Две зимовки провел Василий Михайлович на далекой окраине России. Поначалу у него сложилось неблагоприятное впечатление о Камчатке. Головнин говорит далее, что хотя трудно найти страну уединеннее, скучнее, голоднее Камчатки, но эти недостатки (кроме последнего) не могут быть чувствительными для любопытного путешественника. А Камчатка “представит любопытству много интересных, совершенно новых предметов...”.
И русский мореплаватель с присущей ему энергией и увлечением отдался изучению Камчатки. Он собрал обильный материал о флоре и фауне края, населяющих его народностях, их быте и нравах. В отличие от многих западноевропейских путешественников, презиравших “туземцев”, Василий Михайлович с симпатией относился к местному населению.
25 апреля “Диана”, после того как моряки прорубили лед в Петропавловской гавани, вышла в Авачинский залив, а 4 мая шлюп взял курс к Курильским островам. Достигнув 13 мая острова Матуа, Головнин, продвигаясь на юг, начал описание Курильских островов. Он отмечал, что острова эти вулканического происхождения и гористы, берега их круты, растительность скудная, тундровая, лишь на островах Уруп, Итуруп и Кунашир есть леса; здесь много пушных зверей и птиц; население занимается охотой и рыболовством.
Головнин обратил внимание на большое влияние русской культуры в этих местах. Курильцы (айны) восприняли у русских бытовые навыки, многие знали русский язык. “...Наши курильцы носят всякого покроя русское платье”,— заметил Василий Михайлович.
После исследований В. М. Головнина стало известно, что Курильская гряда состоит не из 21, как считалось ранее, а из 24 островов.
Время шло, запасы продовольствия и пресной воды на “Диане” подходили к концу. Головнин решил идти к острову Кунашир, где, по имевшимся сведениям, была удобная гавань и селение.
Постоянные ветры и густые туманы заставили “Диану” более двух недель лавировать у островов Итуруп, Кунашир и Шикотан, которые то открывались перед взором моряков, то вновь заволакивались туманом.
Головнин знал, что на юге Курильской гряды японцы незаконно устроили свои фактории. Поэтому он действовал с большой осторожностью. 17 июня “Диана” вошла в бухту северной части острова Итуруп, где действительно встретили не только айнов, но и японцев. Японскому начальнику Исидзака Такэхейму Василий Михайлович объяснил, что зашел сюда за дровами и продовольствием. Чувствовалось, что японцы сомневались в мирных целях экспедиции. И все же беседа закончилась хорошо. Исидзака Такэхейм дал письмо к японскому начальнику селения Урбитич (Фурубэцу) на западном побережье Итурупа. В письме якобы извещалось, что русские идут с добрыми намерениями и что они нуждаются в воде и продовольствии. К вечеру моряки возвратились на шлюп. 18 июня состоялась новая встреча с курильцами. Русские узнали об их тяжелой участи. Считая, что они действуют заодно с русскими, японцы стали еще больше притеснять айнов, угрожая им смертью. Головнин убеждал курильцев, что русские ни малейшего зла не причинят японцам и, следовательно, и “они нашим [курильцам] вредить не захотят”.
При расставании Василий Михайлович взял лишь курильца Алексея Максимовича, чтобы тот показал гавань в западной части острова и был переводчиком при переговорах с японцами.
5 июля “Диана”, облитая лучами утреннего солнца, двинулась в гавань Кэмурай на южном побережье Кунаширского залива. Вдруг японские батареи открыли пальбу по шлюпу. Видимо, подумал Головнин, японцы не получили сообщения с Итурупа о миролюбивых целях прихода русского корабля. Корабль продолжал идти в глубь залива. На берегу открылось селение и небольшая крепость. Японские суда, заметившие “Диану”, поспешно отошли к крепости, а батареи опять стали палить, но ядра не достигали цели. Шлюп бросил якорь в трех милях от крепости. Желая выяснить причины такого поведения японцев, Головнин, захватив с собой подштурманского помощника Среднего, четырех матросов и курильца, под градом ядер устремляется на шлюпке к крепости. Однако добраться до крепости не удалось. Ядра не подпускали шлюпку к берегу.
Головнин рассудил, что без воли правительства начинать военные действия не годится, и решил объясниться с японцами посредством знаков. Но такое объяснение не дало никаких результатов.
Головнин полагал, что японцы не желают вступать в переговоры с русскими и откроют огонь по шлюпке, если она подойдет к крепости. Поэтому шлюп направился к небольшой речке на западном берегу залива, где стал на якорь. Вскоре заметили человека. Это был курилец Кузьма с русского острова Расшуа. По поведению Кузьмы было видно, что японцы боятся нападения русских. Объясняться с Кузьмой было очень трудно, но все же посредством знаков и жестов можно было догадаться, что начальник города желает встретиться с командиром “Дианы” на лодке в сопровождении такого же количества матросов, какое будет у Головнина. Василий Михайлович принял приглашение японского начальника. Кузьма с подарками отправился в крепость.
