Как подмечено одним из современников, 1890-й “год был сереньким, буднишным годом, и это хорошо, потому что блестящие, трескучие событиями годы бывают иногда слишком тяжелы если не для всех, то для большинства”. Владивосток, конечно, с интересом прислушивается к вестям из столиц, однако продолжает пока жить своей, вполне патриархальной, жизнью. Если б не августовская эпидемия холеры (занесенной сюда из Нагасаки и стремительно распространившейся), не озверение бродячих собак (особенно в районе 2-й Портовой улицы, где как-то вечером ими покусан был даже один офицер), да не осенний повсеместный в Южно-Уссурийском крае разлив рек, то и вспомянуть про тот год было б, наверное, нечего.
Ну, побывала во Владивостоке летом на гастролях драматическая труппа режиссера-распорядителя г-на М.Шумилина из Благовещенска, ну, посетил его в конце года с концертами (проездом из Китая и Японии) “знаменитый флейтист проф. Тершак с талантливой пианисткой Шуллер” (исполнив немного из Вагнера, чуть-чуть из Листа и очень много – музыкальных сочинений самого Адольфа Тершака, посвященных прелестной Луизе Шуллер…), ну, открыл (после двухлетнего перерыва) представления цирк г-жи Ламбергер (в зале купца Галецкого на Алеутской улице – дважды в неделю, 50 коп. за вход), ну, наигрывал в парке Морского Собрания летом по вторникам (с 4 до 7 час.) свои марши-мазурки “хор музыки” Сибирского флотского экипажа… Вот, собственно, и вся на то время годовая культурная программа Приморья.
Если, конечно, не считать таковой открытие нового ресторана “Италия” да завоз “в виде опыта” 45 тысяч бутылок консервированного по только что изобретенной Пастером технологии пива одесского товарищества (в рекламном извещении – “известного петербургского завода”) “Гамбринус” (“успех был полный и получен новый заказ на несколько сот тысяч бутылок”, - хотя уж было здесь и свое пиво, по 24 руб. за ящик светлого и по 18 за темное). Кстати, водка в ту пору обходилась обывателю куда дешевле пива: самую дорогую (если не считать “смирновки”, стоившей 75 коп. бутылка) и редкую для Владивостока (т.к. изготавливалась она из привезенного по морю одесского спирта), под названием “столовая водка “Прохладительное”, покупали по 55 коп. за бутылку (а в оптовом складе купца Пьянкова на Светланской и того меньше – по 9 руб. ведро), самую дешевую предлагали манзы (китайцы) – вообще за гроши. Для сравнения: бутылка привозной сельтерской (т.е. минеральной) воды стоила не меньше – аж 50 коп.!
В октябре наш город посетил – проездом с Сахалина – модный писатель А.П. Чехов. Местный фельетонист по этому поводу язвил потом:
…Недавно Чехов приезжал
И в “Новом Времени” писал,
Что пьем вино мы, не пьянея
(Ну, значит, водка слаба здесь,
Или из разных зелий смесь)
Во всякий час, во всякий день,
И тем на нас набросил тень.
И все-таки культурная жизнь у нас и тогда не ограничивалась развлечениями только, пьянством да карточными играми: в Морском Собрании, как обычно, с окончанием навигации возобновлены были публичные доклады на разнообразные научные темы; в специально построенном отдельном здании открылся музей (с библиотекой и “чучельной коллекцией местных зверей и птиц”) Общества изучения Амурского края, - только за первый месяц(!) его успели посетить 800 человек, почти 5% населения города. А в конце года получены были высочайше утвержденные проекты постройки во Владивостоке двух памятников – морякам, погибшим прошлой зимой на военной парусной шхуне “Крейсерок”, и Г.И. Невельскому.
4.
«Россия в мореходстве – опаснейший враг, за которым нужно следить, наблюдать и, если возможно, то сбивать ее с пути и не давать хода в морском деле.»
Пилль, англ. премьер-министр, XIX в.
Эскадра Тихого океана, под командованием вице-адмирала П.Н.Назимова, все лето проводившая в учениях, на зиму уходила в теплые порты Японии и Китая. Владивосток оставался с десятком портовых военных кораблей (считая сюда и барказ “Польза”); два из них – миноносцы “Янчихэ” и “Сучена” – только прошлой весной собраны были в местных портовых мастерских и спущены на воду.
В тот год штук пять частных каботажных шхун всю зиму и почти все лето так и проторчали на рейде – хозяева их не смогли набрать команду даже для близкого плавания (лучше уж никуда не ходить, чем доверять свое добро невеждам да лодырям, - грамотного-то моряка днем с огнем не отыщешь на этом берегу). Только одна из них, паровая шхуна “Котик” купца 1 гильдии Отто Линдгольма, смогла в 1890 г. выйти в Охотское море, да и то – под командой американца, бывшего штурмана китобойного барка «Ланцер». Причем, из 17 человек ее экипажа русскими были всего лишь двое матросов.
