Купеческие депутаты допускаются преимущественно в департаменты «домостроительства», государственных доходов и торговли, да и то в ограниченном количестве. Самый низший класс - крестьяне; они обрабатывают землю и несут на себе всю массу государственных податей, оставаясь большей частью в крепостной зависимости. Щербатов находит подобное их состояние вполне нормальным и настойчиво выступает против каких бы то ни было «освободительных» тенденций, признавая достаточным «присмотр» за помещичьими имениями со стороны правительства.
Жесткий правительственный контроль устанавливается и в духовной сфере. В Офире за нравами и религией наблюдает полиция. Сами священники служат в полиции и носят форму офицеров. Обязательной считается еженедельная молитва в храме. Богохульство тяжко карается. Уличенный в этом преступлении лишается всех должностей, имение его и он сам отдается под опеку, а дети отымаются и от воспитания. Если к тому же обвиняемый упорствует в своем заблуждении, он «яко бешенный», подвергается заключению и остается там «дондеже исправится и принесет публичное признание в безумии своем». Кроме того, священнослужители вмешиваются и в семейные отношения, наблюдают за нравственностью супругов. Строжайше запрещаются не только многоженство и сожительство, но и разводы. «Виновная» сторона предается осуждению и изолируется от общества.
Офиряне не изучают ни литературы, ни философии, ни даже теологии - все необходимое в смысле духовности и идеалов им доставляет государство. Офирская система поощряет лишь технические усовершенствования, умножающие материальные блага.
Таким образом, щербатовская утопия несла на себе все черты феодально-полицейского государства, предвосхищая этом отношении мрачные реалии «казарменного социализма».
4. Демократический радикализм: А.Н.Радищев (1749-1802).
Усиление крестьянского радикализма в царствова ние Екатерины II нашло отражение в творчестве Радищева, крупнейшего русского политического мыслителя пос ледней трети XVIII в. Сравнивая его с Щербатовым, А.И.Герцен писал: «Князь Щербатов и А.Радищев представляют Собой два крайних воззрения на Россию времен Екатерины. Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противоположные стороны». Радищев и сам сознает свою роль революционного первопроходца, стремясь
Дорогу проложить, где не бывало следу,
Для борзых смельчаков и в прозе, и в стихах.
Екатерина II с пером в руках штудировала его книгу "Путешествие из Петербурга в Москву». «Тут царям досталося крупно», «сочинитель не любит царей и, где может к ним убавить любовь и почтение, тут жадно прицепляется с редкой смелостью», «царям грозится плахою», «помещиков сочинитель казнит», «надежду полагает на бунт от мужиков», - с раздражением помечает императрица на полях, отчеркивая «места сильнейшие». Хотя книга была издана анонимно, автор вскоре был выявлен, и она сама определяет ему меру наказания: смертная казнь, замененная затем десятилетней ссылкой в Сибирь. Две вещи вызывают наибольшее негодование Радищева: самодержавие и крепостное право. Самодержавие, на эго взгляд, «противно» человеческой природе: «Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но даже закон, извет общия воли, не имеет другого права наказывать преступников опричь права собственной сохранности». Назначение любой власти - общая выгода. Она должна не господствовать над обществом, а только претворять его волю, выраженную в законе. Радищев уподобляет закон Божеству, стражами коего являются истина и правосудие. Перед ним равны все - и низшие, и высшие; он единственный царь на земле.
Возводит строгие зеницы,
Льет радость, трепет вкруг себя;
Равно на все взирает лицы,
Не ненавидя, ни любя.
Он лести чужд, лицеприятства,
Породы, знатности, богатства,
Гнушаясь жертвенныя тли,
Родства не знает, ни приязни,
Равно делит и мзду и казни;
Он образ Божий на земли.
Поэтому посягать на закон, уклоняться от его установлений недопустимо ни для подданных, ни для монархов: в первом случае это будет преступление, во втором - тирания.
Такой тиранией и признает Радищев российское самодержавие. Его оборотной стороной выступает крепостное право. Душа Радищева «уязвлена» страданиями русского крестьянства, тем, что «две трети граждан лишены гражданского состояния». Он требует «умаления прав дворянства», в угоду которого сохраняется это «жестокое рабство». Полезное государству «в начале своем», оно превратилось в «тягчайшее зло», и ничего не давая взамен, только «варварски» угнетает сословие, на котором держится благо общества. «Богатство сего кровопийца ему не принадлежит, - в сильнейшем негодовании восклицает Радищев. - Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания». И это наказание может прийти от самих «рабов», которые рано или поздно возжаждут вольности и разобьют «главы своих бесчеловечных господ». «...Я зрю сквозь целое столетие», - без тени сомнения заявляет Радищев.
Однако он вовсе не радуется перспективе крестьянского бунта, проницательно сознавая неспособность угнетенных масс самостоятельно найти выход из социального тупика. Невежественные рабы, загрубевшие в своих «чувствованиях», при первом же порыве свободы устремляются к разрушению. «И се пагуба зверства разливается быстротечно». Тогда не щадят они ни пола, ни возраста. «Веселие мщения» им дороже, чем само «сотрясение уз», т.е. избавление от рабства. Но вот разгул отчаянной вольности стихает, и все входит в прежние берега. И так - до нового, столь же бесцельного бунта.
Этот заколдованный круг, по мнению Радищева, может разорвать само правительство. Оно должно постепенно (ибо «высшая власть недостаточна в силах своих на претворение мнений мгновенно») содействовать «освобождению земледельцев в России». Воплощение данного «проекта» предполагает, во-первых, разделение «сельского рабства и рабства домашнего» и уничтожение последнего «прежде всего», во-вторых, дозволение крестьянам «вступать в супружество, не требуя на то согласия своего господина», в-третьих, предоставление им права на приобретение земельной собственности и, в-четвертых, «восстановление земледельца во звание гражданина», т.е. уравнение его перед законом. «Исчезни варварское обыкновение, разрушься власть тигров!» - с резчайшей экспрессией клеймит крепостничество русский мыслитель.
Демократический радикализм Радищева отличался редкой разумностью и реализмом, утраченными, к сожалению, позднейшими деятелями русского «освободительного движения». Пожалуй, лишь декабристы и отчасти Чернышевский смогли удержаться на почве «здравой политики» и не стать на путь «революционного» сближения с народом.
Список литературы
Замалеев А.Ф. Учебник русской политологии. СПб. 2002.