Так текст Конвенции, принятой 16 декабря 1970 г. в Гааге, содержит следующие положения:
"Статья 1.
Любое лицо на борту воздушного судна, находящегося в полете, которое:
a)незаконно, путем насилия или угрозы применения насилия,
b)или путем любой другой формы запугивания захватывает это воз
c)душное судно, или осуществляет над ним контроль, либо пытается
d)совершить любое такое действие, или
e)является соучастником лица, которое совершает или пытается
f) совершить любое такое действие, —
совершает преступление".
Не содержит прямых упоминаний о терроризме и международная Конвенция о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов, принятая и открытая для подписания 14 декабря 1973 г. в Нью-Йорке. В частности, в этой Конвенции зафиксировано следующее:
"Статья 2.
1. Преднамеренное совершение:
a)убийства, похищения или другие нападения против личности
b)или свободы лица, пользующегося международной защитой;
c)насильственного нападения на официальное помещение, жилое помещение или транспортные средства лица, пользующегося
d)международной защитой, которое может угрожать личности или
e)свободе последнего;
f) угрозы любого такого нападения;
g)попытки любого такого нападения и
h)действий в качестве соучастника любого такого нападения должно рассматриваться каждым государством-участником в соответствии с его внутренним законодательством как преступление".
Таким образом, ни в одном из упомянутых в ст. 1 Европейской Конвенции международных документов нет указаний на то. что они направлены на борьбу именно с террористическими актами, да и быть не должно, поскольку эти документы более широкого плана и в них речь идет о противодействии любому насилию, независимо от того, террористического оно характера или какого-то иного.
Следует учесть, что в связи с принятием 17 декабря 1979 г. Конвенции о борьбе с захватом заложников, данное преступление стало рассматриваться как самостоятельное, и возникла необходимость отграничить его от смежных преступлений, и в том числе от терроризма. И хотя в преамбуле Конвенции указывается, что захват заложников рассматривается как проявление международного терроризма, однако практика показывает, что далеко не всякий захват заложников "дотягивает" до акта терроризма в собственном значении этого понятия.
Нет сомнения, что многие деяния, выразившиеся в захвате заложников, угоне или захвате воздушного судна, убийстве лиц, пользующихся международной защитой, могут стать явной разновидностью терроризма, но с той же степенью вероятности они могут приобрести и другие качества. Именно этим объясняется тот факт, что одни и те же деяния, к примеру, захват заложников и захват или угон воздушного судна, одни ученые относят к разновидностям терроризма, другие — к разновидностям пиратства, третьи — к разновидностям бандитизма, четвертые же и захват заложников и угон и захват воздушного судна, и терроризм, и пиратство рассматривают как самостоятельные преступления. И здесь трудно упрекнуть ученых в какой-то неточности или непоследовательности, поскольку то или иное значение указанные преступные деяния обретают в зависимости от той или иной совокупности объективных и субъективных признаков, характеризующих их в каждом конкретном случае. То же в полной мере относится к другим деяниям, которые в ряде Конвенций причисляются к проявлениям терроризма.
По всей видимости, используемый в Конвенциях метод определения терроризма посредством перечисления конкретных деяний, в которых он может выразиться вовне, вряд ли можно считать перспективным. В этой связи совершенно точными представляются следующие выводы, сделанные Т. С. Бояр-Созонович: "Не принижая роль и значение соответствующих международных "предметных" Конвенций по борьбе с отдельными видами и формами международного терроризма, вместе с тем нельзя не принять во внимание их ограниченность. Даже в совокупности они не представляют собой упорядоченной и скоординированной системы мер... Кроме того, по мере развития науки и техники постоянно будут возникать новые виды и формы терроризма, которые на каком-то этапе выпадут из поля действия международных "предметных" Конвенций. Таким образом, работа в данном направлении не снимает с повестки дня необходимость разработки универсального международно-правового документа, который охватил бы всю проблему в целом".
При выработке такого документа, очевидно, основное внимание должно быть обращено на определение общего понятия терроризма путем установления его отличительных признаков. Те или иные Отличительные признаки терроризма с достаточной степенью полноты уже охарактеризованы как в международных документах, так и в научной литературе и нашли свое законодательное закрепление в уголовном законодательстве многих государств. Поэтому основная задача научных исследований в настоящий момент состоит в том, чтобы учесть и проанализировать все эти признаки, сгруппировать их и синтезировать в общем определении терроризма, позволяющем четко отграничить его от смежных понятий, а состав терроризма — от смежных составов преступлений.
