К началу XVII в. Гардероб разделился на несколько независимых друг от друга служб. Большой Гардероб (Great Wardrobe) практически отделился от двора, т.к. он обеспечивал ливреями, парадными одеждами большую часть государственных служащих. В структуру Департамента Королевской Палаты был включен Личный Гардероб короля (Privy Wardrobe of the Robes). Его возглавлял хранитель мантий (Gentleman of the Robes). Кроме секретаря, йомена и нескольких камер-юнкеров в штат входили портные (tailors) и чистильщики (brashers). В состав “верхнего департамента двора” также входил Спальный гардероб (Removing Wardrobe of the Beds), который обеспечивал изготовление, хранение, чистку и стирку белья для королевской постели. Его возглавлял хранитель в звании клерка (Clerk of the Wardrobe). Ему подчинялись заместитель, в ранге йомена, камер-юнкеры, камер-пажи и секретари.
Одновременно с падением Гардероба начинается возрождение Королевской Палаты. Среди всех придворных департаментов она обладала тем преимуществом, что имела наибольшую близость к королю. Кроме того Палата была единственной придворной службой, находившейся вне финансового контроля Казначейства и административного контроля баронов. Поэтому естественно, что она стала одним из средств укрепления королевской власти.
На короткий период Палата стала мощнейшим финансовым ведомством страны. Она была обеспечена доходами от конфискации земель и имуществ. Ей были переданы так называемые “chamber manors” (палатные маноры). В ее распоряжения поступали крупные суммы от иностранных банкиров. Именно в этот период фактически сформировалась личная королевская казна, так называемый “личный кошелек короля”(privy purse). Она впоследствии обеспечивала известную финансовую независимость монархов, в том числе и Якова I. В то же время Палата постепенно восстановила свои административные функции. Определенную роль в этом сыграло появление тайной печати (secret seal) и второй печати для имущественных дел (griffin). Во время активизации военных действий Палата иногда действовала как военный секретариат (например, при Эдуарде III и Ричарде II).[36]
Финансовое главенство департамента было недолгим. Рост военных расходов и сокращение земельных доходов привели к увеличению субсидий из Казначейства. В 1356 г. все коронные земли были переданы в распоряжение этого ведомства. Позднее тайная печать перешла в распоряжение Департамента малой государственной печати или Канцелярии (Signet office), а пользование второй печатью было прекращено.[37]
Очередное восстановление Королевской Палаты как общегосударственного административно-финансового органа приходится на время правления первых Тюдоров. В этот период в структуре самой Палаты происходят важные изменения, призванные обеспечить выполнение этой задачи.
С годами правления Генриха VII связан последний всплеск финансовой активности департамента, которая выходит далеко за придворные рамки.[38] Казначей департамента (Treasurer of the Chamber) стал главным распорядителем почти всех королевских доходов за исключением парламентских субсидий, тем самым, взяв на себя функции Казначейства. Средства поступали, минуя последнее ведомство, прямо в Королевскую Палату. Наконец, была введена система отчетов всех государственных и придворных департаментов перед самим королем и его аудиторами. Ведущую роль в создании новой финансово-фискальной системы играл сам Генрих VII. Он был достаточно деятельным государем, чтобы управлять и контролировать ее работу самостоятельно.[39]
Первоначально главной целью финансовых реформ первого Тюдора было установление прямого, эффективного контроль над доходами от коронных земель. Позднее, в связи с успехом предпринятых мер, система была распространена на другие источники доходов.[40] Казна Палаты стала фундаментом тюдоровской финансовой системы. Поскольку государственные финансы стали зависимы от деятельности и организации хаусхолда, то возникла потребность в его реформе, ввести систему административного и финансового отчета и контроля за придворными департаментами. Но они были проведены только в 1526 г. У. Ричардсон считает, что административно-финансовая деятельность государства в этот период строилась на принципах "хаусхолд-управления", к которым он относит централизацию и личный королевский контроль.[41]
В первые годы правления Генриха VIII эта система получила дальнейшее развитие. Новый король не проявлял особого интереса к управлению финансами государства. Система управления и финансового контроля стала более формализованной и бюрократизированной, особенно при Уолсли. На короткий срок (1520-1530 гг.) казначею Палаты было передано право выплачивать жалование слугам всего двора, которое затем перешло к казначею-кассиру Гофмаршальской конторы (Cofferer). Казначейство теперь лишь хранило отчеты и предоставляло сведения о должниках. Дж. Элтон отмечает, что ни один монарх до Генриха VIII не располагал таким эффективным органом, контролировавшим сбор налогов (около 100.000 ф. в год)[42].
