Завещание великого Имама
Фигура имама Шамиля была и остается довольно загадочной, совсем неоднозначной и противоречивой -такой и была его жизнь. Порой создается впечатление, что мы видим двух абсолютно разных людей. Человека, положившего всего себя на алтарь борьбы не на жизнь, а на смерть с Российской империей. И человека, завещавшего своему народу жить в мире с Россией. И тем не менее это был один и тот же человек. Да что там говорить! Достаточно вспомнить, как в советские времена интерпретировали роль Шамиля в истории - то его называли лидером национально-освободительного движения народов Кавказа против царских колонизаторов, а то объявляли британским агентом и турецкой марионеткой. Все зависело и зависит от плитического момента. Но ясно одно - Шамиль был Личностью, личностью мирового масштаба.
Он родился в 1797 году (впрочем, некоторые источники называют 1799 год) в семье аварского крестьянина в дагестанском ауле Гимры. Получил неплохое образование. Молодость Шамиля пришлась на то время, когда на Северном Кавказе начиналась (или давно продолжалась? - историки спорят ) Кавказская война. Россия, решив в то время свои проблемы на Западе, разбив Наполеона, обратила пристальный взор на Кавказ. Горцы совершали набеги, поднимали восстания. Русские войска их подавляли, устраивали карательные экспедиции. Это продолжалось не одно десятилетие. Война приобрела новый характер, когда первый имам Дагестана и Чечни Гази-Магомед провозгласил джи-хад против неверных.
Стоит ли удивляться, что истовый мусульманин Шамиль встал под знамена Гази-Магомеда, а затем стал соратником второго имама Гамзат-бека. После того как в 1834 г. Гамзат-бек был убит кровниками (одним из которых был легендарный Хаджи-Мурат) в отместку за казнь аварской ханской семьи, имамом стал Шамиль.
В том же 1834 году русский генерал Клюге фон Клюгенау разбил Шамиля, взяв резиденцию имама - аул Гоцатль. Шамиль отступил в Северный Дагестан. В столицу летели реляции о полном разгроме горцев, активные военные действия прекратились. Но Шамиль воспользовался затишьем, чтобы собраться с силами и укрепить свою власть и влияние среди горцев. Потерпев новое поражение в 37-м году, Шамиль заключил перемирие с русскими и выдал заложников. Но уже через год имам поднял восстание, добился ощутимых успехов и сумел закрепить их.
Стремясь сплотить многочисленные народы Северного Кавказа, Шамиль создал имамат -централизованное военно-теократическое государство, в котором ему принадлежала светская и духовная власть. Шамиль установил по-настоящему жесткое, порою жестокое (велась война!) правление. Вся жизнь в имамате строилась на законах шариата. Были запрещены вино, табак, музыка, танцы. Была создана довольно сильная и боеспособная армия, которой удавалось наносить поражения русским частям. Однако русские власти тоже не сидели сложа руки: менялась тактика и стратегия - в тех же отношениях с местными жителями, большое число которых переходило на сторону России или по крайней мере отказывалось от активной борьбы. Да и сил у русской армии было больше, а вооружение лучше. В донесении государю императору от 22 августа 1859 года главнокомандующий русской армией на Кавказе князь Барятинский писал: "От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен Державой Вашей. Сорок восемь пушек, все крепости и укрепления неприятельские в руках Ваших".
Шамиль и 400 его мюридов были осаждены в высокогорном ауле Гуниб. После жестокого штыкового боя, в котором полегли 100 горцев и 21 русский сол-цат, 25 августа 1859 г. Шамиль сдался в плен. В тот же день плененный имам предстал перед главнокомандующим.
Ничего, кроме неприятностей быть повешенным или сосланным в морозную Сибирь, слухи о которой дошли и до Кавказа, Шамиль не ожидал для себя. Каково же было его удивление, когда по дороге в Петербург сообщили, что в городе Чугуеве, под Харьковом, Шамиля желает видеть сам русский император. Любопытно: Александр II распорядился, чтобы пленники были при оружии как его лучшие гости. Столь неожиданное доверие вызвало удивление, а затем и радость у Шамиля и его сына Кази-Магомеда. 15 сентября на царском смотре Александр II подошел к Шамилю и негромко оказал: "Я очень рад, что ты наконец в России, жалею, что это не случилось ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я те-5я устрою, и мы будем друзьями". При этом император обнял и поцеловал имама. Эта минута, судя по последующим высказываниям Шамиля, надолго запала в его память. По сути дела, только с этого момента имам понял, что отныне он в безопасности, а Россия не так страшна, как ее представляли на Кавказе. "Как военнопленный я не имел права ожидать повсюду такого ласкового приема. И меня поразил тот прием, который оказал мне государь император". Между тем бывшие соратники Шамиля не поняли великодушия русского императора, который, по их понятиям, должен был казнить плененного врага.
Пребывание в России стало для Шамиля в какой-то мере еще и "просветительской акцией". Будучи проездом в Курске, он поделился с губернатором Бибиковым: "Проезжая через Ставрополь, я был поражен красотою города и убранством домов. Мне казалось невозможным видеть что-нибудь лучше, но, приехав в Харьков и Курск, я совершенно переменил свое мнение и, судя по устройству этих городов, могу себе представить, что ждет меня в Москве и Петербурге". Действительно, оказавшись в петербургском Исаакиевском соборе, Шамиль поразился огромному куполу. И когда он поднял голову, чтобы повнимательнее его рассмотреть, с головы имама упала чалма, что страшно его сконфузило.
