…….Юнгинген, Валленрод, Куно фон Лихтенштейн, комтуры стояли толпой на вершине холма. Смотрели на торопливое, напряженное построение с правой руки польских, с левой- русских и литовских хоругвей.
Клинья противника уже стояли напротив орденских, сражение было неминуемо; считанное время отделяло войска от столкновения, а от победы –те несколько часов, которые требуются, чтобы рассыпать и посечь зарвавшихся поляков, русь и литву.
Валенрод приказал нажать на татар, и они не выдержали. Да и как можно было выдержать? Сабли тупились о крыжацкие доспехи, и пока шею рыцаря находил кривой нож или аркан стаскивал его наземь, он успевал обагрить меч татарской кровью три, пять раз.
Татары решили перестроиться и ударить в тыл.
Но отступление татарских полков оказалось роковым для крыла Монивида.
Монивид, не желая сильной траты людей, решил отступать к обозу.
Победа казалась несомненной; казалось, начался разгром, добивание, истребление поляков и Литвы, недоверков и язычников. И рыцари приступавшие к обозу, ринулись за добычей. Но тут перед ними встали на подводах тысячи пеших ратников, с цепами, кистенями, рогатинами, звездышами, с тяжелыми оглоблями. Крестоносцев встретил удар, какого они не ожидали, и бой, какого они никогда не видели.
Рыцарей били, как волков, - с ненавистью и без разбора, лишь бы убить.
Шипы звездышей пробивали латы, железные шары кистеней с одного удара убивали лошадь, а со второго ложили возле нее крыжака.
Прикрытые кожей ратники гибли сотнями но их гибель оплачивалась жизнями крестоносцев.
Время шло, самое страшное было пережито, напор крыжаков слабел, сила их истощалась, хоть и стоило это больших жертв.
В какую сторону ни кидал Фридрих фон Валленрод свои хоругви прорубить круг, везде немцев отбивали мечи и сулицы русинов и Литвы, арканы и сабли татар. Кольцо затягивалось как петля удавки.
От всех орденских земель, от всех земель, которыми они жаждали владеть, остался им в этот час пятачок напитанной кровью земли, и на нем вовсю трудилась смерть.
Ульрик фон Юнгинген умом опытного война понимал, что битва проиграна, но сердце отказывалось верить, принять, согласиться, подчинить себя ужасу очевидного крушения Ордена. Такого избиения крестоносцев не было никогда. Вокруг него стояли отборные рыцари, они отчаянно рубились, может никогда раньше они так не рубились, как в эти часы, но вот они падали, никли, гибли, бессильные разорвать удушающее кольцо. Мельтешили мечи, вились арканы, жикали стрелы; уничтожалось тевтонское рыцарство. И возле самого великого магистра оказывались ненавистные поляки или литовцы или русины и в придачу к ним татарва; и он старался крошить их, вкладывая в удар весь свой мучительный стыд за позор поражения, всю обиду на самого себя, так просто загнанного в западню, в кровавую топь. Неожиданно увидал перед собой смуглое лицо под позолоченным шлемом, раскосые глаза глядели не него с холодным интересом палача, решающего, куда лучше ударить. И этот приговорный взгляд ожег Ульрика фон Юнгингена. Он вскинул навстречу боевому топору хана Багардина свой меч, но дрогнуло сердце, ослушалась рука, и он запоздал- блестящая стальная пластина быстро приблизилась к глазам и оказалась адски холодной; он почувствовал это заледенившее кровь прикосновение; все, что держала память с детства, стало рушиться, рассыпаться, дробиться и исчезать.
Утомившись пролитием крови, шляхта и бояре уже высекали тевтонцев не подряд: не рубили тех, кто сдавался, и тех, за кого надеялись получить выкуп. Пленных рыцарей сотнями погнали к польской и белорусско- литовской стоянкам.
Всю ночь возвращались ходившие в преследование полки. На рассвете хоругви построились, сосчитались и прониклись горем- каждого третьего, а то и второго не стало в рядах.
Захоронили убитых, отправили на родину раненых, передохнули и тронулись к Мальборку. Двигались крайне медленно, сто километров шли больше недели. Промедление Ягайлы позволило крестоносцам наладить защиту Мариенбурга, втянуть войска Ягайлы и Витовта в длительную и бесплодную осаду, и таким образом Орден выйграл время, собрал некоторые силы, организовал против Польши и Великого княжества коалицию имперских немцев, венгерского и чешского королей. Полтора месяца осады ни к чему ни привели, и 8 сентября войска Витовта первыми снялись и пошли на родину. Вскоре сняли осаду и поляки, а в октябре война разгорелась вновь.
Орден хоть и сохранился, но крепко ослаб, и уже не был в состоянии вести агрессивную политику против соседей с прежней настойчивостью и силой.
Именно веский вклад белорусов и литовцев в победу над крестоносцами вернул Великому княжеству Жмудь, Судавы;
Именно всеми признанное успешное участие Великого княжества в разгроме Ордена дало Витовту возможность в 1413 году записать в Городло новые условия унии, которые обеспечивали полную самостоятельность княжества как державы и самостоятельность его политики.
Грюнвальдская победа позволила разорвать позорную унию 1401 года, так называемую Виленскую, которую Польша навязывала Витовту после разгрома войск Великого княжества татарами на реке Ворскле.
