Другой вопрос, что при экономической слабости России, ее внутренней политической нестабильности она могла претендовать лишь на роль младшего партнера. По мере того как существовавшие в этом плане иллюзии рассеивались, и внешняя, и внутренняя политика, сторонниками которой выступали молодые реформаторы, в частности Е. Гайдар, А. Чубайс, А. Козырев, стала подвергаться все более жесткой критике как прозападная со стороны левого большинства Государственной Думы, многих средств массовой информации.
Поскольку эти упреки встретили отклик в обществе, они имели определенные политические последствия.
Правящие круги России не считали, что они переходят к коренному пересмотру приоритетов внешней политики. Они не собирались предпринимать шагов, которые могли вовлечь Россию в серьезный конфликт с развитыми странами мира, побудить их к введению ограничений на торговлю с нею, к запретительным мерам на предоставление кредитов, что серьезно ущемило бы интересы значительной части населения, нарушило бы внутреннюю стабильность. Речь шла лишь о намерении периодически демонстрировать, что Россия — «великая держава», способная заставить другие государства считаться со своей позицией и интересами и уделяющая должное внимание своей обороноспособности. Поводом для такой демонстрации становились те ситуации на международной арене, в которых представлялось реальным добиться результата, чтобы преподнести его избирателям как успех правящих кругов.
Из первоначально отдельных, частных эпизодов начала вырисовываться парадигма внешней политики России второй половины 1990-х годов. Главная ее особенность состояла в том, что внешняя политика воспринималась в первую очередь как средство решения таких внутриполитических проблем, как повышение престижа первых лиц государства; отвлечение внимания избирателей от обостряющихся социальных проблем; обоснование уступок начинающим расти запросам ВПК; ужесточение контроля федерального центра власти над субъектами Федерации.
Первым следствием перехода к новой парадигме стал отказ от попыток заключения каких-либо новых масштабных соглашений с США и их союзниками, требующих ратификации, учитывая, что они вызовут лишь критику. От власти были отстранены Гайдар, Чубайс, Козырев, имевшие репутацию сторонников проведения курса, квалифицировавшегося оппозицией как «прозападный». Российская дипломатия все резче стала осуждать планы по расширению НАТО на восток. При этом не были дезавуированы ранее сделанные заявления об отсутствии у России оснований считать НАТО противником, соглашение о партнерстве с этой организацией, что ставило российскую дипломатию в заведомо невыгодное, двусмысленное положение.
Лидеры стран Запада не хотели портить отношения с Россией, давать лишние аргументы леворадикальной оппозиции курсу ее правительства, что определило их готовность к компромиссам. Политикам России была предоставлена возможность «сохранить лицо». В 1997 году был подписан Основополагающий акт «НАТО — Россия», который был признан колоссальным успехом российской дипломатии, хотя этот документ не предусматривал отказа НАТО от принятия в свои ряды новых членов. Он переносил проблему в иную плоскость, достаточно зыбких обязательств учета странами НАТО интересов безопасности России в будущем, что позволяло завершить полемику по конкретному вопросу, начатую российской стороной.
Приемы отвлечения внимания общественности от внутренних проблем с помощью активных действий на международной арене были использованы весной 1999 года, когда в России назревал политический кризис. Он был связан с тем, что выглядела реальной возможность одобрения импичмента президенту нижней палатой российского парламента с последующим конфликтом ветвей власти. Увеличился риск обострения внутриэкономических и социальных проблем, если не удастся достичь соглашения с «клубами» зарубежных кредиторов о новой реструктуризации долгов. В этой ситуации кризис вокруг Косово, в который втянуласьРоссия, позволил ее правящей элите укрепить свои позиции на арене национальной политики.
С начала обострения этнического конфликта в Косово российские политики стали подчеркивать свою солидарность с Сербией. После начала бомбардировок Югославии авиацией НАТО впервые за многие годы начались дискуссии о необходимости уделить большее внимание обороноспособности страны. Что весьма симптоматично, в хоре критики по адресу НАТО, хотя и в различной тональности, звучали голоса лидеров практически всех представленных в Государственной Думе политических сил России, в том числе ранее приверженных так называемой прозападной ориентации.
