Объясняя свою политическую позицию на языке марксистских формул, Сталин объявлял себя последовательным выразителем позиции, наиболее отвечающей интересам трудящихся России. Он не раз обвинял многих своих коллег по партийному руководству в "меньшевизме", "мелкобуржуазном уклоне", противопоставляя им свою верность интересам российского "пролетариата". При этом Сталин, считавшийся в партии экспертом по национальному вопросу, устанавливал своеобразную связь между "классовым" и "национальным". В своих "Записках делегата", написанных под впечатлением V съезда партии (1907 г.) и опубликованных в газете "Бакинский пролетарий", Сталин писал: "Состав фракций не трудно объяснить: очагами большевизма являются главным образом крупнопромышленные районы, районы чисто русские, за исключением Польши, тогда как меньшевистские районы, районы мелкого производства, являются в то же время районами евреев, грузин и т.д. ... Статистика показывает, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем идут грузины и т.д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики - еврейская фракция, большевики - истинно-русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром".
Впоследствии это высказывание Сталина использовали в качестве доказательства его "великорусского шовинизма". Вероятно, аналогичные обвинения могли быть сделаны сразу после прочтения этой статьи людьми из "районов мелкого производства". (В то время даже Ленина обвиняли в том, что он изменяет принципам пролетарского интернационализма и готов "устроить Россию ... по-мужицки, по-солдатски", как это сделал Д.В.Рязанов (Гольдендах) на VII съезде партии). Прямое обвинение Сталина в "великодержавном шовинизме" было выдвинуто Лениным в его адрес в работе "К вопросу о национальностях или об "автономизации"". Обвинения Сталина в "националистическом уклоне" усилились после того, как он выдвинул лозунг о "построении социализма в одной стране". Эти нападки были особенно резки со стороны оппозиции, выступающей под лозунгом приоритета "мировой револоюции". Поскольку такие ярлыки использовались против всех, кто хотя бы мало-мальски сдерживал господствующие национал-нигилистические и космополитические установки, то для таких обвинений в адрес Сталина были основания ...
В своей книге "Преданная революция", написанной в 1937 г., Троцкий перечислял многочисленные примеры сталинской "измены" революционному делу в пользу "великорусского шовинизма". Апологет мировой революции не мог, например, простить Сталину, что теперь школьники воспитываются в духе уважения к армии Суворова, которую Троцкий называл "армией феодальных рабов". Троцкий видел проявления "национал-консерватизма" в принятых Сталиным мерах по укреплению семьи, которая для "революционера" осталась "архаическим, затхлым, прогнившим институтом". И через полвека после убийства Троцкого его обвинения в адрес Сталина продолжали и продолжают повторять ...
Видимо, еще до того, как Сталин стал реализовывать свою "шовинистическую" и "консервативную" программу, к нему сложилось настороженное отношение со стороны его коллег по партийному руководству. Возможно, еще задолго до прекращения Сталиным похода против русской литературы и православной церкви, возникали подозрения в наличии у него "великорусского шовинизма". Тем более, что Сталин в личном общении не скрывал своего возмущения особенно вопиющими случаями оскорбления чувств русского народа. Так, уже в 1930 г. Сталин в личном письме Демьяну Бедному сурово обрушился на последнего за умаление им ценности России и русской культуры, заявив, что тот, "запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из "Домостроя", стал провозглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения ... что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских".
Вероятно, настороженность вызывало и религиозное образование Сталина, и его отношение к антирелигиозной литературе, которую он иначе, как "макулатурой" не называл. Позже Д.Волкогонов увидел в семинарском прошлом Сталина истоки его политического мышления, утверждая: "То, что ярко выраженный догматизм интеллекта (Сталина) имел своими истоками религию, представляется весьма вероятным". Подобные замечания высказывал Троцкий еще в 20-х гг. Кроме того, не исключено, что в партийных верхах была известна версия о том, что Сталин был агентом царской охранки, и она использовалась для дискредитации Сталина и "доказательства" его "шовинизма".
