О дальнейшем развитии этих ростков рассказывается в третьей главе, которая нызывается "В кругу друзей". В целом она посвящена олформлению и становлению в российском обществе такого явления, как западничество.
Первоначально автор рассказывает о функционировании "кружка Станкевича" после приобщения к нему Грановского и рассматривает взаимоотношение его членов с историком. Он также прослеживает развитие отношений Грановского с кружком и отмечает постепенное нарастание противоречий. Если с Бакуниным и Катковым у историка сразу сложились неприязненные отношения, а с Боткиным - близкие, то с Белинским они складывались очень неоднозначно. Основным предметом разногласий стал вопрос о соотношении в науке абстрактно-философского и "разумной действительности", а также трактовка применительно к реальности некоторых положений гегелевского учения (например, понимание фразы "всё действительное разумно, всё разумное действительно" в аспекте проблемы государственного строя как "нет власти, как от бога", составило один из важнейших пунктов полемики Грановского и Белинского, который придерживался именно такой трактовки).
Со временем количество неурядиц в кружке растёт, и в качестве причин этого явления автор называет узость круга общения его членов, их погружённость в самих себя и отрыв от реальной действительности во имя абстрактных схем[8]. Всё перечисленное проводит к неизбежному распаду кружка, точку в котором ставит смерть Станкевича.
Однако распад кружка явился определённой ступенью на пути формирования западничества, поскольку члены распавшихся кружков Гарцена и Станкевича, а также молодая профессура Московского университете явились основными его составляющими. Постепенно из этих слагаемых складывается новый кружок, в роли главы которого постепенно выделяется Грановский. Основой цельности кружка было, как отмечает автор, решительное неприятие существующего порядка вещей[9].
Немалое внимание автор монографии уделяет рассмотрению взглядов приверженцев этого течения. Личность Петра I у них имела более чем положительную оценку (так, они говорили, что его деяния положили начало русской истории[10]), в то время, как Николая I они считали воплощением застоя. При характеристике народных масс они отмечали их пассивное бездействие, факт их незатронутости петровскими реформами, в результате чего они остались "вне абсолюта"[11]. Преградами на пути развития народа они считали, главным образом, самодержавие и крепостное право.
С начала 1840-х годов кружок становится ещё более сплочённым, и в среде его членов начинает явно проявляться жажда деятельности. Среди попыток какой-либо активности особенно важное значение имел курс лекций Грановского, о котором автор подробно рассказывает. Грановский заставлял слушателей, даже случайно зашедших, "погружаясь во всеобщее, преодолевать косность, личную и национальную, нанося удар за ударом по официальной идеологии"[12]. При этом оппозиционный дух оставался неуловим с точки зрения государственных карательных органов, подталкивая власти к переходу от административных взысканий в сферу философских доводов. На страницах прессы с Грановским пытаются бороться Погодин и Шевырев, однако в результате этого успех лекций приобретает ещё более демонстративный характер. В итоге, не смотря на противодействие уваровцев, курс лекций был всё же дочитан до конца.
Значение курса лекций, прочитанного Грановским, было огромно. Автор монографии пишет: "...в триумфе Грановского было скрыто многое, и прежде всего он пророчил неизбежность перемен"[13]. Это утверждение подтверждается в последующих, четвёртой и пятой главах книги.
Четвёртая глава называется "Друзья-враги", и посвящена она взаимоотношениям между представителями общественной мысли в период 1840-50-х годов: первоначально в ней рассматриваются противоречивые и во многом парадоксальные отношения западников и славянофилов, а затем появляющиеся и со временем всё более усиливающиеся расхождения в среде самих западников.
Рассматривая отношения западников и славянофилов, автор первоначально говорит о том, что и первые, и вторые ждали перемен, "прелома" в русской жизни, однако имели различные мнения относительно сути преобразоваий. Если основой точки зрения первых была идея освобождения из-под ярма костной ограниченности посредством перестройки на западный лад, то вторые отвергали ложное западное "полупросвящение" и говорили о возрождении "истинного русского духа" путём обращения к истинной православной вере[14].
