По сравнению с любителями - путешественниками и археологами - ученые специалисты на первых порах принимали значительно меньшее участие в обследовании античных памятников Северного Причерноморья. Из тех немногих, кто заслуживает упоминания в этой связи, первое место безусловно принадлежит петербургскому академику Е. Е. Кёлеру, который живо интересовался причерноморскими [132] древностями и сам дважды, в 1804 и 1821 гг., посетил Крым. Кёлер был ученым филологом-классиком и отличался исключительной эрудицией. В целом ряде статей он касается различных вопросов античного прошлого причерноморских областей: трактует о надписях, монетах, произведениях искусства, религиозной и экономической жизни (включая рыбозасолочный промысел) античных городов Причерноморья.48 Особое значение имели написанные им для Академии наук критические разборы сочинений Рауль-Рошетта и Кёппена. В этих рецензиях, каждая из которых представляет в сущности говоря самостоятельное исследование, Кёлер вскрыл неточности, допускаемые археологами при описании античных памятников; он показал необходимость самого тщательного и всестороннего анализа каждой новой вещи, новой надписи, новой монеты и сам дал высокие образцы такого анализа (между прочим, на примере того же декрета в честь Протогена).
Критика Кёлера, подчас весьма суровая и, может быть, даже излишне придирчивая, несомненно способствовала более внимательному изучению древних памятников, находимых в южной России. С этой точки зрения совершенно оправдана та высокая оценка, которую дают Кёлеру последующие исследователи, в частности автор первого историографического обзора по Причерноморью П. М. Леонтьев, по мнению которого Кёлер "положил основание изучению древностей, находимых на юге России, и поднял его на высокую степень строгой, научной отчетливости".49 Заметим также, что вслед за Кёлером обратились к изучению причерноморских древностей, особенно надписей, и другие петербургские академики - Ф. Б. Грефе и Л. Э. Стефани; о них, как впрочем и о Кёлере, нам еще придется говорить в связи с обзором академических занятий античностью.
Из других петербургских ученых, которые своими работами способствовали развитию классической археологии в России, назовем еще А. Н. Оленина. О нем, как об общественном и литературном деятеле, мы уже упоминали выше. В ученом мире Оленин известен прежде всего своими работами по русской археологии и палеографии: ему удалось полностью прочитать и правильно истолковать [133] надпись на знаменитом Тмутараканском камне. В то же время он много занимался античною археологией, изучал вазовую живопись, написал ряд исследований об античном оружии. Он был большим знатоком всяческий реалий, и к его советам прислушивались многие ученые и переводчики. Гнедич консультировался с ним при переводе Гомера.50
Вернемся. однако, к Причерноморью. Археологические изыскания, начатые там фактически Дюбрюксом и Стемпковским, ограничивались в 1-й половине XIX в. одним, правда, наиболее важным в историко-археологическом отношении районом Керчи; да и в этом районе за недостатком средств работы велись первоначально в очень незначительном масштабе Перелом наступил в начале 30-х годов, когда обилие и замечательные достоинства находок обратили на себя внимание не только общества, но и правительства. Впрочем и здесь, как всегда, археология многим была обязана случаю: в сентябре 1830 г., в 6 км от Керчи, в кургане Куль-Оба, солдатами, ломавшими камень для строительства новых жилищ, был открыт склеп, содержавший погребение скифского царя IV в. до н. э. На месте раскопок своевременно оказались Стемпковский и Дюбрюкс, и последний составил обстоятельное описание обнаруженных в склепе вещей.51 Среди них оказалось много замечательных предметов - произведений греческого и местного, скифского искусства: богато отделанное золотом оружие, облицовочные пластинки из слоновой кости с выгравированными на них сценами из греческой мифологии, золотые пластинки со штампованными изображениями, золотые фигурки людей и зверей, различные драгоценные украшения (ожерелья, браслеты, ювелирной работы подвески с рельефным изображением головы Афины по типу Фидиевой), а также сосуды, среди которых выделяется знаменитая ваза из электрона (сплава золота и серебра) с рельефными изображениями сценок из скифской жизни (царь, выслушивающий донесение воина; скиф, помогающий товарищу перевязывать раненую ногу; еще два скифа, занятые щекотливой операцией удаления зуба; одинокий скиф, натягивающий лук).