Пока Шамиль не мог надивиться на Петербург, Александр II издал высочайший указ "о назначении имаму места жительства в городе Калуге". Вслед за этим калужскому губернатору Арцимовичу полетело предписание подыскать имаму и его семье подходящий дом. Долгие поиски апартаментов, в которых с комфортом разместились бы 22 человека обширного семейства Шамиля с прислугой, привели губернских чиновников к местному помещику Сухотину. Ему предложили продать один из его домов для "государственных нужд". Продать дом Сухотин не согласился, а вот сдать внаем за 900 рублей в год - пожалуйста.
Тем временем, пока сухотинский дом приводили в порядок в соответствии со вкусами кавказского гостя, в Калугу 10 октября 1859 года прибыл в трех экипажах и в сопровождении конных отрядов сам Шамиль с сыном Кази-Магомедом. Остановились они в лучшей калужской гостинице француза Кулона. Однако ненадолго. Вскоре в отремонтированный дом Сухотина привезли нового хозяина.
Дом, на удивление Шамилю, оказался просторным: три этажа, тринадцать комнат, сад во дворе. Из шести комнат верхнего этажа две - налево от витиеватой чугунной лестницы - Шамиль отдаст позже младшей и любимой жене Шуаннат (дочь армянского купца Улуханова), в третьей же поселился сам. Эта комната была ему и кабинетом, и молельней, и спальней. Диванная палатка, как называл свою уютную комнату сам Шамиль, был убрана в "исламский" зеленый цвет. Кроме двойных зеленых занавесок на окнах и такого же ковра на полу, в "палатке" поставили софу, обитую зеленой тканью. Возле нее стоял ломберный столик. Меж двух окон разместили небольшой письменный стол и вольтеровское кресло. К комнате Шамиля примыкал тенистый сад, и имам частенько выходил на балкон полюбоваться цветущей зеленью. В самом саду для Шамиля построили небольшую мечеть. Но иногда для молитвы имам мог просто расстелить в углу комнаты желто-зеленую бурку. Дом привел Шамиля в восторг, тем более что на Кавказе самое шикарное пристанище, в котором ему приходилось ночевать, был деревянный дом в Ведено-Дарго: "Я думаю, только в раю будет так хорошо, как здесь. Если бы я знал, что меня здесь ожидает, давно сам убежал бы из Дагестана".
То внимание, которое оказывалось имаму Дагестана и Чечни в России, не могло не вызвать у Шамиля - человека благородного и мудрого - ответного чувства. Как-то в приватной беседе он признался предводителю калужского дворянства Щукину: "У меня нет слов высказать вам то, что я чувствую. Приязнь и внимание со стороны ближнего всегда приятны человеку, в ком бы он их ни встретил, но ваша приязнь после того, как я вам сделал столько зла, совсем другое дело. За это зло вы, по справедливости, должны бы растерзать меня на части; между тем вы поступаете со мной как с другом, как с братом. Я не ожидал этого, и теперь мне стыдно; я не могу смотреть на вас прямо и всей душой был бы рад, если бы мог провалиться сквозь землю".
О своем прежнем могуществе Шамиль, по выражению его зятя Абдурахмана, жалел как о растаявшем снеге. А познакомившись поближе с Россией, имам, будучи неглупым человеком, понял, что Кавказская война рано или поздно должна было закончиться покорением Кавказа и его собственным пленением, если ему не суждено было погибнуть от русской пули.
Пребывая в Калуге, Шамиль с большой охотой появлялся на публике, знакомился с городом. Пытливо осмотрев в первый же день калужские окрестности, Шамиль неожиданно радостно воскликнул: "Чечня! Совершенная Чечня!".
Совершать прогулки по городу имам предпочитал в открытой коляске, которую ему подарил царь вместе с четверкой лошадей и пятнадцатью тысячами рублей дохода в год. Но несмотря на возможность много тратить, Шамиль был чрезвычайно прост в быту. Точнее, он сохранил все привычки горца, прожившего всю жизнь в горах и привыкшего к спартанской обстановке. Имам был весьма умерен в пище. За завтраком и ужином он съедал одно блюдо, за обедом - два. Ничего, кроме свежей ключевой воды, он не пил. Жил в согласии с природой. Спать ложился рано: летом в семь, зимой в девять. Вставал тоже раньше всех. В летние месяцы - в четыре, а в зимние - в шесть.
Что до одежды, то Шамиль не изменял своим привычкам и одевался как истинный горец, тем более что никто его не принуждал к европейской цивильной одежде. Более того, относясь с уважением к Шамилю - имаму Дагестана и Чечни, ему разрешили ходить в чалме (после покорения Кавказа это могли делать лишь побывавшие в Мекке). Так что по улицам Шамиль щеголял в белой красивой чалме, медвежьей шубе и желтых сафьяновых сапогах. Посетив в таком экстравагантном для калужан виде городской сад, имам сразу же запомнился публике. Вот, например, как вспоминает Шамиля один из очевидцев: "Несмотря на преклонный возраст и девятнадцать ран, полученных Шамилем в боях, он казался моложе своих 62 лет. Имам был крепкого сложения, стройный, с величавой походкой. Волосы его были темно-русого света, слегка схваченные сединой. Hoc - правильной формы, а лицо с нежным белым цветом кожи обрамлено большой и широкой бородой, искусно окрашенной в темно-красный цвет. Величавая походка придавала ему весьма привлекательный вид." Кстати, бороду Шамиль красил для того, чтобы "неприятели не заметили бы в наших рядах стариков и потому не открыли бы нашей слабости""":