В 17 веке крестьяне уплачивали многочисленные государственные подати: "данные" (дань в пользу государства), "стрелецкие", "полоняничные" (налог для выкупа пленных) и "ямские" (подорожная подать) деньги, налоги за "пустые выти" (непаханные земельные участки) и продукты первой необходимости - соль, хлеб. Они были столь часты и разнообразны, что даже царские чиновники были вынуждены доносить правительству, что местные жители "от больших податей и от хлебной скудности стали бедны", а их селения запустели. Кроме податей, местное население выполняло разные повинности: ратную, ямскую, подвозную, строительную. Наиболее тяжелыми являлись те, которые были связаны с сооружением засечной черты, возведением городов и острогов. Применяя примитивные орудия труда - топоры, ломы, кирки, заступы, лопаты - крестьяне с ранней весны до поздней осени выполняли огромный объем земляных и лесных работ. Их изнурительный труд сопровождался частыми увечьями, затяжными эпидемиями. В наиболее худшем положении находилось мордовское и татарское население. Помимо государственных налогов и повинностей оно уплачивало своим феодалам еще местный налог. Например, мордва Алатырского уезда вносила "князь Иваньковский ясак", мордва Кадомского уезда - "князь Янгалычевский ясак", мордва Темниковского уезда - "князь Еникеевский ясак". Ясак был различным, ибо его размеры устанавливал сам феодал. Особенно в трудном положении очутились мордва и татары, проживавшие в зоне засечной черты и линии военных поселений. Зачастую воеводы сгоняли их с обжитых мест и насильно зачисляли в состав служилого населения. Именно так, например, произошло в 1665 - 1666 г.г., тогда проводилась линия военных поселений от Пензы вдоль реки Суры до села Вьясса. Произвол царской администрации был настолько груб и разнуздан, что мордовские служивцы не выдержали и в 1679 году обратились к царю с челобитной, в которой писали, что воевода Борнеков насильно согнал их с родных мест и зачислил на военную службу. Своеволие военначальников, тяжесть службы довели крестьян до того, что они стали "скудны и безлошадны и разорились без остатку". Мордовские служивцы просили освободить их от казачьей службы и зачислить обратно в "посопное тягло". Правительство согласилось выполнить их просьбу лишь тогда, когда мордва обязалась платить "сверх прежнего оброку" большое количество стрелецкого и посопного хлеба, ямские и полоняничные деньги, высокий денежный ясак и много меду. Это был ярко выраженный феодальный грабеж. Подобные примеры были типичны, и нет ничего удивительного, что в полосе засечной черты и военных поселений мордва и татары влачили нищенское существование. В 1671 году инсарский воевода Вышеславцев доносил царю, что по "черте казачьи службы татар и мордвы ныне в пусте и пашни залегли", что некоторые "татарове и мордва ныне получили на твоей, государя, службе", а другие "бежали в Пензенский, Саранский и Нижнеломовский уезды".
В целях укрепления своей власти царизм проводил грубую политику насильственной христианизации мордовского и татарского населения. Насаждение православия осуществляли с помощью воевод и военных дружин монахи, попы и проповедники-миссионеры. О том, какими методами осуществлялось крещение мордвы, свидетельствует один из следующих документов 1681 года. В нем предписано "сыскать жену и детей темниковского новокрещена А. Еникеева и указ им сказать, чтоб они крестились в православную веру. А буде они не крестятся, и им сказать, что они сосланы будут в Богородский на пашню". Ясно, что подобные меры приобщения населения к православию вызывали среди мордвы и татар справедливое чувство ненависти и сопротивление. Выведенные из терпения они не раз нападали на монастыри, чинили расправу над рьяными миссионерами. Так в начале 17 века мордва утопила в Суре двух архимандридов Троицкого монастыря, а третьего сбросила с монастырской башни. Разогнав монастырскую "братию", она разгромила монастырское имущество, отобрала жалованые царские грамоты на вотчину и захватила монастырскую землю. В 1618 году мордва напала на Пурдоманский и Николаевский Чернеев монастыри, а в 1665 году в деревне Ямбиревой (ныне село Конобеево) смертельно ранила видного миссионера, епископа Рязанского Миссаила, явившегося из Шацка крестить местных крестьян. Формально приняв крещение, многие мордва и татары продолжали жить по-старому, соблюдая свои привычки и обычаи. В одном из документов 1681 года говорится, что новокрещенный мордвин Нолуевской (Юловской) слободы Федор Федоров "поругается православной христианской вере", "живет с старою своею женою с мордвою не по закону", нарочно "крест носит на поясу и постные дни есть скором". Другой крещенный - татарин, "скинув с себя крест, вообще бежал с женою и детьми на юг".
Нелегко жилось и мелким служилым людям пензенских городов и острогов - казакам, пушкарям, стрельцам, воротникам, сторожам. Они не получали денежного жалования и их служба, как сказано в "Сметных росписях", шла с "земель". Другими словами, оно одновременно и несли тяжелую государственную службу, и занимались сельским хозяйством. От тяжелей службы, дикого произвола местных властей они часто разорялись, бежали на Дон.
