Революция вторая: петровские реформы
В XVII в. отсталость страны, скудость собственных материальных и духовных средств по сравнению с западноевропейскими ощущалась уже достаточно остро. Вот почему со времен Ивана IV оборона страны во все возрастающей мере зависела от иностранцев. К тому же внутри страны правящая элита уже не могла эффективно управлять в рамках старого порядка. В ее среде возник интерес к ценностям роста и развития. Для всего этого требовалась помощь Запада.
Россия опять оказалась на распутье (в точке бифуркации). Перед ней открылась старая и, видимо, вечная российская дилемма: оставаться ли страной по преимуществу азиатской, продолжая отгораживаться от Запада "железным занавесом", или делать ставку на прогресс, который в тот период был связан с западным опытом, а значит, с необходимостью более тесного общения с европейскими странами. Неизбежность второго пути для правящей элиты была уже достаточно очевидна. В то же время народные массы, практически все значимые социальные слои прекрасно себя чувствовали в координатах традиционной русской жизни и не только не были готовы, но и не видели необходимости что-либо менять в своей жизни. Но, как это частенько бывало в России, мнением этих масс никто не интересовался. Так или иначе решение о прогрессивных преобразованиях российской жизни уже созрело и вопрос касался лишь форм взаимодействия с Западом и мер такого взаимодействия, что было связано прежде всего с пределами пластичности картин мира основных российских субкультур. Ведь перенесение западного опыта на российскую почву непременно влекло за собой более или менее резкую имплантацию в картину мира русских людей соответствующих фрагментов картин мира европейских народов.
И вот на рубеже XVII–XVIII столетий к власти пришел реформатор Петр I, полагавший, что социальная жизнь поддается каким угодно резким трансформациям, и целыми блоками стал вводить в российскую действительность европейские модели поведения и управления. На этой основе сначала было создано новое Российское государство, по существу совершенно независимое от старой картины мира. И лишь позднее началось внедрение образа этого нового государства в национальную картину мира.
Для понимания культурной политики петровской эпохи крайне важна личность самого преобразователя, оказавшая мощное влияние на характер этой политики. В картине мира Петра I просматриваются два ярких образа, которые вряд ли отражали действительное положение дел: государственная власть в ней обладала неограниченной мощью, а силы и ресурсы народа и страны представлялись неисчерпаемыми. Это объясняет, почему он легко перешагивал через любые права людей и человеческие жертвы. По этой причине, стремясь стать преобразователем в европейском духе, он по существу оставался типичным московским царем, таким же тираном, как Иван Грозный. Именно поэтому он "не считался ни с правосознанием народа, ни с народной психологией и надеялся искоренить вековой обычай, водворить новое понятие так же легко, как изменял покрой платья или ширину фабричного сукна".
Петр всячески декларировал намерение наделить Россию прежде всего утилитарными плодами западной цивилизации. Именно такие цели, к примеру, были прямо высказаны в его знаменитом манифесте 1702 г. о призыве иностранцев в Россию. Но главной целью деятельности Петра было военно-политическое усиление страны, превращение ее в мировую империю. В его картине мира явно содержался идеальный образ будущей России – сильной военной державы. Но для того чтобы сделать этот идеальный образ реальностью, необходимо было иметь не только сильное регулярное войско, которое воевало бы не хуже шведских и немецких армий, но и современные литейные и пороховые заводы. Поэтому надо было срочно создавать кадры квалифицированных офицеров, инженеров, литейщиков. Начав решать эту свою главную задачу путем заимствования у немцев и шведов военных учреждений, он, не привыкший останавливаться на полпути, стал заимствовать все, что казалось ему полезным.
Наука и школа должны были служить прежде всего практическим потребностям государства. Петр не имел нужды ни в богословах, ни в философах; ему нужны были пехотные и морские офицеры, администраторы, ремесленники, рудокопы, заводчики, торговцы. Он не был озабочен социально-психологическими преобразованиями русского общества, переносом на российскую почву передовых европейских концепций государственного устройства. Все свои усилия он направлял на формирование пирамиды власти, восточной по духу и принципам взаимоотношений с подданными. Европа была нужна ему только для решения чисто экономических и технологических задач, которые и могли послужить имперским целям и укреплению его самодержавного престола.
