Главный довод Бухарина и других представителей большинства ЦК, выдвинутый против этого тезиса, сводится к тому, что трудовой энтузиазм рабочих ослабеет, если им внушить, что госпредприятия – не вполне социалистические. Отстаивание идеологии ведущей фракции тезиса о социалистическом характере отношений, сложившихся на госпредприятиях, представляло важнейший шаг к сталинскому тезису о построенном в СССР социализме.
Еще один аспект внутрипартийных разногласий, прошедший на съезде как бы вторым планом, но оказавший впоследствии огромное влияние на исход внутрипартийной борьбы, был связан с вопросом о равенстве. В содокладе на съезде Зиновьев произнес положение о том, что стремление к равенству доминирует в рабочей среде. В ответ Сталин заявил, что Зиновьев «толкует о каком-то неопределенном народническом равенстве без указания классовой подоплеки равенства…Лозунг о равенстве в данный момент есть эсеровская демагогия. Никакого равенства не может быть, пока есть классы и пока есть труд квалифицированный и неквалифицированный» (Сталин И. В. Соч. Т. 7).
«Теснейшая братия Сталина» объявила, что положение Зиновьева в корне противоречит марксизму, поскольку при социалистическом строе, согласно учению Маркса и Ленина, не может быть полного равенства, так как господствует принцип «каждый получает в зависимости от выполненного им труда». Однако этот тезис Зиновьев и не пытался оспаривать, его осторожная критика была в первую очередь направлена против привилегированного положения и излишеств бюрократии. Троцкий в своих работах справедливо замечал, что «ни Маркс, ни Ленин не предусмотрели, что бюрократия прятала свои материальные интересы за интересы прилежного крестьянина и квалифицированного рабочего… Было объявлено, что левая оппозиция покушается на марксизм, на заветы Ленина,…на наши дачи, на наши автомобили, на наши благоприобретенные права…
Остальные разногласия, проблемы, вопросы организации сразу отступили на второй план. Каждый бюрократ знал, из-за чего идет борьба, и тянул за собой свою канцелярию…» (Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2).
Этим обстоятельством и объяснялось грубое и нелояльное отношение правящей фракции ко всем выступлениям участников «новой оппозиции». Бухарин, например, почувствовав, что на стороне правящей фракции находится абсолютное большинство съезда, выступил с беспрецедентным заявлением о том, что «какие бы решения съезд ни принял, все мы…признаем решения партийного съезда единственным окончательным (курсив автора)истолкованием ленинской партийной линии» (14 съезд ВКП(б)). Такое заявление объективно представляло собой новый шаг к сталинистской концепции «единства и монолитности» партии, согласно которой любые решения партии (а затем – ее «вождя») объявлялись истиной, правильность которой обязана безоговорочно признавать вся партия, каждый ее член.
Если в содокладе Зиновьева еще не был назван по имени основной виновник фактического раскола в центральных органах партии, а вопрос о необходимости коллективного руководства ставился в самой общей форме, то в последующих выступлениях лидеров оппозиции возник вопрос о фактическом подавлении Сталиным коллективного руководства. Сокольников и Каменев прямо говорили о необходимости снять Сталина с поста генсека. Еще более четко вопрос о Сталине был поставлен в речи Каменева, где излагались пути выхода из кризиса, созданного злоупотреблением Сталиным захваченной им необъятной властью. «Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя», - говорилКаменев. - …я неоднократно говорил это т. Сталину лично,…я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба (курсив автора)» (14 съезд ВКП(б)).
В этой накаленной атмосфере слово взял Ворошилов, произнесший льстивый панегирик в адрес Сталина. Он не только впервые в истории назвал Сталина «главным членом политбюро», но одновременно невзначай выболтал истинную причину его силы. «Тов. Сталину, очевидно,…суждено формулировать вопросы несколько более удачно, чем какому-либо другому члену политбюро…в чем же тут дело?…в том, что у тов. Сталина…имеется в руках аппарат, и он может им действовать, двигать, передвигать и проч.»
После этого большинство съезда в штыки встретило речь Крупской при обсуждении отчета ЦКК, где она напомнила о том, что Ленин определял роль ЦКК, как предотвратителя раскола в партии. Однако большинство съезда поддержало давнюю точку зрения Куйбышева, отошедшего от ленинского понимания роли ЦКК. Еще на 13 съезде он заявил, что «соблазнительная роль» высшей инстанции «не соблазнила ЦКК», которая последовала «безоговорочно и без всякого раздумья» за ЦК.
Однако на этом дискуссия не закончилась. Следующим камнем преткновения стал вопрос о доносительстве, чрезвычайно широко распространившемся в партии. Оппозиционер Бакаев утверждал, что подобное в партии недопустимо, но ему в решительной форме возразили Шкирятов, Куйбышев и Гусев, заявившие, в свою очередь, что партия страдает «не от доносительства, а от недоносительства» (14 съезд ВКП(б)).