Автор подробно рассматривает то, как контактировали между собой западники и славянофилы и как развивались их отношения. Так, Белинский с самого начала выдвигает на первый план враждебную западникам сторону славянофильства, Грановский же и Герцен долго пытаются отыскать в славанофильском учении "зерно истины", но в сер. 40-х годов "сама жизнь всё больше убеждает их в правоте Белинского"[15]. Кроме того, в главе особо акцентируется внимание на противоречивости чувств представителей двух течений друг к другу: имея столь сильную идейную вражду, что она препятствовала всякому их нормальному общению, они одновременно испытывали к своим оппонентам настолько сильные дружеские чувства, что не могли жить друг без друга, и подобные внутренние конфликты часто приводили к тому что идейные противники плакали от безысходности в объятиях друг друга.
Суть разногласий между западниками и славянофилами 1840-х годов, по мнению автора монографии, очень ярко выражена в статье Грановского, опубликованной в "Современнике" в 1847 г. В ней славянофилы характеризуются как партия, которая подняла "знамя народных преданий и величает их выражением общего непогрешимого разума", в то время, как на самом-то деле, как пишет Грановский, разума в народных массах вовсе нет: они или бессмысленно жестоки, или бессмысленно равнодушны[16].
По мере прошествия времени вопрос о том, за кем пойдёт "образованное меньшинство", стал решаться в пользу западников. Но постепенно в среде самих западников стали обнаруживаться разногласия, которые привели в конечном счёте к расколу западничества. Как пишет автор, этот процесс был закономерен, в нём проявился прцесс самоопределения различных групп молодого русского общества[17]. И если началом расхождений стали споры о боге и бессмертии души, то в конечном счёте основой раскола внутри кружка явились воззрения на будущее человечества. Таким образом, некогда цельное и сплочённое течение западничества оказалось в процессе своего развития внутренне непрочным.
Таким образом, подводя итог рассмотренного в данной главе периода, автор говорит, что он целиком пронизан парадоксами, и его характерным признаком явился такой тип взаимоотношений между представителями общественной мысли, как "дружба-вражда".
Пятая глава называется "Время испытаний", в ней говорится о том, чем обернулись для западничества и для Грановского в частности бурные события конца 40-х - середины 50-х годов XIX в.
Первоначально автор рассказывает о так называемой "Крыловской истории", в результате которой все профессора-западники, кроме самого Грановского, уходят из Московского университета в Петербург, что явилось, несомненно, ударом для Грановского.
Затем последовала французская революция, которая взбудоражила власти и привела к борьбе Николая I с "западной заразой" в русском обществе, что не могло не коснуться западничества: за его представителями, в частности за Грановским, устанавливается строгий надзор. Кроме того, Николай приходит к тому, что начинает отвергать всякую систему образования, даже уваровскую, в результате чего в стране начинается притеснение образования, и даже проходит слух о закрытии университетов[18].
В подобной обстановке Грановский делает несколько попыток защитить просвещение: составляет по поручению министерства программу учебника по всеобщей истории, пишет письмо к новому попечителю, составляет записку о преподавании в Московском университете для некоего "лица почтенных лет", и во всех этих документах сквозит одна и та же мысль: искажение истины никого обмануть не может, поэтому нет смысла скрывать её от молодёжи[19]. Разумеется, подобные попытки защиты просвещения не оказали на органы власти никакого влияния.
В данной главе, которая как бы подводит итог жизни и деятельности историка, автор даёт оценку натуры Грановского. Он говорит о её внутренней противоречивости, отсутствии во взглядах цельности и последовательности, но по его мнению, эти на первый взгляд не желательные для научного и общественногот деятеля качества привели к тому, что Грановский легче мог оценить ситуацию с позиции абстракции и поэтому был свободнее и выше людей, связавших себя защитой интересов класса буржуазии (например, Чичерин).
Обращается автором монографии внимание и на некоторый пересмотр Грановским взглядов на историю: критику им гегельянства в его отношении к истории, соприкосновение с позитивистскими позициями (здесь автор особо отмечает, что при этом историк по сути не отходит от гегелевского учения), а также на обращение Грановского к естественным наукам как помощникам историка.
Кроме французской революции одним из серьёзнейших испытаний для русского общества стала Крымская война. Большинство западников открыто демонстрировало злорадство по поводу поражений русской армии, поскольку в этих поражениях оно находило подтверждения самой западнической теории. Грановский же осуждал их и, наоборот, восхищался победами русских[20]. Автор показывает, что, благодаря гибкости своего мышления (о которой говорилось выше), Грановский оценивал обстановку объективно, а не только с идеологических позиций.