Так Русь приобретала свое важное геостатическое положение.
Ордынское иго ввело у нас единую денежную единицу - серебро, т.к. монголы признавали только его.
Нападения татар заставляло строить каменные, а не деревянные сооружения. Развивалась живопись, архитектура, песни, сказки, легенды, былины, т.е. развивался сам язык.
Возвышение роли Москвы.
В период монголо-татарского ига Владимиро-Суздальская земля распалась на мелкие княжества.
В XIV в. Москва стала крупным феодальным центром.
Причины возвышения Москвы:
выгодное географическое положение, ее прикрывали от монголо-татарского вторжения соседние княжества, труднопроходимые леса. Сюда устремился поток населения. Москва стала центром ремесла, сельскохозяйственного производства и торговли. Москва оказалась узловым центром сухопутных и водных путей для торговых и военных дел.
За три года (1301 - 1304 гг.) территория Московского княжества выросла почти вдвое.
После освобождения русской земли, Московское княжество включило в свой состав земли, оставшиеся еще самостоятельными. В 1485 г. - Тверь, в 1489 г. - Смоленск, в 1521 г. - Рязанское княжество.
Князь Московский - князь всея Руси.
Иван Данилович (1325 - 1340 гг.) за подавление восстания в Твери получил ярлык на великое княжение, который стал постоянно принадлежать московским князьям. Иван Данилович укрепил союз с церковью, митрополит Петр переехал в Москву.
Верховная власть в Русском государстве принадлежала великому князю, но он был ограничен Боярской Думой в принятии важнейших решений по вопросам законодательства, внешней политики и судопроизводства.
Монголо-татарское иго затормозило развитие русских земель на 200 с лишним лет, что явилось причиной отставания их от Западной Европы. Был нанесен огромный ущерб экономической, политической и культурной жизни Руси. Русь беднела, т.к. значительная часть доходов уходила в виде дани Орде. Русские народы были разорены и частью уничтожены. Исчезали многие ремесла, что тормозило создание мелкотоварного производства. Монголо-татарское иго укрепило феодальную раздробленность. Ослабило связи между различными частями государства, нарушило политические и торговые отношения с другими странами. Культурное развитие страны замедлилось.
Потребовалось более 100 лет борьбы и труда народа, чтобы возродить экономическую жизнь.
Летопись продолжала оставаться в XIV - XV вв. ведущим жанром русской литературы. Со второй половины XIV в. московское летописание приобрело общерусский характер и последовательно проводит идею преемственности власти московских князей от великих князей киевских и владимирских, ведущей роли Москвы объединительном процессе и сопротивлении ордынцам. Подъем народного самосознания после Куликовской битвы отразился во всех сферах жизни и особенно в литературе и устном народном творчестве. Куликовской битве били посвящены целый цикл летописных повестей и сказаний: «Сказание о Мамаевом побоище» и поэма «Задонщина».
В XIV - XV вв. формируется московская архитектурная школа. Уникальными памятниками архитектуры являются построенные в начале XV в. Собор Успения в Звенигороде, храмы Троице-Сергиева, Саввико-Сторожевского и Андронникова монастырей.
Архитектор Аристотель Фиораванти - строительство Успенского собора в Кремле, Архангельский собор и храм Иоанна Лествинина, Гранатовая палата.
Андрей Рублев - фрески Успенского сабора во Владимире и икона «Троица», написанная в память Сергия Родонежского.
Феофан Грек - фрески новгородской церкви Спаса.
Дионисий - расписал храмы Пафнутьева-Боровского, Иосифа-Волокаламского и Ферапонтова манастыря. Житийные иконы, посвященные русским митрополитам Петру и Алексею, Сергию Радонежскому, Дмитрию Прилутскому.
Дата рождения Феофана - около первой половины XIV столетия. Феофа прибыл в Россию уже большим мастером. Летом 1378 г. он расписал в Новгороде Спасо-Преображенский собор на Ильине, Епифаний Премудрый, хорошо знавший Феофана писал о нем «Преславный мудрец, философ дело хитрый, Феофан, родом грек, книги изограф нарочитый и среди иконописцев отменный живописец ... Умом обдумывает высокое и мудрое, чувствительными же очами разумными видит доброту ...» (около 1415 г.). В Троицкой летописи говорится, что в Москве Феофан расписал три церкви. Лишь в одной из них, в Благовещенском соборе Московского Кремля, можно теперь видеть ряд икон деисусного чина, исполненных мастером.
Феофан Грек обладал даром не только заинтересовать людей своим искусством. Он умел еще заставить современников самих показать свои силы. Одним словом Феофан, был прекрасным педагогом.
