По мнению многих русских исследователей, наиболее существенным качеством якобинцев была приверженность идее государственности. "Якобинцы видели в государстве великую силу, которая должна подчинить себе все проявления человеческого бытия, воспитывая гражданина для своих целей, требовать от него полного повиновения, устанавливать в частной и социальной жизни все, начиная с мелочей поведения и кончая религией, которая тоже должна быть гражданской,- писал известный историк Кареев- Нежелание подчиниться общему режиму во имя государства и было признаком "инцивизма", отказа от исполнения первого условия общественного договора, заключающегося в полном отчуждении прав в пользу всех: такого человека нужно было принудить к"цивизму". Считая необходимою диктатуру для спасения отечества от внешних врагов, якобинцы видели в той же диктатуре средство всех французов сделать настоящими "гражданами" и "патриотами"... "Святое насилие"... было главным средством, употреблявшимся якобинцами... они возвели террор в систему".
Доктрина и экономическая политика якобинцев не соответствовали, по мнению все того же Кареева, принципам братства и равенства, провозглашенным в 1789 г. Важнейшей задачей революции, полагал историк, было установление "гражданского равенства или равноправия..., уничтожение деления населения страны на сословия и отмена всяких привилегий, иными словами превращение сословного общества в бессословное гражданство". Таким образом, "принципы 1789 г." были искажены и даже превратились в полную свою противоположность на этапе якобинской диктатуры". Не раз писалось о том, что апология государственности и подавление индивидуальной и общественной свободы заставляют вспоминать о Старом порядке и служат предтечей наполеоновского цезаризма. Однако историки не исключал якобинский этап из революции как нечто чужеродное. На Кареева, как и на многих других исследователей темы, огромное влияние имели идеи А.Токвиля о преемственности учреждений Старого порядка и революции. Якобинский период, по мнению Кареева, был не только временем отрицаний принципов и духа начала революции, но одновременно ее высшим этапом, который характеризовался наиболее заметным участием народных масс в политической жизни страны, разрушением феодальных институтов и, в частности, завершением цикла аграрных реформ, начатых Учредительным Собранием.
Закон всякой великой революции заключается в том, что она нуждается в канализации своей разрушительной энергии во внешнюю экспансию. Французская революция вносит в международные отношения еще один фактор: она радикально изменяет фактор силы, важнейший инструмент внешней политики. Французы создают армию, объединенную национальной идеей, национальным духом, которая оказывается на порядок боеспособнее других европейских армий. 1792 г. - начало революционных войн и первые победы. В 1793 г. устанавливается новая революционная армия, в которой слились волонтеры и рекруты.
Размышляя о значении якобинской диктатуры в контексте структурных изменений, происшедших во Франции на рубеже XVIII-XIX вв., можно процитировать слова одного известного историка, который писал: "Не создав ничего нового, союз якобинцев и санкюлотов содействовал лишь спасению того социального строя, который был уже создан Учредительным собранием и окончательно консолидирован империей Наполеона".
Анализируя якобинскую доктрину, стоит поднять вопрос об "ответственности" рационализма Просвещения. Историки видели в Руссо духовного отца Робеспьера. Автор "Общественного договора" был "государственником", как Платон или Гоббс, но при этом сторонником идеи народовластия. Его идеи, воспринятые якобинцами, на деле вели котказу от индивидуальной свободы перед лицом "общей воли" и кдеспотизму. Но, признавая народ носителем верховной власти, Руссо лишал правительства устойчивости. "Если одними сторонами своей теории Руссо узаконивал деспотизм государства перед личностью, то другими сторонами той же теории он вводил в государственную жизнь начала анархии",- подчеркивал Кареев. Вывод, заметим, близкий оценкам Тэна. Но, в отличие от французского историка и от своего учителя В.И.Герье, Кареев обращал внимание на противоречивость учения Руссо, которое готовило революцию критикой абсолютизма, сословности, утверждением права народа изменить форму правления и в то же время являлось как бы преддверием реакции XIX в. против революции. Социальный пессимизм, представление о том, что "золотой век" позади и недостижим, неверие в разум и достижения культуры сближали автора "Общественного договора" скорее с Шатобрианом, а не с современными ему философами. Многие писали о необходимости различать отдельные эпохи в Просвещении. Историки рассматривали концепцию Руссо как альтернативу мировоззрению Вольтера и государственно-правовой теории Монтескье. В революции же, по мнению многих, "эпохи наибольшего влияния" различных философов последовательно сменяли одна другую. Идеи общественного договора стали руководящими принципами революции... особенно во втором фазисе ее развития.