Возможно, что если бы Сталин был снят с поста генсека, то он был бы в очередной раз оттеснен новыми "вождями". Однако вряд ли Сталин прекратил бы борьбу, которая была для него не только вопросом личной жизни. Сталин исходил из того, что партия сможет удержаться у власти только в том случае, если она будет выражать настроения, взгляды большинства народа - прежде всего русских трудящихся людей. Считая себя выразителем интересов этого большинства, он стал инициатором так называемого "ленинского призыва" в партию, в результате которого в составе ВКП(б) доля русского "пролетариата" возросла, а доля "мелкобуржуазных элементов" уменьшилась. Те силы, которые были для него главным противником интересов русского "пролетариата" в 1907 г., оставались для него главным противником и до конца жизни.
Несмотря на пестроту идейных и политических знамен, под которыми выступали различные "оппозиции", Сталин видел в ее рядах одни и те же имена, одну и ту же общественную природу. Он верил, что рано или поздно эти люди окажутся в меньшинстве. В июне 1924 г. Сталин заявлял, что на XII съезде "у нас была оппозиция во главе с теми же лицами, которые возглавляли оппозицию на VIII съезде ... Тогда оппозиция имела одну четвертую часть всего съезда ... Спустя два года вновь разгорелась борьба в партии по вопросу о профсоюзах на Х съезде с теми же лицами во главе оппозиции. Тогда оппозиция имела одну восьмую часть съезда ... Оппозиция каждый раз теряла людей, уменьшая шаг за шагом количество своей армии". Не случайно Троцкий впоследствии считал, что "ленинский призыв" явился одним из поворотных пунктов, приведших страну к "контрреволюционному термидору".
Вопреки легенде, "узурпатор" Сталин стремился расширить базу партии в массах, а "демократы" - Троцкий и другие - желали воспрепятствовать переменам, направленным на то, чтобы прекратить "дерусификацию" России. Миф об узурпации власти Сталиным служил для реабилитации тех, кто в 20-х гг. стремился превратить нашу страну в плацдарм мировой бойни в интересах международных банкиров и авантюристов. С 80-х гг. миф об "утаенном завещании" служит также удобным способом навязать стране слегка подновленные старые, обанкротившиеся альтернативы: "бухаринскую" или "троцкистскую", которые разрабатывали для нашей страны Стивен Коэн, Исаак Дейчер и другие советологи.
Версия о том, что в партии была "здоровая" альтернатива Сталину даже после разгрома "оппозиций" и "уклонов", была впервые предложена И.Дейчером, который причислил "Кирова, Ворошилова, Калинина и Рудзутака" к "либералам" сталинского Политбюро, которые, видимо, обладали некоторыми свойствами, что и разбитые Сталиным "интеллигенты". Противопоставляя "доброго" Кирова "злому" Сталину Д.Волкогонов утверждал, что ленинградский лидер был "большевик ленинской формации: бесконечно преданный делу, простой, отзывчивый человек ... люди любили этого общительного и скромного руководители". В соответствии с легендой Сталин не мог иметь такие качества и разделять ценности, присущие Кирову.
Д.Волкогонов приводит разговор Сталина с Кировым, который таинственным образом стал известен директору Института военной истории. По утверждению Волкогонова, во время игры в городки Сталин спросил Кирова: "Что ты больше всего любишь, Сергей?" Киров удивленно посмотрел на Сталина и со смехом ответил: "Большевику положено работу любить больше жены!" - "И все же?" - "Наверное, идею ..." - ответил Киров, выстраивая новую фигуру. Сталин неопределенно махнул рукой, но выпытывать больше не стал: ему было непонятно, как можно "любить идею?" Может быть, для красного словца?"
Представление об "интеллигентном либерале" Кирове соединилось с сюжетом, предложенным Хрущевым в его докладе. В своей биографии Сталина Роберт Конквист утверждал, что "примерно в середине 1934 года Сталин пришел к выводу, что существует единственный способ предотвратить ослабление его режима и ограничения на свободу. Надо было убить Кирова". К этому удивительному решению Сталин, по мнению Конквиста, пришел по нескольким причинам: во-первых, Киров якобы отказался преувеличивать значение революционной деятельности Сталина в Закавказье; во-вторых, между Сталиным и Кировым произошел спор в связи с тем, что последний несколько увеличил нормы отпуска продуктов по карточкам в Ленинграде (основанием для такого утверждения служили показания Хрущева, который якобы присутствовал во время этого спора); в-третьих, якобы Киров тормозил завершение коллективизации в Ленинградской области, и это очень раздражало Сталина.