В УК РФ предусмотрена уголовная ответственность отдельно за терроризм (ст. 205) и террористический акт (ст. 277), а в Федеральном законе "О борьбе с терроризмом", подписанном Президентом Российской Федерации 25 июля 1998 г. № 130/ФЗ (с изм. от 7 августа 2000 г. № 122/ФЗ), в раздельном порядке речь идет о терроризме и преступлениях террористического характера, в других важнейших документах эти категории употребляются как слова-синонимы. В частности, в Указе Президента Российской Федерации от 22 января 2001 г. № 61 "О мерах по борьбе с терроризмом на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации" не различаются такие категории, как "терроризм" и "террористические акции", в Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 17 декабря 1997 г. № 1300 (в ред. Указа Президента РФ от 10 января 2000 г. № 24) - "терроризм" и "террористическая деятельность", а в ст. 10 Федеральном законе "Об органах федеральной службы безопасности" от 3 апреля 1995 г. № 40/ФЗ (с изм. от 30 декабря 1999 г. № 226/ФЗ и от 7 ноября 2000 г. № 135/ФЗ), говорится, что органы ФСБ осуществляют оперативно-розыскные мероприятия по выявлению, предупреждению, пресечению и раскрытию террористической деятельности, тогда как п. "д" ст. 12 того же Закона обязывает органы ФСБ выявлять, предупреждать и пресекать акты терроризма.
В этой связи важно определить сущностные характеристики собственно терроризма, его структурные элементы как преступного деяния и на этой основе попытаться сформулировать его общее понятие.
Анализ научной литературы, международных документов и уголовного законодательства показывает, что терроризму как деянию свойственны следующие четыре отличительных признака.
В первую очередь отличительной чертой терроризма является то, что он порождает общую опасность, возникающую в результате совершения общеопасных действий либо угрозы таковыми. На эту характерную особенность терроризма указывалось еще в ст. 1 проекта резолюции о терроризме III Международной конференции по унификации уголовного законодательства (Брюссель, 1930г.). Опасность при этом должна быть реальной и угрожать неопределенному кругу лиц. Это же усматривается, например, из диспозиций статей УК Российской Федерации, предусматривающих ответственность за терроризм и относящих к нему деяния, объективно выразившиеся в совершении или угрозе совершения взрывов, поджогов и других общеопасных действий, реально могущих нанести вред неопределенному количеству лиц либо причинить иные тяжкие последствия.
Следующая отличительная черта терроризма - это публичный характер его исполнения. Другие преступления обычно совершаются без претензии на огласку, а при информировании лишь тех лиц, в действиях которых имеется заинтересованность у виновных. Терроризм же без широкой огласки, без открытого предъявления требований н существует. "Терроризм сегодня, - констатирует М. П. Киреев – это, бесспорно, форма насилия, рассчитанная на массовое восприятие".
Наряду с порождением общей опасности и публичным характером действий следующим отличительным и самым важным признаком терроризма является преднамеренное создание обстановки страха, подавленности, напряженности. "Совершенно разные цели, - пишет Ю. М. Антонян. - могут преследоваться при нападении на государственных и политических деятелей, сотрудников правоохранительных органов и "рядовых" граждан, при уничтожении или повреждении заводов, фабрик, предприятий связи, транспорта и других аналогичных действиях, но о терроризме можно говорить лишь тогда, когда смыслом поступка является устрашение, наведение ужаса. Это основная черта терроризма, его специфика, позволяющая отделить его от смежных и очень похожих на него преступлений". Причем создается эта обстановка страха, напряженности не на индивидуальном или узкогрупповом уровне, а на уровне социальном и представляет собой объективно сложившийся социально-психологический фактор, воздействующий на других лиц и вынуждающий их к каким-либо действиям в интересах террористов или принятию их условий. Игнорирование указанных обстоятельств приводит к тому, что к терроризму порой относят любые действия, породившие страх и беспокойство в социальной среде. Однако терроризм тем и отличается от других порождающих страх преступлений, что здесь страх возникает не сам по себе в результате получивших общественный резонанс деяний и создается виновными не ради самого страха, а ради других целей, и служит своеобразным объективным рычагом воздействия, причем воздействия целенаправленного, при котором создание обстановки страха выступает не в качестве цели, а в качестве средства достижения цели. Признавая, что неотъемлемым компонентом терроризма, отмечаемым практически всеми его исследователями, является наличие элемента запугивания, стремления создать социальную и психологическую атмосферу страха, устрашения - либо правительства, либо представителей тех или социальных слоев, групп, партий либо масс в целом. Т. С. Бояр-Созонович совершенно справедливо при этом отмечает, что "некоторые западные авторы относят эту функцию терроризма в разряд целей, однако, если и рассматривать ее как цель, то исключительно как опосредованную, промежуточную, ибо запугивание служит средством достижения гораздо более далеко идущих целей" Не относит устрашение к целям терроризма и "Словарь по уголовному праву", определяя его как преступную деятельность, выражающуюся в устрашении населения и органов власти с целью достижения преступных намерений". Таким образом, создание обстановки страха есть выражение терроризма, проявление его сути, а не его конечная цель. Напротив, благодаря созданной обстановке страха террористы стремятся к достижению своих целей, причем не за счет собственных действий, а благодаря действиям иных лиц, на кого призвано оказать воздействие устрашение, поэтому в отличие от других преступлений здесь натичествует страх иного рода, это страх не "парализующий", а, скорее, "мобилизующий" на выбор варианта поведения, устраивающего виновных.