В целом, можно сделать вывод, что с самого начала съезд был вовлечен во все обостряющуюся полемику, где только курсивом были намечены вопросы, которым в будущем предстояло определить не только исход внутрипартийной борьбы, но и судьбу всей страны. Среди них – вопрос о равенстве, о доносах и, конечно, «теория вождя», трансформировавшаяся позже в печально известный культ личности. В том, как реагировало на их постановку большинство съезда, явно ощущается рука Сталина. Нет сомнений и в том, кто продиктовал «план социалистической индустриализации». Увлеченный перестановками в высших органах власти, Сталин не взял на себя труд хоть сколько-нибудь конкретизировать этот план. Многие вопросы, в частности, об источниках индустриализации, о темпах роста промышленности, не были рассмотрены вообще, более того, в политическом отчете ЦК Сталин выступил против увеличения капиталовложений в развитие промышленности.
Таким образом, легко видеть, что последующее переименование данного съезда в «съезд индустриализации» по крайней мере ошибочно. В таком контексте сомнительным выглядит и выдвинутый «Кратким курсом истории ВКП(б) тезис о том, что «сталинский план социалистической индустриализации» был принят именно на этом съезде.
Упомянутые же выше перестановки в органах власти, напротив, имели огромный успех (читай – способствовали воплощению сталинских планов).
Руководители оппозиции выработали заявление, представленное на июльском пленуме ЦК 1926г. Последовали настолько яростные дискуссии, что в разгар заседания у Дзержинского произошел сердечный приступ, повлекший за собой его смерть. Непосредственно за этим была проведена перетасовка политбюро в угоду Сталину.
Осудив взгляды оппозиции, съезд тем не менее ввел пять ее представителей в состав ЦК, который в свою очередь оставил в составе Политбюро Зиновьева, а Каменева перевел в кандидаты в члены Политбюро. Хотя в составе Политбюро, избранного после 14 съезда, остался и Троцкий, Сталину было обеспечено теперь прочное и безусловное большинство, поскольку в Политбюро вошли три новых члена (Молотов, Калинин и Ворошилов), которые безоговорочно будут в дальнейшем поддерживать все его самые зловещие акции.
Уже во время работы съезда в Ленинград были направлены несколько членов ЦК для воздействия на низовые партийные организации, полностью поддержавшие перед съездом своих лидеров.
Сразу же после съезда на «чрезвычайных конференциях» Ленинградский губком и все бюро райкомов партии и комсомола в Ленинграде были переизбраны. Несколько сот партийных руководителей были сняты со своих постов. Во главе Ленинградской организации стал верный соратник Сталина Киров. Зиновьев и бывший первый секретарь Ленинградского губкома Евдокимов были отозваны в Москву, причем последний – под предлогом того, что он избран секретарем ЦК. Однако уже в начале 1926 года в верхушечных кругах партии развернулись инспирируемые Сталиным и его ближайшими союзниками разговоры о необходимости реорганизовать избранные после 14 съезда руководящие органы, т.е. вывести из них лидеров оппозиции и заменить их «новыми кадрами». Первым шагом в этом направлении был вывод на апрельском пленуме ЦК 1926 года из Секретариата ЦК Евдокимова и замена его послушным сталинцем Шверником.
Оппозиция в конце 20-х – раскол, покаяние и последний бой
Произошли изменения и в оппозиционном лагере. Вскоре за распадом «тройки» (апрель 1926 г.) последовало создание новой, очень разнородной оппозиции. Туда вошли Зиновьев, Каменев, Троцкий и их сторонники – Радек, Преображенский, Серебряков, Пятаков, Сокольников, Антонов-Овсеенко, Муралов и другие, активисты из «рабочей оппозиции» (Шляпников) и другие группы «демократических централистов» (Сапронов).
Объединение было весьма непрочным, так как все эти люди, ссорившиеся друг с другом как по личным, так и по теоретическим поводам, были едины только в своей неприязни к Сталину. За последние годы большинство из них потеряло свои посты и политическое влияние. Зиновьев больше не руководил партийной организацией Ленинграда, Троцкий – «Бонапарт без армии» – больше не был военным наркомом. Ко всему прочему, в конце 1925 г. он лишился главного идеологического оружия против Сталина, публично опровергнув подлинность ленинского «завещания», опубликованного в Соединенных Штатах Максом Истманом.
Идеи оппозиции не доходили до первичных организаций из-за многочисленных «фильтров» и препон, стоящих на пути инакомыслия. Кроме того, патологический страх перед «фракциями», проникший уже и в первичные организации, лишал будущего любые действия меньшинства против «рабочего государства». Всякая борьба с аппаратом была заранее обречена на провал, и оппозиции осталось только попытаться аргументировано убедить массы. Троцкий выдвинул тезис о том, что революция предана бюрократами и что страна находится накануне нового термидора, который приведет к победе бюрократии над пролетариатом.