Как видим, при императорах 1 в. продолжалась в общем линия, намеченная Августом: общие меры, направленные против несвободнорожденных сословий, сочетались с пока еще довольно робкими попытками ограничить злоупотребления отдельных господ и с покровительством либертинам, при стремлении, однако, подчеркнуть их гражданскую и социальную неполноценность.
Вопрос о классовой борьбе при империи принадлежит к одному из самых трудных в истории римского рабства. Основная трудность заключается в противоречивости вырисовывающейся картины. С одной стороны, открытые выступления рабов и даже их участие в движениях свободных постепенно сходят на нет. Создается впечатление, что классовая борьба запирает. С другой стороны, как уже упоминалось выше, представители правящего класса в гораздо большей мере, чем раньше, боятся рабов и ощущают грозящие им со стороны рабов опасности. С одной стороны, принимавшиеся правительством меры по охране некоторых элементарных прав рабов и ограничению самоуправства господ как будто свидетельствуют об известном сглаживании противоречий между рабами и рабовладельцами, различий между рабами и свободными. С другой стороны, история классовой борьбы на всем протяжении существования антагонистических обществ показывает, что уступки угнетенным классам, даже если в конечном счете они были выгодны классам господствующим или отдельным их слоям, никогда не делались добровольно, а всегда являлись результатом борьбы эксплуатируемых. Все это заставляет полагать, что классовая борьба при империи не утихает, а лишь принимает иные, менее заметные для поверхностного наблюдателя, но достаточно остро ощущавшиеся современниками формы. Дело, видимо, заключается в том, что, говоря о классовой борьбе, нельзя подходить с одними и теми же мерками не только к различным формациям, но даже к различным периодам истории одной и той же формации или общества. Так, для Рима, восстания рабов не всегда были наивысшим, а главное, наиболее результативным «проявлением классового антагонизма. В условиях империи эффективнее могли оказаться иные формы классовой борьбы. Рабские движения, достигнув кульминационного пункта в конце республики, с установлением империи идут на убыль. Последние засвидетельствованные источниками волнения рабов, как бы затухающие слабые волны великих рабских восстаний, падают на конец 1 в. до н.э. и первые десятилетия 1 в. н.э.
В 19 г. до н. э. кантабры, захваченные в плен и проданные в рабство, перебили своих покупателей, бежали на родину и подняли там восстание, лишь с большим трудом подавленное Агриппой. В 14 г. н.э. раб последнего (вскоре тайно убитого по приказу Тиберия, внука Августа) Клемент «задумал, по словам Тацита, дело, не свойственное рабской душе». Узнав о смерти Августа, он решил отправиться на остров Планизию, где в изгнании проживал Агриппа, похитить его, доставить к стоявшему в Германии войску и провозгласить императором. Когда же оказалось, что Агриппы уже нет в живых, Клемент два года скрывался в Этрурии, а затем, пользуясь своим сходством с покойным господином, стал выдавать себя за него, распространяя слух, что Агриппа успел спастись, и вербуя сторонников среди лиц, недовольных существующим положением. Число их «постепенно росло, даже среди сенаторов и всадников, и дело стало принимать угрожающий для Тиберия оборот. По его поручению Саллюстий Крисп подослал к Клементу двух своих клиентов. Прикинувшись его сторонниками, они, дождавшись удобного случая, выдали Клемента солдатам, которые заковали его в цепи и доставили к императору. На вопрос последнего, каким образом Клемент стал Агриппой, тот будто бы ответил: “а каким образом ты стал Цезарем?” Не добившись, чтобы Клемент назвал своих сообщников, и не решаясь казнить его открыто, Тиберий приказал тайно с ним покончить и замять все дело. Судя поэтому рассказу, хотя Клемент был рабом и, возможно рабы имелись среди его сторонников, движение ни в коей мере не было по преимуществу рабским. Оно может быть поставлено в один ряд с некоторыми другими событиями, в которых рабы выступали инициаторами заговоров и «попыток мятежей не являвшихся проявлением сопротивления рабов. Так, в правление Августа номенклатор какой-то женщины, Телеф, организовал заговор, направленный, по словам Светония, против императора и сената. По некоторым сведениям, рабом был и один из Лже-Неронов. Во время господства вителлианцев раб Гета пытался выдать себя за Скрибония Камерина, будто бы при Нероне скрывавшегося в Истрии, где у Крассов издревле была обширная клиентелла. Ему удалось привлечь «легковерную чернь» и даже некоторых солдат, но в конце концов он был пойман, приведен к Вителлию, узнан своим господином и «казнен рабской казнью». Все это, конечно, не специфичные для рабов формы борьбы, хотя сам по себе факт вмешательства рабов в общегосударственные дела и движения самозванцев достоин внимания. Иной характер носила попытка восстания, предпринятая в 21 г. по инициативе бывшего преторианца Тита Куртизия. Согласно рассказу Тацита, рабы начали собираться на тайные сходки в Брундизии и соседних городах, потом в прокламациях, выставленных в общественных местах, стали призывать к свободе сельских, «наиболее диких» рабов из окрестных сальтусов. Случившийся на месте квестор Луций Луп организовал отряд из тамошних солдат и подавил мятежников. Однако, видимо, победа Лупа была далеко не полной, так как Тиберий счел нужным послать сильный отряд под командой претора Стайя, который захватил Куртизия и наиболее активных его сторонников. Движение произвело сильное впечатление в Риме, трепетавшем, по словам Тацита, из-за возраставшего до бесконечности количества рабов. В событиях этого смутного периода обнаруживаются некоторые черты, характерные для конца республики, когда городские рабы и плебс выступали совместно, более или менее сознательно поддерживая того или иного претендента на власть, с которым связывали какие-то определенные надежды. После этого всякие сведения о более или менее серьезных движениях рабов, самостоятельных или вместе с плебсом, прекращаются вплоть до конца II—начала III в...