Смекни!
smekni.com

22 июня 1941 г. в современной историографии ФРГ (стр. 1 из 4)

.

К вопросу о "превентивной войне"

В исторической науке и в средствах массовой информации ФРГ вплоть до 80-х годов, считалось общепризнанным, что решение Гитлера о нападении на Советский Союз было последовательным результатом его идеологической "восточной программы", направленной на завоевание "жизненного пространства". Данные о происхождении германо-советской войны не подвергались сомнению ни в исторической литературе, ни в материалах солидной периодической печати, радио и телевидения{1}.

Общая позиция сводилась при этом к следующему тезису: "В июне 1941 г. началась не превентивная война, но - реализация Гитлером его подлинных, идеологически мотивированных намерений, в структуру которых были включены традиционные гегемонистские требования"{2}. Нападение на Советский Союз произошло несмотря на то, что с августа 1939 г. между Москвой и Берлином действовал пакт о ненападении, а с сентября 1939 г. - договор о дружбе и границе{3}. Однако в течение срока действия этих договоров "третий рейх" не отказывался от программы действий на Востоке, от завоевания "жизненного пространства"{4}. Нацистская Германия вела против СССР войну на уничтожение, обусловленную политическими, экономическими и расово-идеологическими факторами. Этот вывод основывался на результатах многочисленных фундаментальных исследований.

В исторической науке ФРГ не подвергалось сомнению, что проблема мотивации решения о войне против Советского Союза, принятого Гитлером летом 1940 г., может быть решена только в контексте долгосрочных политических целей "третьего рейха", а именно: мирового господства Германии. Итогом исследований Г. Вайнберга, X. Тревор-Ропера, Э. Йеккеля, А. Куна, А. Хильгрубера о внешнеполитической программе, целях войны и стратегии Гитлера стал повсеместно признанный вывод о том, что намерение "фюрера" напасть на СССР не вытекало исключительно из военной ситуации 1940 г., но - было органическим следствием его "восточной Программы", выработанной до 1933 г.{5}

Дальнейшие исторические исследования{6} доказали: агрессия "третьего рейха" была последовательным осуществлением определенных еще в 20-е годы целей нацистской "восточной политики". Решение о нападении на СССР полностью соответствовало главной цели Гитлера, изложенной в "Майн кампф" (1924) и в т.н. "Второй книге" (1928){7}, равно как и в его заявлениях после вступления в должность канцлера в январе 1933 г. В работах Хильгрубера раскрыты политико-идеологические цели войны против Советского Союза{8}. Ученый пришел к выводу, что "при нападении Гитлера на СССР не могло быть и речи о "превентивной войне" в обычном смысле этого термина, т.е. о "военных действиях, которые предпринимаются с целью предварить или упредить готовившуюся агрессию"{9}.

В 60-е - 70-е годы от случая к случаю в ФРГ предпринимались попытки утверждать, что в развязывании войны против Сталина решающую роль играли не программные установки Гитлера, а сложившаяся военно-стратегическая обстановка и "чреватая агрессией" внешняя политика Советского Союза{10}.

Такие установки отвергались, поскольку они противоречили известным фундаментальным источникам, которые однозначно свидетельствовали о том, что политикой Гитлера двигал отнюдь не страх перед Красной Армией{11}. Сторонники противоположной точки зрения занимали в западногерманском научном мире маргинальные позиции{12}, однако их публикации находили немалый отклик в праворадикальных кругах, о чем свидетельствуют значительные тиражи книг апологетического характера{13}.

В периодических изданиях неонацистского толка не прекращались попытки выдать агрессию Гитлера против СССР за защиту Европы против большевизма и оправдать преступные действия национал-социалистов, направленные против евреев и славян. Мифы такого рода все же находили отражение в материалах, публиковавшихся время от времени на страницах специализированных изданий. Один из военных журналов ФРГ утверждал в 1985 г., что "главной заслугой немецких солдат, воевавших в России", было "отражение коммунистической угрозы, продолжавшееся вплоть до высадки англичан и американцев на Западе Европы"{14}.

В ходе начавшегося летом 1986 г. в ФРГ "спора историков"{15} в консервативных средствах массовой информации появились обескураживающие материалы, в которых нападение вермахта на СССР именовалось "превентивной войной"{16}, что отвечало давним стремлениям правых националистических кругов переосмыслить характер операции "Барбаросса". Газетные статьи по проблематике т.н. "превентивной войны" вызвали многочисленные отклики, при этом решение Гитлера напасть на Советский Союз трактовалось как один из самых важных шагов "фюрера" в течение мировой войны.

