Все законы, императорские указы и акты всякого рода, касающиеся государственных дел, должны быть скреплены государственными министрами. Согласно конституции 1889 г., тайный совет обсуждал важнейшие государственные дела (ст.56)16.
Таким образом, кабинет министров нес ответственность не перед парламентом, па перед императором. В том случае, когда парламент отклонял проекты бюджета, правительство могло не уходить в отставку, а принять бюджет предыдущего года. Тем самым, парламент был лишен возможности воздействовать на политику кабинета. Император мог издавать указы по тем или иным важным вопросам государственной политики в межсессионный период, с последующим их утверждением парламентом.
Конституция определяла тайный совет как высший консультативный орган при императоре “состав его был увеличен до 27 человек, которых назначал император из высших сановников, имевших большой опыт государственной службы”17. Тайный совет был независим от парламента и кабинета. Фактически каждое сколько-нибудь важное решение кабинета или парламента должно было получить санкцию совета.
Все это до крайности ограничивало права и деятельность японского парламента.
Отдельная глава конституции была посвящена судебной власти (глава V). В ней говорилось, что “судебная власть осуществляется судами именем императора и согласно закону. Организация судов определяется законом”18 (ст. 57). По конституции, ни один судья не отрешался от своей должности иначе как за наказуемое деяние, по приговору условного или дисциплинарного суда (ст.58). Суды не могли входить в рассмотрение исков, касавшихся прав, о которых утверждалось, что они нарушены незаконными действиями административных властей, и подлежащих ведению административного суда, особо установленного законом (ст. 61)19.
Таким образом, конституция 1889 г. утверждала заново созданную систему судебных органов. Что касается финансов, о которых подробно говорилось в шестой главе, определенную роль в финансовых вопросах играл парламент: он утверждал доходы и расходы государства в форме годового бюджета, очень большой расход непременно представлялся на утверждение парламента (ст.64)20. Но право парламента в этой области также были ограничены, о чем свидетельствовала статья 67 – “императорский парламент не может без согласия” правительства отменить или уменьшить расходы, определяемые согласно конституции властью императора, или расходы, проистекающие из использования законов или возникающие из законных обязательств правительства”21.
Глава седьмая данной конституции содержала в себе дополнительные постановления. В ней говорилось, что когда в будущем представится необходимость изменить постановления конституции 1889 г., то соответствующий проект будет внесен в императорский парламент по повелению императора. Далее оговаривалось, что не одна из палат не может открыть прений иначе как большинством в присутствии 2/3 общего числа ее членов, и никакое изменение конституции не может быть принято иначе как большинством не менее 2/3 присутствующих членов (ст. 73)22. Дополнительные постановления предполагали, что изменения в статусе императорского дома не подлежат обсуждению императорского парламента, и что никакое постановление данной конституции не может быт изменено статусом императорского дома (ст.74)23.
Итак, конституция провозглашала верховную власть императора. Она также утвердила единую судебную систему. Конституция 1889 г. установила схему, при которой император правил государством с помощью тайного совета, министров и парламента. Однако в действительности японский император, в отличие от русского царя и германского кайзера, не принимал активного участия в управлении страной. Конституция представляла собой юридическое оформление союза помещиков и буржуазии под эгидой реакционной монархии. Парламентская буржуазная оппозиция добивалась ликвидации “клановых” правительств – бюрократии и военщины из Сацума и Тёсю. Однако на основе агрессивной внешней политики оппозиция довольно быстро нашла общий язык с правящими кругами.
К 1889 г. в Японии происходит идеологическое оформление культа императора. Последствия этого оформления, а также введения конституции Мэйдзи очень верно определяет американский исследователь политической роли императора в довоенной Японии Д. Титус: “Во-первых, институт императорской власти был поднят в недосягаемости критики “японского подданного”. Высший священнослужитель, верховный главнокомандующий и конституционный монарх, император должен был представлять трансцендентный институт государственной власти”, далекий от дыма человеческих жилищ, причем никто никогда не мог нарушить его священности. Эта дистанция, внушающая благоговение, должна была обеспечить основу народной лояльности и покорность государству. Во-вторых, император не обладал свободой действия в открытом политическом процессе. Его личная воля, подверженная ошибкам, не была идентична императорской воле, являвшейся, по определению, вечной волей императорских предков. Это, в свою очередь, означало ограничение его публичной роли формальными ритуалами, такими, как синтоистские обряды и формальное санкционирование государственных решений. Устранив императора от открытого и прямого участия в процессе принятия решений и в то же время осуществляя все государственные аспекты именем императора, олигархия, очевидно, надеялась гарантировать собственную власть, развить японские политические институты на прерогативу сверху и лояльность снизу”24.
