Древнеисландская саговая литература очень богата и своеобразна. Сохранилось огромное множество саг. Общее вних только то, что это повествования о прошлом. Различия же между отдельными разновидностями саг выекают из того, насколько далеко это прошлое и где происходило то о чем рассказывается. Саги, в которых рассказывается о событиях до заселения Исландии ( «саги о древних временах»), отличаются от саг, в которых рассказывается о событиях первого века после заселения Исландии («саги об исландцах», или «родовые саги»), а также от саг, в которых рассказывается о событиях в Исландии в 12-13 в. ( «сага о Стурлунгах» и «епископские саги»). Но есть и различие между сагами, в которых рассказывается о событиях в самой Исландии, и сагами, в которых рассказывается о событиях в самой Норвегии и др. странах ( «королевские саги»), и это второе различие часто перекрывается первым. Другими словами, различия между сагами сводятся к тому, что в них рассказывается о далеком, менее далеком и недавнем прошлом, и также к тому, что в них говорится о событиях в Исландии и вне ее. Невозможно обнаружить такие разновидности саг, которые отличались бы трактовкой одного и того материала.
Самые своеобразные и самые знаменитые из исландских саг - это те, в которых рассказывается об исландцах. Саги, в которых говорится об исландцах, живших после ХI века, не принадлежат к таким сагам, хотя одна из них даже называется «Сагой об исландцах» (она входит в состав «Саги о Стурлунгах»). Не относятся к сагам об исландцах и саги, в которых рассказывается об исландских епископах. Вместе с тем к сагам об исландцах обычно относят короткие рассказы об исландцах, представляющие собой фрагменты (так называемые «пряди») из «королевских саг». Название «родовые саги» тоже, в сущности, условно, так как не все они - истории нескольких поколений одного рода. В последнее время название «родовые саги» стало неполярно среди специалистов, потому что оно связывается с непопулярным представлением о происхождении этих саг («родовые саги» - это как бы запись устной традиции, а не литературные произведения). Все же названию «родовые саги» в этой книге отдано предпочтение. Поскольку они - самые своеобразные и знаменитые из исландских саг, они называются и просто «исландскими сагами» ( так они названы, в частности, в их русских переводах, вышедших в 1956 и 1973 г.г.). Но название «исландские саги», в сущности, тавтологично, так как, хотя известны некоторые саги норвежского происхождения и само слово «сага» - общескандинавское, саги специфичны в первую очередь для Исландии. Поэтому родовые саги называются иногда и просто сагами.
«Родовые саги» сохранились в основном в рукописях XIV века, или еще более поздних. Все эти рукописи - списки с несохранившихся рукописей. От более ранней эпохи сохранились только фрагменты «родовых саг». Они датируются примерно серединой XIII века. Кто писал эти саги неизвестно. Нигде в древнеисландской литературе авторы не называются, и попытки установить их никогда не приводили к сколько-нибудь убедительным результатам. Считается установленным, однако, что большинство «родовых саг» было написано на протяжении XIII века, самые ранние - в его начале, наиболее поздние в начале XIV века. Впрочем, очень многое в датировке «родовых саг» остается спорным, и ни одна из них не может быть датирована сколько-нибудь точно. Всего сохранилось около сорока «родовых саг», не считая так называемых «прядей об исландцах». Сохранившиеся «родовые саги» вместе с «прядями об исландцах» составляют в популярном исландском издании двенадцать томов, или около пяти с половиной тысяч страниц. Во многих «родовых сагах» цитируются скальдические отдельные строфы. Всего больше их в «Саге о Кормаке», «Саге об Эгиле» и «Саге о названных братьях». Но в некоторых «родовых сагах» их нет совсем.
В «родовых сагах» рассказывается о людях и событиях первого века после заселения Исландии, т.е. периода примерно с 930 по 1030 г.г. (этот период принято называть веком саг). Каким образом в XIIIвеке, когда писались эти саги, могли быть известны события, которые произошли за два века до этого? Этот вопрос уже давно волнует ученых. В сущности, это вопрос о том, что такое «родовые саги».
