится все виднее, что перед нами не тупик истории и не случайный ее эпизод, а большая, торная, светлая дорога, по которой идет исторический процесс, и на этот раз направляемый сознательными усилиями прозорливых деятелей, ведет нас к величайшему перелому во всей человеческой истории». Через год в Праге выходит и сборник «Смена вех», давший название самому движению. В него вошли статьи шести эмигрантских публицистов: Ю.В.Ключникова, Н.В.Устрялова, С.С.Лукьянова, А.В.Бобрищева-Пушкина, С.С.Чахотина и Ю.Н.Потехина. Никто из них не был широко известен читающей публике; не значились они и в числе высланных из СССР.
а) «Каносса», или покаяние: С.С. Чахотин (1883-1974). Наиболее заостренно и лапидарно идея сборника выражена в статье Чахотина - «В Каноссу!». Автор призывает эмиграцию «отказаться от вооруженной борьбы» с советской властью, настаивая на полном «перерождении» большевизма. В его «новом облике» он видит две «положительные стороны»: во-первых, отказ от прежнего анархизма и «собирание распавшейся было России» и, во-вторых, гарантию невозможности «возврата к прошлому, тому темному скорбному прошлому, которое послужило первоисточником нужды, темноты и озлобленности народных масс, неподготовленности и вялости нашей интеллигенции, всего того зла, которое обрушилось на Россию за последние годы». По мнению Чахотина, самое время теперь - «идти в Каноссу», признать свои ошибки и приняться за сотрудничество с коммунистическим режимом, по крайней мере, в области просвещения и экономики. В «архив истории» должны отойти и «все партийные группировки дореволюционного времени»; ничто не должно мешать укреплению и развитию благополучия страны.
Таким образом, сменовеховство замышляло не просто идейное разоружение русской эмиграции, но и вообще ее деполитизацию, превращение в чисто этническую (и вполне патриотическую!) диаспору.
б) «Русское великодержавие»: Н.В.Устрялов (1890-1937). В этой же тональности написана статья Устрялова «Patriotica». Автор также констатирует безусловное совпадение интересов «русских патриотов» и нэповских большевиков. Поскольку, на его взгляд, «немедленный коммунизм не удался», то и упования на мировую революцию теряют всякую силу. Это сознают и сами «экспериментаторы», большевики. Отсюда и «спуск на тормозах от великой утопии к трезвому учету обновленной действительности и служению ей...». Ленин и его окружение приходят к сознанию необходимости национальной идеи, и это залог того, что они восстановят «русское великодержавие». Соответственно, всякое противодействие им может лишь привести к тому, что «Великая Россия» превратится «в месиво «освободившихся народностей» с «независимой Сибирью» на востоке, «самостийной Украиной» и «свободным Кавказом » на юге, «Великой Польшей» и десятком «меньших» народностей на западе». А стало быть, «отлив революции» надо использовать во имя сохранения «единой России», не останавливаясь перед союзом с большевиками. Устрялову импонировала красная Москва, вновь обретающая великодержавное лицо.
в) «Пролетарский мессианизм»: Ю.В.Ключников (1886-1938). Точно также и Ключников «истинный смысл творящей себя ныне революции» видит в том, что она приуготовила России «великое мировое место». В политологической схеме идеолога сменовеховства существенная роль отводится действию такого фактора, как «уплотнение международных связей» на рубеже XIX-XX вв. Прямым следствием этого, по мнению Ключникова, явилось специфическое интернациональное сознание, нашедшее свое выражение в трех разных политических программах мирового устройства. Одна из них - консервативная - была выдвинута Германией. В основе ее лежала «жажда принудительного мирового владычества». Осуществление подобной программы предполагало чрезвычайное развитие национализма и милитаризма, «и войны, войны, войны» - до тех пор, пока не останется «одно единственное мировое государство». Другая, либеральная, программа исходила со стороны Америки и была реакцией на усиление Германии в войне 1914 г. Ее принципы строились на признании полного юридического равенства всех государств, отказе от всякого милитаризма и добровольном объединении суверенных стран в единую всемирную конфедерацию или, если это возможно, даже в федерацию. Однако обе эти программы «рухнули» по завершении первой мировой войны: одна оттого, что Германия так и не смогла стать «выше и сильнее всех остальных стран, взятых вместе»; другая - «оттого, что солидарность известного числа наций, вспыхнувшая в момент общей опасности, оказалась весьма хрупкой, искусственной и полностью разрядилась в военной победе над временным врагом». Тем не менее мир больше не вернулся в прежнее состояние. Сложившееся интернациональное сознание народов нашло выход в третьей - пролетарской - программе, призванной объединить все народы в единое мировое братство. Воплощение ее стало делом России, делом Ленина. «Так или иначе, - пишет Ключников, - но очередное мировое слово сейчас за Россией, и только за ней».