§ 2. Основные положения конституции Османской империи
Провозглашенная 23 декабря 1876 г. первая турецкая конституция не содержала каких-либо ограничений и условий власти султана. Все они были аннулированы. В ней не было упоминаний о какой-либо административной автономии нетурецких провинций, предусматривавшихся в первоначальном проекте Мидхат-паши. В ст.1 конституции Османской империи говорилось, что “империя заключает в себе нынешние страны и владения и привилегированные провинции. Она составляет одно нераздельное целое, от которого никогда не может быть отделена никакая часть по какому бы ни было поводу”25.
В ст.3 конституции 1876 г. подтверждалась неразрывное единство прерогатив власти султана и халифа, которые, согласно издавна сложившейся традиции, принадлежали старшему члену династии Османов”26. В ст.4 говорилось, что султан, будучи халифом, является высшим авторитетом мусульман, покровителем и хранителем святынь ислама. Он – падишах османских подданных27. При этом в статье 5 разъяснялось, что султан ни перед кем никакой ответственности не несет. Особа его священна и неприкосновенна28. Не султан, и не члены династии ответственны перед народом, а наоборот, как гласила ст.6, “свобода членов Османской династии, их личная собственность, как движимая, так и недвижимая, их оклады и все виды содержания “гарантируются ответственностью всего населения”29.
Прерогативы верховной власти султана изложены в ст.7 конституции: назначение и отставка министров; распределение чинов, должностей, знаков отличия, утвержденные в должности управителей вилайетов в соответствии с регламентом, определяющим привилегии, дарованные отдельным вилайетам; право чекана монеты30.
Как и в прошлом, имя султана провозглашалось в мечетях на общих молитвах. Он облагал правом утверждать условия договоров с другими государствами, объявлять войну и заключать мир, осуществлять верховное командование сухопутными и морскими войсками. Под контролем высшей власти султана находились и исполнение норм шариата, и функционирование государственной администрации. Помилование и смягчение приговоров судов также относилось к прерогативам султана. Он имел право созыва парламента, приостановки его деятельности или роспуска, мог требовать переизбрания депутатов. Следует отметить, что в текст конституции 1876 г. не вошло. Находились и исполнения норм шариата, и функционирования государственной администрации. Помилование и смягчение приговоров судов также относилось к прерогативам султана. Он имел право созыва парламента, приостановки его деятельности или роспуска, мог требовать переизбрания депутатов. Следует отметить. Что в текст конституции 1876 г. не вошло положение Корана, запрещающее правителям под угрозой законного возмущения подданных всякие нововведения, не согласующиеся с нормами священной книги.
Таким образом, все эти статьи, входившие в раздел конституции под названием “Об Оттоманской империи”, подчеркивали неограниченный характер власти султана.
Далее в конституцию был включен раздел, касающийся государственного права османов.
Провозглашение конституции 1876 г. было, с одной стороны, несомненным достижением либерального крыла правящей верхушки, с другой, маневром султана Абдул-Хамида II, желавшего любой ценой удержаться у власти пред угрозой ультиматума великих держав и внутреннего кризиса. В конституции содержались положения, характерные для доктрины османизма, что свидетельствовало о том, что она все еще сохраняла некоторое значение для правящей верхушки. В составе Османской империи пока находились значительные территории, населенные христианами, а какой-либо альтернативой для их удержания не было. В статье 8 конституции объявлялось, что все подданные империи какой бы религии они не придерживались, являются османами31. В конституции объявлялось, что все османы “пользуются личною свободою”, которая является неприкосновенной (ст.9,10)32. Государственной религией по конституции, объявлялся ислам, но в то же время утверждалось, что “… государство… покровительствует свободному отправлению всех исповеданий, признанных в империи, и сохраняет религиозные привилегия, предоставленные разным общинам, при том условии, чтобы не наносилось никакого ущерба общественному порядку и добрым нравам” (ст.11)33.