После смерти Уолси ассигнования на содержание Хаусхолда были возвращены в Казначейство. В период кромвелевских реформ и позднее при Марии Тюдор Королевская Палата окончательно уступила роль финансового центра государства Казначейству. Однако многие методы управления, ранее использованные в деятельности Палаты, были сохранены[43].
Не менее, а в перспективе и более важные изменения произошли при первых Тюдорах в структуре самого Департамента Королевской Палаты.
Начиная с XIV в., Королевская Палата наряду с Королевским Холлом являлась важнейшим подразделением в придворной машине, обслуживающей монарха.
На фоне постепенного падения роли Холла на протяжении XV - XVI вв. Палата приобретает все большее значение как центр двора. Ее структура постепенно усложняется, а штат постоянно растет. Влияние ее высших должностных лиц распространяется на прикрепленные к Палате подразделения. Несмотря на то, что уже в то время в архитектурно-пространственном смысле Королевская Палата представляла собой комплекс отделенных друг от друга комнат, это не отразилось на внутренней организации департамента. Все слуги Палаты имели доступ во все ее части[44].
Развитие внутренней структуры Палаты началось с выделения королевской столовой со своим собственным штатом (Dyneing chamber). Ей стала противопоставляться внутренняя комната (inner chamber). При Генрихе VII, внутреннее строение департамента еще более усложнилось. Палату составляли “Great Chamber” (большой приемный зал), “Second Chamber”(столовая комната) и “Secret Chamber”(спальня и личные апартаменты монарха). Две последние правления Генриха VIII стали именоваться “Present Chamber” и “Privy Chamber”[45]. Каждой из палат отводился собственный штат, действующий на строго отведенной ему территории. Особо ограничивался доступ в королевскую спальню.
Процесс внутреннего разделения Палаты, начатый Генрихом VII (измена Лорда-камергера двора Уильяма Стенли заставила ограничить доступ в личные апартаменты), был продолжен созданием Ближней комнаты при Генрихе VIII (1522) и завершен в начале XVII в. выделением из последней Королевской Спальни (Bedchamber). При Якове I Стюарте Спальня получила статус полуавтономного департамента двора. С выделением личных королевских апартаментов фактически была проведена граница между публичной и частной жизнью монарха. По выражению Д. Старки, эта часть пространства двора была как бы “вырезана из остальной Палаты”[46].
При Тюдорах двор стал полноценным и единственным социально-политическим центром страны. Вековое противостояние королевского Хаусхолда и дворов провинциальных магнатов было снято. В XVI в. двор стал местом притяжения для социальной элиты и ареной политической борьбы. Эта борьба постепенно эволюционирует от традиционного противостояния королевской власти и провинциальной аристократии к борьбе между группировками знати за влияние и преобладание при дворе. Противоборствующим фракциям стало чрезвычайно важным контролировать придворные структуры. Знать стремилась занять ключевые придворные посты. Вследствие этого статус королевских слуг возрос и приобрел значительный политический вес. Главным образом это касалось назначений Департамента Королевской Палаты, который привлекал лиц более высокого положения, чем Департамент Дворцового хозяйства.
Главой высшего департамента двора являлся Лорд-камергер (Lord Chamberlain). В отечественной литературе к. XIX - н. XX вв. он именовался по аналогии с Российским императорским двором Министром двора.[47] Это была вторая по своему положению придворная должность, а также чрезвычайно важный и влиятельный пост в масштабах всего королевства. Он входил в состав Тайного совета и правительства. Являясь одним из высших слуг короля, глава Королевской Палаты назначался лично монархом, с XVI в. – только из пэров. К XVII в. должность Лорда-камергера прошла долгую и значительную эволюцию.
Одна из особенностей англосаксонской модели двора, в отличие от континентальной, заключалась в том, что не существовало должности главного управляющего королевского дома. Не было при дворах англосаксонских королей и слуги, которого можно бы было рассматривать в качестве старшего в Королевской Палате. Можно говорить лишь о некоторой специализации слуг палаты и прилегающего гардероба (например, среди камерариев - camerarii - выделялись слуги, отвечавшие за хранение королевского гардероба и казны). Среди слуг палаты не было того, кто бы руководил всем ее штатом и чье бы влияние выходило за пределы королевской резиденции. Номинальным управляющим двора и палаты был сам король. В то же время очевидно, что существовала группа слуг, находившихся в подчиненном положении по отношению к упомянутым камерариям[48].