Даже английская Pall Mall Gazette свидетельствовала о полном застое дел во Владивостоке и о почти исключительном преобладании иностранцев в местной торговле, но оговаривалась о появлении здесь русских торговых пароходов и китобоя. А еженедельная общественно-литературная и морская газета «Владивосток» так описывала по весне ситуацию в местном порту: «С каждым годом число плавающих судов сибирской флотилии уменьшается и в настоящее лето идет в кампанию только четыре: лодка «Горностай» с промерной партией к заканчиванию работ в заливе Петр Великий, шхуна «Тунгуз» - в обычный рейс на север к ограждению лимана реки Амур и снабжению маяков и шхуна «Алеут» - с партией минного заграждения в одну из бухт, соседних с Золотым Рогом, для практических занятий. Затем, после Св. Пасхи, начнет вооружение (по-теперешнему: будет оснащаться, - В.К.) лодка «Бобр», назначенная заграницу и будет изготовлена в плавание к 1 мая.» О коммерческих же судах отзывалась вообще с безнадежностью: «…стоят они крепко на двух якорях и, как мы слышали, в плавание не идут; не идут потому, что, благодаря манзовской конкуренции, нет такой работы, которая в состоянии была бы окупить содержание стоящего командира и команды. Но надо видеть эту команду, нанимающуюся весною на частные шхуны, чтобы понять положение судохозяев и согласиться с ними, что с таким экипажем нельзя отпустить судно в море без риска потерять его, а потому действительно лучше сидеть на месте и ждать плодов нашей владивостокской морской школы…»[9].
И «плоды» эти были краю ой как нужны, в первую очередь – из-за острой необходимости развивать свой, российский, каботаж и китовый промысел.
Почти все прибрежные морские и речные перевозки давно находились в руках трудяг-китайцев (манз), которых в народе прозывали «манза-ламаза» («…ага, сегодня он тебе – «брата», а завтра – лютый «ламаза» (тигр)»). Манзовских лодочников было много, да и брали они за провоз гораздо меньше русских судоводителей (при этом никак не отвечая за безопасность пассажиров и груза при довольно частых крушениях утлых своих лодчонок-«шампунок»). Фрахт на манзовских лодках, к примеру, из Владивостока в Посьет составлял всего 5-7 коп. с пуда (в обратную сторону – немного дороже, 10-11 коп.). Что касается всего остального мореплавания, то два японских судна (пароходной компании «Nippon Jusen Kaisha») стали в этом году регулярно ходить во Владивосток из Кобе и Шанхая через Нагасаки (причем, за свои рейсы во Владивосток эта компания получала дотацию от правительства Японии). Из российских судов разве что пароход «Байкал» совершал более-менее регулярные (6 раз в навигацию) рейсы между Владивостоком и Николаевском, плюс пароходство Федорова держало привилегию на Суйфунской линии, да пароход «Новик», только что приобретенный купцом Шевелевым, возил пассажиров и товары в Славянку, Посьет, Шкотово, Сучан, Речной и на Монгугай, однако частных грузов его пароходное товарищество не принимало.
Так что в российских морях Восточного Океана вовсю хозяйничали иноземцы: китайцы «держали» каботаж, а американцы били китов (у россиян в 1890-м был только один китобой – «Геннадий Невельской» купца Дыдымова, отставного капитана 2 ранга)...
За весь год во Владивосток совершено было всего-то 28 заходов российских судов под коммерческим флагом, зато немецких – 35, японских – 21, норвежских – 14, английских – 10, американских – 7. «Насколько страдает при отсутствии русского флота русская торговля – ясно всякому. Потребность в них есть, а самих судов нет; в эту навигацию к порту прибыло 115 судов, а из них только 25 под русским флагом…» На каждое российское судно с грузами и пассажирами – почти по пять иноземных, это ли не говорит о многом? «Необходимо при этом вспомнить, что все преимущества… на стороне иностранных компаний, суда которых не платят высокой пошлины, не несут значительных расходов на уплату консульских сборов и пр., не платят лишних денег в виде пошлин за каменный уголь, расходуют гораздо меньше на содержание команды и проч. Поэтому и конкуренция с иностранными судами в отношении дешевизны перевозки грузов для русского флота немыслима.» [11]
Перевозка грузов через Сибирь занимала тогда около 320 суток (при фрахте 10 руб. с каждого пуда), морем же эта задача решалась всего за 54-65 дней (фрахт – 2 руб. 27 коп. с пуда) [7, 9, 11]. Хотя за предшествовавшие 30 лет наш торговый флот (по сведениям, собранным Обществом содействия русскому торговому мореходству) почти удвоился по числу судов (до 2361 судна) и более чем утроился по тоннажу (до 811411 тонн), а в последние три года даже наметился в российской таможенной политике явный протекционизм отечественному судоходству, оно все еще переживало трудные времена. Иностранные суда зарабатывали в России до 60 млн. руб. в год (на связанный с импортом фрахт страна расходовала 13 млн., на экспортный – еще 47 млн.), русские же – почти в десять раз меньше... В мире к тому времени уже существовало 160 больших пароходных компаний (но лишь одна из них была российской!): 64 английских, 33 французских, 15 американских, 12 немецких, 7 испанских, 6 португальских, 5 голландских, 3 итальянских, 3 бельгийских, 3 австралийских, 2 австрийских, 2 греческих, 2 канадских, 1 датская и 1 японская [8].