Куль-Обские находки произвели сенсацию: стало ясно, что Северное Причерноморье, по крайней мере в некоторых отношениях, [134] может служить таким же источником для пополнения коллекций редких древних вещей, как Греция и Италия. Правительство, заинтересовавшись прежде всего этими возможностями, стало теперь щедро финансировать археологические изыскания. По его поручению, А. Б. Ашик и Д. В. Карейша - чиновники, ставшие монаршею волею археологами - начали с 1832 г. регулярные раскопки в районе Керчи. Впрочем, в первое время раскопки велись довольно бессистемно: в погоне за драгоценными вещами раскапывали главным образом курганные погребения, забросив обследование городищ, начатое Дюбрюксом и Стемпковским. В 30-х и 40-х годах в районе Керчи было раскопано несколько курганов со склепами, действительно содержавшими иногда богатые погребения. Большой склеп IV в. до н. э., служивший, по-видимому, усыпальницей для какого-то боспорского царя, был раскрыт в 1837 г. Ашиком при раскопках так называемого Царского кургана (в 4 км от Керчи). Правда, погребение здесь оказалось ограбленным, однако сама гробница с искусно сложенным коническим куполом, является шедевром древнего строительного искусства. Некоторые из склепов, украшенные замечательной стенной росписью, представляли особую художественную ценность: "склеп пигмеев", открытый Карейшей в 1832 г., с росписью, изображавшей битву пигмеев с журавлями; другой склеп, открытый Ашиком в 1841 г., с необычайно богатыми росписями, изображавшими различные сцены из мифологии и реальной жизни (среди последних - реалистические картины погребальной процессии, конного боя, охоты и даже гладиаторских сражений).
К сожалению, о сохранности раскрытых сооружений должным образом не заботились, места находок не замечались, так что некоторые из памятников, к несчастью, и оба расписных склепа, о которых только что было сказано, позднее затерялись и теперь известны лишь по описаниям открывших их археологов. Крайне прискорбно было и то, что найденные при раскопках предметы старины (различные сосуды, ювелирные изделия, монеты) толком не изучались, а их хранение и вовсе было поставлено из рук вон плохо. По свидетельству современника, видного впоследствии археолога и эпиграфиста Н. Н. Мурзакевича, многие вещи, "по произволу помянутых господ (т. е. Ашика и Карейши. - Э. Ф.), раздавались, кому им нравилось, или сбывались за границу".52
[135] Эти факты достаточно ярко характеризуют ту небрежность, с которой велись тогда археологические работы. Тем не менее нельзя отрицать, что раскопки 30-х и 40-х годов XIX в. дали большие результаты. Керчь стала родиной классической археологии в России. Керченский музей, открытый еще в 1826 г., начал живо наполняться памятниками древности. Позднее лучшие находки стали отправляться в Петербург, для пополнения коллекций Эрмитажа. Открытый как музей в 1852 г., Эрмитаж скоро стал средоточием всех интересных памятников, найденных на территории античных государств Северного Причерноморья. Ядром эрмитажной коллекции явилось собрание боспорских древностей, где одних только золотых вещей было, уже к концу 80-х годов, до 10000.
Раскопки в Крыму доставили новый богатый материал для исследователей классической древности; вместе с тем они послужили толчком к созданию специальных научных обществ, ставивших своей целью систематическое, всестороннее изучение древностей на территории России. В 1839 г. было основано Одесское общество истории и древностей, которое вскоре начало издавать свои "Записки" (с 1844 г.). Затем, в 1846 г., последовало учреждение Археологическо-нумизматического общества в Петербурге, которое вскоре было переименовано в Русское археологическое общество; оно также стало издавать свои труды -"Mevmoires" (с 1847) и "Записки" (с 1849 г.). В ученой деятельности этих обществ вопросы классической археологии занимали видное место; в их трудах регулярно публиковались статьи и материалы, относящиеся к различным сторонам исторического прошлого Северного Причерноморья.53
В 40-х гг. стали появляться первые монографические исследования, посвященные отдельным греческим городам Северного Причерноморья: о Пантикапее - А. Б. Ашика,54 Г. И. Спасского,55[136] П. П. Сабатье56 и, уже в начале следующего десятилетия, В. В. Григорьева,57 о Херсонесе - Б. В. Кёне,58 о Тире - П. В. Беккера.59 Вновь (после Байера и Татищева) ожил интерес к Геродотовой Скифии; этому вопросу большое исследование посвятил известный московский ученый критик, философ и историк Н. И. Надеждин.60 В то же время проблемами античной истории Северного Причерноморья больше стали интересоваться и западные исследователи; можно сослаться для примера на знаменитого немецкого ученого, основоположника современной эпиграфики А. Бёка, который во 2-м томе своего "Корпуса греческих надписей" (1843 г.) издал известные ему надписи Северного Причерноморья, сопроводив их обширнейшими комментариями.61