Всякий серьезный анализ политической обстановки должен исходить из взаимоотношения трех классов: буржуазии, мелкой буржуазии (в том числе крестьянства) и пролетариата.
Могущественная экономически крупная буржуазия сама по себе представляет ничтожное меньшинство нации. Чтобы упрочить свое господство, она должна обеспечить определенные взаимоотношения с мелкой буржуазией, а через ее посредство - с пролетариатом.
Однако, взаимоотношения между буржуазией и ее основной социальной опорой, мелкой буржуазией, отнюдь не основаны на взаимном доверии и мирном сотрудничестве. В массе своей мелкая буржуазия есть эксплуатируемый и обиженный класс. Она завидует крупной буржуазии и нередко ненавидит ее. С другой стороны, и буржуазия, прибегая к поддержке мелкой буржуазии, не доверяет ей, ибо боится, с полным основанием, что та всегда склонна переступить указанные ей сверху пределы.
Прокладывая и расчищая пути для буржуазного развития, якобинцы на каждом шагу вступали в острые столкновения с буржуазией. Они служили ей в беспощадной борьбе с нею. Выполнив свою ограниченную историческую задачу, якобинцы пали, ибо господство капитала было предопределено.
“Если бы Робеспьер удержал за собой власть,— говорил Бонапарт Мармону,— он изменил бы свой образ действий; он восстановил бы царство закона; к этому результату пришли бы без потрясений, потому что добились бы его путем власти”.
Гений Бонапарта в этих словах интуитивно постиг истину, которая впоследствии была вскрыта и подробно доказана историками. 9 термидора не есть новая революция, не есть революционная ликвидация революции. Это лишь один из второстепенных и "бытовых" моментов развития революционного процесса.
Якобинцы не пали — они переродились в своей массе. Якобинцы, как известно, надолго пережили термидорские события — сначала как власть, потом как влиятельная партия: сам Наполеон вышел из их среды. Робеспьер был устранен теми из своих друзей, которые всегда превосходили его в жестокости и кровожадности. Если бы не они его устранили, а он их, если бы даже они продолжали бы жить с ним дружно,— результат оказался бы тот же — гребень революционной волны, достигнув максимальной высоты, стал опускаться...
“Мы не принадлежим к умеренным,- кричал кровавый бордоский эмиссар Талльен с трибуны Конвента в роковой день падения Робеспьера, замахиваясь на него кинжалом,— но мы не хотим, чтобы невинность терпела угнетение”. Гора шумно приветствовала это заявление и сопровождавший его жест...
Парламентский режим, впрочем, является идеалом всех современных цивилизованных народов, хотя в основу его положена та психологически неверная идея, что много людей, собравшихся вместе, скорее способны прийти к независимому и мудрому решению, нежели небольшое их число.
В парламентских собраниях мы встречаем черты, общие всякой толпе: односторонность идей, раздражительность, восприимчивость к внушению, преувеличение чувств, преобладающее влияние вожаков. Но уже вследствие своего особого состава парламентская толпа имеет некоторые особенности, на которых мы здесь остановимся.
Односторонность мнений составляет важнейшую черту этой толпы. Во всех партиях, и особенно у латинских народов, мы встречаем неизменную склонность разрешать самые сложные социальные проблемы посредством самых простых абстрактных принципов и общих законов, применяемых ко всем случаям. Принципы естественным образом меняются сообразно каждой партии, но уже вследствие своего нахождения в толпе индивиды всегда обнаруживают стремление к преувеличению достоинства этих принципов и стараются довести их до крайних пределов. Вот почему парламенты всегда являются представителями самых крайних мнений.
Самый совершенный образец односторонности таких собраний представляют якобинцы великой революции. Проникнутые догматами и логикой, с головой, наполненной неопределенными общими местами, якобинцы стремились проводить в жизнь свои стойкие принципы, не заботясь о событиях, и можно смело сказать, что они прошли через всю революцию, не замечая ее. Вооружившись очень простыми догматами, которые служили для них путеводителями, они вообразили, что могут переделать общество во всех его частях и вернуть утонченную цивилизацию к ранней фазе социальной эволюции. Способы, употребленные ими для осуществления их мечты, также отличались абсолютной односторонностью. Они ограничивались только тем, что насильственным образом уничтожали все то, что мешало им. Впрочем, и все остальные - жирондисты, монтаньяры, термидорианцы и т.п. - действовали в том же духе.
В заключение хотелось бы привести трактовку «якобинских» событий в постсоветский период.