Поутру 11 июля Головнин поехал на берег на четырехвесельной шлюпке. С ним находились мичман Мур, штурман Хлебников, курилец Алексей, матросы Макаров, Симанов, Шкаев, Васильев.
Начальник крепости Насасэ Саэмон донимал русских разными вопросами о России, ее правительстве. Будто бы в целях определения количества продовольствия, необходимого для экипажа корабля, японцы пытались узнать о его численности. Головнин, разгадав смысл этого вопроса, увеличил цифры вдвое против настоящего, сказав, что команда состоит из 102 человек.
Во время беседы, протекавшей, в общем, в корректной форме, Мур сообщил, что солдатам, разместившимся на площади, раздают обнаженные сабли. Головнин не придал этому значения, но вскоре пришлось убедиться в недобрых намерениях японцев.
Вскоре Головнин сказал, что у него нет времени и пора возвращаться на корабль. На это последовал ответ начальника: без повеления матсмайского губернатора, которому он должен донести о происшедшем, он не сможет снабдить шлюп ничем. А до получения решения губернатора он хочет, чтобы один из русских остался в качестве заложника. Ответ из Матсмая надо было ожидать не менее 15 дней. Головнин с чувством собственного достоинства ответил, что “без совета оставшихся на шлюпе офицеров так долго ждать решиться не могу, а также и офицера оставить не хочу”. После этого моряки встали и собирались идти. Это вызвало раздражение начальника. И, наконец, заявил, что ни одного из русских он не сможет отпустить, в противном случае ему распорят брюхо. “Мы в ту же секунду бросились бежать из крепости, а японцы с чрезвычайным криком вскочили со своих мест... бросали нам под ноги весла и поленья...”
Когда русские моряки вырвались из крепости, японцы открыли стрельбу, но никому не причинили вреда. Мичмана Мура, матроса Макарова и курильца Алексея задержали. Остальные добрались до шлюпки, но из-за отлива она оказалась на мели и ставить ее на воду было невозможно. Японцы окружили моряков, сопротивляться было бесполезно. Головнина, штурмана Хлебникова и матросов Симанова, Шкаева и Васильева привели опять в палатку, там уже находились ранее захваченные. Крепко связав пленников, японцы под сильным конвоем отправили их на лодках в Хакодаде (Хакодате), на южное побережье острова Хоккайдо. Здесь русских поместили в большом темном сарае, в клетки из толстых деревянных брусьев.
Тем временем капитан-лейтенант Рикорд, принявший командование “Дианой”, делал все возможное, чтобы вызволить товарищей из плена. Намереваясь повести переговоры об их освобождении, он направился к японскому берегу. Но как только “Диана” приблизилась на расстояние пушечного выстрела, японцы открыли огонь по кораблю из береговых батарей. Метким ответным огнем с “Дианы” одна японская батарея была подавлена.
Попытка начать переговоры и узнать о судьбе товарищей не удалась. На “Диане” находились смелые, полные решимости русские моряки, но их было только пятьдесят один; не приходилось и думать, чтобы с таким маленьким отрядом идти на штурм японской крепости, защищенной с моря высоким земляным валом. Неудачный исход штурма неминуемо повел бы к гибели “Дианы” или захвату корабля японцами, а тогда собранные моряками сведения о южных Курильских островах - “много времени и трудов стоящее описание географического положения сих мест не принесли бы также никакой ожидаемой от этого пользы”, писал Рикорд.
Отойдя от берега, “Диана” бросила якорь на таком расстоянии, чтобы ядра с крепости не могли достать ее. Офицеры написали письмо Головнину, в котором выражали свое возмущение действиями кунаширского начальника, извещали своего командира о возвращении в Охотск и обещали товарищам “положить жизнь свою, если не будет Других средств к их освобождению”.
14 июля “Диана” покинула Кунаширский залив, названный офицерами шлюпа “заливом Измены”. Весь экипаж корабля переживал участь своих друзей и командира, томящихся на чужой земле в неволе.
В конце июля шлюп прибыл в Охотск. Рикорд хотел отправиться в Петербург для доклада морскому министру о пленении Головнина. Но в Иркутске гражданский губернатор Н. И. Трескин сообщил Рикорду, что ему следует ждать решения правительства здесь. Тем временем Рикорд и губернатор разработали план экспедиции по освобождению пленников. Не дождавшись ответа правительства8, иркутский губернатор предложил Рикорду возвратиться в Охотск и отправиться на “Диане” для продолжения неоконченной описи Курильских островов и подойти к Кунаширу “для узнания об участи наших соотечественников, захваченных японцами”.
Н. И. Трескин снабдил Рикорда письмом на имя губернатора Эдзо (Хоккайдо). В письме говорилось о дружественном отношении России к Японии, осуждались самовольные действия Хвостова и Давыдова. Трескин писал, что русские придут в японские гавани с целью добиться освобождения пленных. Вместе с Рикордом в Охотск отправился Накагава Городзи (Головнин и Рикорд называют его Леонзаймо) и шесть других японцев, которые в 1810 г. потерпели кораблекрушение у берегов Камчатки. Японцев решили возвратить на родину и использовать их в качестве переводчиков во время переговоров с японскими властями.