В 17 веке Среднее Поволжье было наводнено беглыми людьми, стекавшимися сюда из центральных областей страны. Это были наиболее антикрепостнически настроенные слои крестьянского и городского населения. Их классовая направленность хорошо видна из следующего документа 1654 года: "А бегая, - писали царю боярские дети северных поволжских городов, - крестьяне помещиков своих и вотчинников разоряют и дома их пожигают, а иных самих и жен и детей и людей и крестьян до смерти побивают". Идя навстречу просьбам феодалов, правительство организовало тщательный розыск беглых в Среднем Поволжье. Были посланы специальные сыщики "и по черте, и за черту". С помощью специальных отрядов карателей они нашли и казнили многих людей. Действовали сыщики и в пензенских местах. В 1662 году в Саранском уезде вели сыск беглых Батурлин и Протопопов. Лишь в одной деревне Александровке они обнаружили 18 беглых семей. Не успела Пенза еще как следует отстроиться и заселиться, а сюда уже в 1666 году прибыл указ о поимке беглых людей. Однако эти чрезвычайные розыски не смогли приостановить приток беглых в район засечной черты. С каждым годом их становилось все больше.
Таково было положение Пензенского края в 17 веке. Оно было типичным для всего Среднего Поволжья. Вот почему, когда здесь раздался призывный набат участников крестьянской войны под предводительством Степана Разина, на борьбу против феодалов поднялись и крестьяне, и городские низы, и служивцы "засечной черты", и беглый гулящий люд.
Накал крестьянских выступлений в районах Средней Волги явно обозначился к осени 1670 года, когда повстанческая армия Степана Разина с низовий Волги подошла к Симбирску. Чтобы поддержать стихийные крестьянские выступления, Степан Разин направлял из-под Симбирска свои небольшие отряды. К Пензе был послан отряд Михаила Харитонова. Он шел на запад вдоль засечной черты. Вскоре в руках харитоновцев оказались Юшанск, Тагай, Корсун, Атемар, Саранск, Инсар. Отсюда меньшая часть отряда направилась в Наровчат, а остальная к Пензе. Везде, где бы ни появлялись разинцы, местные крестьяне и служилые люди поднимали восстание и расправлялись со своими угнетателями. Например, когда повстанцы подошли к стенам Наровчата, жители схватили ненавистного им "приказного человека с сыном и бросили со стены, а город свой казакам сдали". Из других документов видно, что крепостные крестьяне пензенского воеводы с повстанцами "сложились за едине". Двигаясь к Пензе, они "по селам и деревням помещиков... побивали и дома их разоряли". 25 сентября отряд Михаила Харитонова подошел к Пензе. Горожане и служилые люди отказались сражаться с повстанцами и открыли перед ними крепостные ворота. Восставшие "воеводу Елисея Лачинова да приказной избы подъячего Александра Телепова да соборного попа Луку побили до смерти, а домы де их и иных лучших людей разорили". Пенза превратилась в сборный повстанческий пункт. Сюда стекались засечные сторожа, крестьяне - русские, мордва, татары. Из Саратова пришел отряд под руководством бесстрашного сподвижника Степана Разина - Василия Федорова. Объединив силы, Михаил Харитонов и Василий Федоров с отрядом в 900 человек двинулись на Нижний Ломов. Феодальную знать охватил страх. Не надеясь на своих людей, нижнеломовский воевода Андрей Пекин с подъячим в одних рубашках убежали в деревню Раково. Но скрыться от народного гнева им не удалось. Ломовцы нашли воеводу и казнили "изругательной смертью", подняв его на копья. Нижнеломовская крепость была взята без боя 2 октября 1670 года. После этого повстанцы подошли к Верхнему Ломову. К ним "большим собранием" присоединились и нижнеломовцы. Их возглавляли Василий Нехорошев, сын Шилов, Тихон Петелин, Федор Белик, Ларион Егольников, Иван Емельянов. Перепуганный верхнеломовский воевода Игнатий Корсаков выслал было против повстанцев "по конец казачьей слободы всех градских людей". Но последние сражаться не стали, а присоединились к повстанцам. В крепости был тот час учинен "казачий круг". Восставшие предали смерти воеводу и попа Федора Семенова, наказали плетьями неугодных им лиц, захватили государственный амбар, где "государевы грамоты и всякие дела изодрали", избрали своего атамана - Максима Дмитриева и старшину - Вариводу (Вариводина). Через неделю повстанческое войско было уже у стен Керенска. Местный воевода Автамон Безобразов с 300 казаками и стрельцами попытался было организовать оборону, но безуспешно. Керенские "градские люди" заявили, что " им битца с казаками не в мочь". Воевода был схвачен и по народному решению казнен. Когда в Керенскую крепость вошли повстанцы Харитонова, на площади состоялось народное собрание. Местные жители избрали своего главу. Им оказался керенский казак Семен Кузнец, а его помощником - Любим Житков. 13 октября в Керенск прискакал гонец от Степана Разина. Он привез письмо, в котором говорилось, чтобы повстанцы собирались "в Шацком уезде в селе Конобееве" с тем, чтобы оттуда "иттить под Москву бояр побивать". На народном сходе решили тотчас идти в Конобеево. На другой день "с тысячу человек или больше" были уже там. Конобеево превратилось в боевой лагерь. Сюда сходились крестьяне из разных сел и деревень, уничтожая по пути помещичьи усадьбы и избивая самих господ.