Но Петр, как и его последователи, показал, что без формирования более или менее свободного и самосознающего человека механически перенесенные на российскую почву западные технологии не давали должного экономического эффекта – они плохо сочетались с рабским трудом. Это противоречие наиболее четко осознали тоже ориентировавшиеся на западные образцы декабристы. Так, М.А.Фонвизин писал: "Если Петр старался вводить в России европейскую цивилизацию, то его прельщала более ее внешняя сторона. Дух же этой цивилизации... был ему, деспоту, чужд и даже противен. Ему нужны были способные орудия для материальных улучшений по образцам, виденным им за границей... Он особенно дорожил людьми специальными, для которых наука становилась почти ремеслом; но люди истинно образованные, осмысленные, действующие не из рабского страха, а по чувству долга и разумного убеждения, – такие люди не могли нравиться Петру".
Но при этом не надо думать, что Петр особо уважал Европу. Напротив, по мнению, приведенному в неизданных записках российского государственного деятеля А.И.Остермана, император повторял: "Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней можем повернуться задом". Этим объясняются противоречия в его деятельности. Так, будучи самым прозападным русским царем, он остался верен железному занавесу, воздвигнутому своим грозным предшественником еще более усилил его, начав сооружение пограничных укреплений и учредив в 1711г. пограничные войска. Другое противоречие состояло в том, что Петр не понимал, что европейской культуре нельзя было "научиться", ее нельзя было перенять в готовом виде, но следовало усваивать за счет самостоятельной духовной работы, к которой не было готово российское общество.
Формированию новой картины мира Петр подчинил все идеологические институты страны и, прежде всего, наиболее мощный из них – Русскую Православную церковь. Из нее император сделал нечто вроде государственного департамента по идеологии. Устами своего придворного идеолога Феофана император настойчиво старался внушить своим подданным, что церковь "не есть иное государство", что она должна наравне с другими подчиняться общим государственным правилам. Именно таким правительственным учреждением, через которое внешнее управление церковью встраивалось в состав общегосударственной администрации, и явился Святейший правительствующий Синод, заменивший в 1721г. святейшего патриарха и ставший высшим органом управления церковью. Во главе него был поставлен правительственный чиновник – обер-прокурор, а все члены Синода и епископат назначались лично императором по представлению обер-прокурора. Петр объявил себя главою церкви.
Помимо церкви, Петр активно использовал для формирования новой картины мира науку и искусство. По царскому указу в стране не только быстро строится новая столица, но и экстренно создаются наука и искусство западноевропейского типа. "Громаднее переворота не видала история, – писал И.Аксаков. – Рядом с созданием армии, флота, фортеций, сената, коллегий, магистратов, ратуш, – заказывалась наука, повелевалось быть искусству, поэзии, литературе. <...> И вот могущественною волею Петра пересаживаются науки и искусства – совсем готовые берутся под государственное покровительство, поступают в государственную службу".
При Петре I культура стала государственным институтом со всеми вытекающими отсюда следствиями. Будучи равнодушным к европейскому искусству, Петр тем не менее считал необходимым максимально использовать всю его мощь для того, чтобы сложившаяся на Руси московско-патриархальная (или славяно-византийская) картина мира была модернизирована в европейском направлении, чтобы новая жизнь, к которой он повел страну, получила ярко выраженный европейский колорит. Под его личным давлением, невзирая на сопротивление окружающих, чисто европейское искусство – живопись и архитектура – широко используются при сооружении и украшении новой столицы, при постройке крепостей, верфей, кораблей, печатании книг. Не останавливаясь перед огромными затратами, Петр выписывает из Европы зодчих и художников самых разных специальностей, в том числе и для того, чтобы они обучали русских своему мастерству.
Отныне каждый житель России должен был быть прикреплен к какой-нибудь службе. Все вольные люди, не пригодные к военной службе, обязаны записаться – в крестьяне или дворовые, "а без службы бы никто не шатался, понеже от таких умножается воровство". С этого момента и до конца XVIII в. вольный человек в России стал немыслим. Новое государственное образование, как заметил Герцен, стремительно превращалось в настоящее полицейское государство, не ведающее иных целей, кроме самосохранения. "Такого правительства, – писал он, – отрешенного от всех нравственных начал, от всех обязанностей, принимаемых на себя властью, кроме самосохранения и сохранения границ, в истории нет. Петровское правительство – самая чудовищная абстракция, до которой может только подняться германская метафизика eines Polizeistaates (полицейского государства), правительство для правительства, народ для государства. Полная независимость от истории, от религии, от обычая, от человеческого сердца; материальная сила вместо идеала, материальная власть вместо авторитета".