По Виленской унии великокняжеская власть отдавалась Витовту пожизненно, а после смерти его все Великое княжество Литовское отходило к Польше и переставало существовать как государство;
Независимость Витовта от Польши, вновь обретенная им после Грюнвальда, позволила предпринять попытки полного обособления Великого княжества.
По смерти Витовта взять великокняжеский престол хотел Ягайла, но боярство и князья избрали великим князем его брата- Свидригайлу, который хоть и был католиком, пользовался популярностью у православного населения Великого княжества. Самостоятельная политика Свидригайлы привела к тому, что Польша организовала недовольных им литовских бояр и князей и те предложили поставить великим князем брата Витовта Сигизмунда Кейстутовича. В конце августа 1432 года Сигизмунд напал на Свидригайлу в Ошмянах и едва не пленил; Свидригайла бежал в Полоцк, а победитель сразу же был коронован. Так в Великом княжестве стало два великих князя: у католиков- Сигизмунд Кейстутович, у православных- Свидригайла.
Началась гражданская война- запылали Крево, Троки, Лида, Заславль, Минск, Борисов, Молодечно. Ни один из соперников не желал уступить власть; спор их могла решить только смертельная битва, к ней все и вело.
По смерти Ягайлы в 1434 году, когда в Польше было бескоролевье, Свидригайла задумал довольно реальный ход для возвращения себе короны великого князя. Замысел сотоял в том , чтобы осуществить намеченную Витовтом унию церквей. Как исполнитель этого дела он мог рассчитывать на поддержку римского папы, а как противник Городельской унии- на помощь со стороны императора Сигизмунда и Тевтонского ордена.
Для возвещения церковной унии необходимо было согласие митрополита Литовской Руси Герасима. Но польские радные паны, разумеется, не могли согласиться на коронацию Свидригайлы, ибо это означало отделение Великого княжества Литовского от Польши.
Чувствуя, что старания о союзе с католической церковью лишать его доверия среди православного духовенства, Герасим, верно, отказался, помогать Свидригайле. Замысел князя разрушился, и он в мстительном гневе отправил непослушного митрополита на костер.
Эта варварская акция оказалась роковой для Свидригайлы. Сожжение Герасима случилось накануне решительной битвы, которая произошла первого сентября 1435 года на реке Святой. Сигизмунду Кейстутовичу поляки прислали в помощь восемь тысяч воинов.
Войско Свидригайлы состояло из пяти православных хоругвей- полоцкой, витебской, смоленской, мстиславской, киевской, чешских отрядов князя Сигизмунда- Корибута, нескольких ливонских хоругвей и хоругви шведов.
Мученическая смерть Герасима породила в православных полках недоверие к Свидригайле, и это сказалось на их боевом настроении. Битву выиграл Сигизмунд Кейстутович и стал полновластным великим князем.
Свидригайла бежал на Волынь, где и прожил до глубокой старости.
Сигизмунд Кейстутович в своей внешней и внутренней политике подчинялся польскому влиянию, а против недовольных феодалов развязал жестокий террор. Князья и паны решили свергнуть своего притеснителя с престола. Единственным способом для этого было убийство. Исполнить заговор взялся князь Александр Чарторыйский.
В троки, где замкнуто, в предельной осторожности жил Сигизмунд, был направлен обоз с триста подвод; на каждой было спрятано пять воинов. Князь Александр и помогавший ему киевский шляхтич Скобейка нашли Сигизмунда в замковой часовне. Дверь была закрыта. В этот миг Чарторыйский увидел, что по двору бродит любимый Сигизмундов медведь, и зацарапал о дверь ногтями. Сигизмунд обманулся и приказал открыть дверь. Чарторыйский и Скобейка вошли в молельню, и Скобейка схватив стоявшую у камина кочергу, нанес Сигизмунда смертельный удар.
Это случилось в 1440 году и создало очень сложную ситуацию: желания литовского, белорусского и украинского боярства весьма разнились- одна часть желала брать великим князем племянника Витовта Михаила Сигизмундовича, другая стояла за приглашение в великие князья сына Ягайлы Владислава, третья желала, чтобы на великокняжеский престол вновь сел Свидригайла. Кончилось это тем, что великим князем был выбран тринадцатилетний младший сын Ягайлы от брака с белорусской княжной Софьей Гольшанской- Казимир.
Трудно гадать, как сложились бы в дальнейшем судьбы Великого княжества и Польши, руководимых братьями, но в 1444 году польский король Владислав- старший брат Казимира, погиб под Варной в бою с турками, и Казимир занял польский престол. Так великое княжество и Польша вновь соединились под властью одного монарха. Казимиру выпало довершить окончательное разрушение Ордена, так удачно начатое в 15 июля 1410 года. В 1454 году началась новая война с Орденом, которую крестоносцы окончательно проиграли и по Торуньскому миру признали себя вассалами польского короля и великого князя Литовского; их натиск на славян застопорился на века.
Пятьсот лет не переступали тевтонцы наши западные границы. А войны, начатые в 1914 и 1941 годах, всем известны своим финалом, который оказался в одном ряду с Грюнвальдом. Много своих жизней положили ради этого белорусские люди из всех наших городов, местечек и деревень, чем и заслужили себе вечную память.