Возобновление дебатов о "превентивной войне" таит в себе опасность распространения ложных представлений об агрессивной политике национал-социалистов и размывания границ между выводами, содержащимися в публикациях авторов-апологетов и в работах серьезных исследователей. Новые попытки оправдания германской агрессии были расценены в ФРГ и за ее рубежами как чрезвычайно опасные, что нашло, например, отражение в докладах на международном симпозиуме, который был проведен Фондом имени И. Вирта в Эссене в марте 1987 г.{17}

Консервативные силы, стремившиеся сформировать новую концепцию национальной истории, не отвергали уже больше безоговорочно тезис о "превентивной войне". Нацистская диктатура и политика Москвы трактовались отныне как вполне сопоставимые исторические явления{18}. Тезисы профессора берлинского Свободного университета Э. Нольте о прямой причинной взаимосвязи между Освенцимом и "архипелагом ГУЛАГ" вызвали чрезвычайно ожесточенную полемику и стали началом "спора историков". Дискуссия была органически связана с интенсивными поисками новой, более позитивной "немецкой национальной идентичности".

Не случайным было и то, что в рамках "спора историков" были предприняты попытки оправдания германской агрессии против Советского Союза. Утверждению "позитивной идентичности" явно мешало то, что германо-советская война 1941-1945 гг. никак не поддавалась попыткам ее стилизации под войну справедливую, национальную и оборонительную. А именно такой представала "война на Востоке" в тривиальной милитаристской литературе. Особый упор при этом делался на события 1944-1945 гг.

Формированию новой позитивной "немецкой национальной идентичности", несомненно, "мешает" наличие нерасторжимой связи между войной против СССР и т.н. "окончательным решением еврейского вопроса". Конечно, нельзя считать случайным то, что именно 31 июля 1941 г., в момент победной эйфории вермахта и нацистского режима, рейхсмаршал г. Геринг направил шефу главного управления имперской безопасности Р. Гейдриху письменную директиву "осуществить всестороннюю организационную и материальную подготовку к окончательному решению еврейского вопроса в зоне германского влияния в Европе"{19}.

Учеными ФРГ неопровержимо доказано, что уничтожение евреев, депортированных со всего континента, наряду с экспансией Гитлера на Востоке, было важнейшей составной частью расистского курса национал-социализма{20}. Обе цели принадлежали одной и той же программе. Систематическое, плановое, индустриальное уничтожение более чем шести миллионов европейских евреев в гетто и лагерях смерти на востоке Европы - неотъемлемый компонент развязанной Германией второй мировой войны. Тем более тяжким преступлением является активное участие соединений вермахта и их командования в гитлеровской "истребительной войне" в Восточной Европе{21}.

Поскольку некоторые историки стремятся сконструировать, как это делает Нольте, "причинную взаимосвязь" между Освенцимом и "архипелагом ГУЛАГ", следует еще раз указать на невозможность разорвать два криминальных аспекта гитлеризма: массовые убийства европейских евреев и войну, которая велась ради "жизненного пространства на Востоке". Отрицать историческую вину за развязывание войны против СССР, войны расистской по своей сути, равно как за преступления холокоста, представляется кое-кому значительно более легким делом, если при этом именовать нацистские злодеяния "вынужденными акциями" или объяснить их страхом перед потенциальным "азиатским возмездием".

Все это вовсе не исключало особого интереса консервативных кругов к распространению трактовки германского нападения на СССР как "превентивной войны", что и произошло в ходе "спора историков". Аргументы сторонников данной спекулятивной версии были заимствованы из книги астрийского философа Э. Топича "Война Сталина", а также из публикаций фрайбургского историка И. Хоффмана и бывшего офицера советской разведки В. Резуна, выступающего под псевдонимом В. Суворов{22}.

Венцом утверждений Топича, который и прежде активно выступал в консервативной публицистике{23}, был тезис, будто "политический смысл второй мировой войны сводится к агрессии Советского Союза" против западных демократий, а роль Германии и Японии состояла в том, что они служили военным инструментом Кремля. Топич пришел к абсурдному выводу, что советское руководство якобы "само спровоцировало" Гитлера на нападение, дабы "предстать перед всем миром в качестве жертвы агрессии"{24}. Гипотеза Суворова о будто бы готовившемся летом 1941 г. нападении Сталина на "третий рейх" была изложена сначала на страницах британского военного журнала (в 1985 г.), а затем (в 1989 г.) в книге "Ледокол". Сторонником подобной версии является также Хоффман. По его мнению, в 1941 г. существовал последний шанс упредить "агрессора Сталина", планировавшего в 1942 г. напасть на Германию. Хоффман утверждает, что "наступательная конфигурация Красной Армии" представляла "стратегическую опасность", а советская внешняя политика кануна войны была проникнута "неизменной агрессивностью"{25}.