Совсем другое мы видим в творчестве Андрея Рублева. Нельзя себе вообразить более решительную противоположность, чем Феофан и Рублев. Если у Феофана человек не теряет свои достоинства и даже гордости, то Рублев развивает в нем чувство ангельской любви. Это находит свое отражение и в колорите: у Феофана - насыщенном, у Рублева - мягком, и в манере держаться; у Феофана - в твердости характера, у Рублева - в покорности и послушании. Феофан был защитником линии прямой, Рублев всегда предпочитал линию закругленную.
Можно сказать, что Рублев не стал бы Рублевым, если бы он не встетился с Феофаном, Феофан показал Рублеву, что в состоянии сотворить в искусстве гений живописи. Феофан был в глазах Рублева тем светом, который помогал ему выразить свои чувства.
Рублев в искусстве не редко брался за те же сюжеты, что и Феофан. Рублев умел в своей практике идти по стопам старшего. Но противополагая найденное им Феофану, сказал в искусстве нечто свое.
Сравним иконостасы Благовещенского собора в Москве и Успенского собора во Владимире. В одном случае - девять икон, во Владимире число их достигает двадцати пяти. Мы убедились, что у Рублева в ряде мотивов есть общее с Феофаном; в частности, рублевский Павел в Троицком соборе Загорска похож на Павла Феофана. Это не просто отзвук и не точная копия. Павел Рублева - просветленный, уверовавший.
Рублев написал Накария Египетского в Успенском соборе Владимира так же, как и Феофан, но в нем суровость уступила место утонченности чувств, его нагота теряет свое действие, т.к. все его тело закрыто волосами.
В спасе на Ильине «Троица» - это византийское видение, в котором три персонажа собрали за столом и принимают участие в том, что знаменует совершенно новое звучание. Здесь и только здесь талантливый ученик и товарищ превзошел своего учителя.
Может быть, «Преображение» Рублева из иконостаса Благовещенского собора было выполнено через несколько лет после «Преображения» Феофана. Светлое «Преображение» Рублева, проникнутое праздничным духом, могло явиться ответом на «Преображение» Феофана с его темными тонами.
Феофан был образцом безупречности для русских, пока не явился Рублев. Рублев стал совершенством потому, что знаменует новую высоту на Руси, общение с Феофаном означало напоминание о том, что в искусстве надо говорить не только правду, а еще надо быть подлинным художником. Русское искусство XIV в. знало много средних произведений. И вот появление художника чародея, художника, владевшего редким даром раскрытия «доброты искусства» способно было поднять искусство. Поэтому Феофан был так отличен летописью, как ни один русский мастер.
Византийская живопись была всегда средством воспроизведения человека, конечно, в нем раскрывалось всегда божественное начало. Поскольку человек соединил в себе две природы - духовную и телесную, искусство так же отражало его двоякость. Византийское искусство может быть величаво, даже божественно, но при всем том плотское начало всегда выступает в нем. Оно сурово, безрадостно, мрачно, ни когда не без мятежно, не наивно. Византийская икона отличается сумрачным колоритом, приглушенностью красок, даже при изображении праздников. Человеческие образы всегда серьезны и строги.
Искусство Феофана может показаться однообразным. Ведь все его образы были созданы в усилии добиться совершенства в пределах одного образа. Феофан был в этом более похож на тех мастеров Греции, которые стремились найти своего Зевса или своих героев Эллады. Вот почему его искусство можно назвать «странным и несказанным и ум превосходящим».
Среди первых известных нам произведений Феофана в городе Новгороде мы видим образ Христа Пантократого, написанный в куполе храма Спаса Преображения на Ильине. Христа, окруженного ангелами и праотцами. Среди них гордые величественные фигуры Мельхиседека, Ноя и Авеля.
В Троицком пределе собора изображены столетние старцы на столбах, ушедшие в себя, простирающие руки перед собою, не видящие ни чего кроме Троицы. Написаны все эти фрески в золотом тоне. Свет как бы пронизывает фигуры, будто льется из ржавых оттенков одежды. Трудно понять и определить значение каждого представленного в приделе лица. На них лежит печать тоски и тревоги, особенно на мучительно искаженном лице Акакия.
Подобные лица встречаются в античных Помпеях и Стабиях. Византийцы наложили на них свой отпечаток. Соотнося творчество Феофана с современным ему искусством Византии и Западной Европы, мы не находим такого высокого убеждения в лицах, как у Феофана. На Западе в эти годы царил стиль «международной готики». Там даже в витражах не знали такого монументального выражения, которое есть во фресках Феофана.
Искусство Феофана Грека меняет свой характер с переездом его в Москву. Можно подумать, что мастер увидел все в другом свете. Иконостас Благовещенского собора Московского Кремля, который он создал в сотрудничестве с русским мастером Прохором из Городца и Андреем Рублевым, явился тому свидетельством. В серии праздников и более всего в молящихся из деисуского ряда мы видим небесную иерархию, спокойно ожидающую прощения за грехи всего человечества.