Были предприняты и определенные действия, призванные показать серьезность угроз России, хотя скорее они демонстрировали прямо противоположное. Рассуждения о возможности включения Югославии в союз России и Белоруссии, существовавший больше на бумаге, чем на деле, свертывание официальных контактов со структурами Организации Североатлантического договора, не нанесшее ему никакого ущерба, заведомо бесперспективные попытки добиться от Совета Безопасности осуждения действий НАТО, посылка невооруженного судна в район конфликта, бросок 200 десантников на аэродром в Приштине наглядно раскрывали всему миру, что Россия выступает с позиций слабости, не обладает средствами реального противодействия НАТО.
Если на международной арене демонстрации «силы и решимости» были малопродуктивными, то на внутриполитическую ситуацию в России они оказали значительное влияние и, с этой точки зрения, свою функцию выполнили. Не испортив бесповоротно отношений с Западом, правящая элита России смогла создать видимость возникновения внешней угрозы, в которой импичмент многим депутатам стал казаться неуместным. Условия обостряющегося кризиса позволили администрации президента частично отвлечь внимание общественности от очередной реорганизации правительства.
Попытки превращения дипломатии в инструмент решения внутриполитических проблем предпринимались в прошлом неоднократно разными странами в различных условиях с неизменно плачевными результатами. Так, в годы «холодной войны» созданные и в США, и в СССР для воздействия на общественное мнение мифы об «образе врага», «угрозах национальной безопасности» на долгое время стали шорами, ограничивающими возможность адекватного восприятия реальностей мира, лишившими дипломатию этих стран гибкости. Договоренности, к которым в процессе урегулирования конфликтных ситуаций порой удавалось прийти с использованием конфиденциальных каналов, не могли реализовываться в полном объеме, поскольку общественное мнение не было готово к осознанию их необходимости и взаимовыгодности.
Подчиненную роль внешняя политика может играть и в современных условиях, если речь идет о стране, не играющей заметной роли в мировых делах, затерянной на периферии мировой цивилизации. В таком государстве, как Россия, она призвана обеспечивать корреляцию внутреннего развития государства с тенденциями перемен в облике мира, оказывать активное влияние на процессы этих перемен.
Современный мир сталкивается с глобализацией процессов экономической жизни, ростом взаимозависимости народов и государств. Институты организации общественной жизни, действующие в рамках государственных границ, оказываются малоэффективными для управления процессами глобального и континентального масштаба. Интересы регулирования экономики, контролирующейся транснациональными корпорациями и банками, а также управления глобальными процессами, связанными с проблемами ресурсов, экологии, демографии, здравоохранения, требуют качественно нового уровня взаимодействия государств. Оно обеспечивается за счет создания единых пространств (политических, правовых, информационных, экономических), выступающих базой формирования наднациональных институтов, которым многие государства делегируют полномочия принятия решений и контроля за их выполнением по все более широкому кругу вопросов.
Соперничество между отдельными странами, входящими в единые пространства, возможно, но на новой основе. Приспособление к взаимозависимому миру может быть болезненным процессом. Соответственно, от того, какие конкретные контуры приобретает структура нового миропорядка, зависит степень сложности адаптации к ней отдельных стран.
При этом принципы функционирования и развития «пространств» намного сложнее, чем систем союзов государств. Западноевропейское «пространство» (ЕС) взаимодействует с североамериканским (НАФТА), порой конкурируя с ним, но составляя, несмотря на это, единое североатлантическое экономическое и военно-политическое «пространство». Одновременно североамериканское «пространство» входит в формирующееся Азиатско-тихоокеанское сообщество, которое само включает в себя несколько существующих и формирующихся «подпространств». Факторами единства всех этих «пространств», составляющих фактически единый, коллективный «полюс силы», выступают интеграция производства и капитала, объединенных в структурах ТНК и ТНБ, общность интересов, связанных с преодолением «нового мирового беспорядка», традиция согласования политики.Страны Запада, невзирая на особую позицию, занятую Россией в период кризиса вокруг Косово, продолжают выражать заинтересованность в сотрудничестве с ней. В Коммюнике Вашингтонского саммита НАТО (апрель 1999 г.) тесные отношения с Россией определялись как имеющие очень важное значение для стабильности и безопасности в Евроатлантической зоне, отмечалось совпадение долгосрочных интересов в их обеспечении. На заседании Европейского совета 3 — 4 июня 1999 года была принята рассчитанная на четыре года Коллективная стратегия Европейского союза по отношению к России. Согласно этому документу, залогом прочного мира на континенте является превращение России в неотъемлемую часть объединенной Европы, возвращение России на принадлежащее ей по праву место в семье европейских народов на основе дружбы, сотрудничества, честного согласования интересов, уважения общих ценностей, составляющих наследие европейской цивилизации.