В первой половине прошлого века установилось мнение, что «родовые саги» - запись устной традиции. Во второй половине прошлого века господствующей стала теория - она впоследствии получила название «Теории книжной прозы», - согласно которой в XIII веке бесформенная устная традиция была собрана у «мудрых мужей» и ей придана форма саги. Таким образом, согласно этой теории «родовые саги» - это письменные произведения, созданные определенными авторами. В начале нашего века на смену «Теории книжной прозы» пришла «Теория свободной прозы», согласно которой не только содержание, но и форма «родовых саг» сложилась до записи, и, таким образом, саги эти - запись устной традиции, в ряде случаев, возможно, даже дословная. С тридцатых годов нашего века снова наметился возврат к теории, согласно которой саги - это не запись устной традиции, а письменные произведения, созданные их авторами, и эта теория вскоре стала господствующей. Таким образом, за последние полтора века мнение ученых о происхождении «родовых саг» три раза качнулось, подобно маятнику, из одгого крайнего положения в другое, и есть признаки того, что маятник продолжает свое колебание.
Правда ли то, что рассказывается в «родовых сагах» или вымысел? Каково соотношение правды и вымысла в них? Несомненно только одно: не только те, кто писали «родовые саги», верили в то, что все в них правда, но и слушатели, или читатели этих саг, т.е., в сущности, все исландцы до самого недавнего времени верили в это. Наивная вера в абсолютную правдивость «родовых саг» долгое время господствовала и в науке.
Между тем вымысел в «родовых сагах», в сущности, очевиден. Для того чтобы его обнаружить, вовсе нет необходимости, как неоднократно делали исследователи, соспоставлять данную сагу с более достоверными историческими источниками, например с «Книгой о заселении страны», или проводить какие-либо другие научные изыскания. И дело совсем не в том, что в «родовых сагах» есть кое-что неправдоподобное. То, что кажется неправдоподобным с современной точки зрения, могло казаться вполне правдоподобным с точки зрения людей того времени. Все тогда верили в колдовство, приведения, предсказания и т.п. Даже в рассказах о колдовстве, обильно представленных в «родовых сагах», часто не происходит ничего такого, что не могло произойти в действительности. Так, например, хотя в «Саге о Греттире» рассказывается о том, как старуха Турид погубила Греттира с помощью колдовства, т.е. казалось бы проявляется самая наивная вера в колдовство, в этом рассказе нет ничего, что не могло бы произойти в действительности: к острову, на котором укрылся Греттир прибивает корягу, Греттир ранит себе ногу при попытке расколоть эту корягу, у него начинается заражение крови, и варяги, воспользовавшись тем, что он при смерти, одолели его. В «Саге о людях из Озерной Долины» рассказывается, что один пастух видел, как женщина, слывшая колдуньей, вышла из своего дома, обошла вокруг него против солнца, посмотрела на соседнюю гору, махнула каким-то узелком и что-то сказала, потом вошла в дом и заперла за собой дверь. Обвал, который вскоре после этого засыпал дом, вместе со всеми, кто был в нем, в том числе и с колдуньей, рассматривается в саге, как вызванный ее действиями. Вполне реальные факты - непогода, болезнь, смерть, кораблекрушение, падеж скота, любовная неудача и т.д. и т.п., в «родовых сагах» рассматривается как результат колдовства. Но обычно в результате действий колдунов и колдуний ничего фантастического не происходит. Вера в колдовство не мешала объективно правильному восприятию самих фактов и проявлялась только в фантастическом объяснении причинной связи между этими фактами. Вымысел очевиден в «родовых сагах» прежде всего из самой манеры их повествования, из того, что в этих сагах всегда подробно описываются действия их персонажей и приводится все сказанное ими в описываемой ситуации, нередко и то, что никто не мог видеть или слышать. Если этот вымысел все же не замечали в исландии в течение многих столетий, то это, конечно потому, что там сохранилась способность поставить себя на место тех, кто писал эти саги, и наивно не замечать в них вымысла. Когда же исследователи потеряли наивную веру в абсолютную правдивость саг, вымысел в них стал им вдруг очевиден и они, естественно, пришли к убеждению, что он был очевиден и тем, кто писал саги, т.е., что он был сознательным. И вот «родовые саги» стали считать произведениями, совершенно тождественными реалистическим романам, а тех, кто писал эти саги, - такими же сознательными авторами, как авторы романов. Но в наивном доверии к абсолютной правдивости «родовых саг» было, в сущности, больше их понимания, чем в недоверии к их правдивости.
Во всех скандинавских странах, кроме Исландии, вновь возникшая письменная литература была лишена какой-либо самобытности, оторванной от народной почвы, подражательна по отношению к литературам передовых европейских стран и очень бедна. Литература эта возникала либо из чисто практических потребностей, либо служила интересам церкви, либо подражала иноземным образцам.
Таким образом, на основании вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что скандинавская литература не может быть использована в качестве достоверного исторического источника, так как в сагах присутствует доля вымысла, и они не преодолели порог мифического, сказочного развития.