Петр направляет много молодых дворян в Европу для изучения различ-
ных специальностей, главным образом для овладения морскими науками.
Царь заботился и о развитии образования в России. В 1701 г. в Моск-
ве, в Сухаревой башне открывается Школа математических и навигацких
наук во главе с профессором Абердинского университета шотландцем
Форварсоном. Одним из преподавателей этой школы был Леонтий Магницкий -
автор "Арифметики...". В 1711 г. в Москве появляется инженер-
ная школа.
Петр стремился к тому, чтобы как можно скорее преодолеть возник-
шую еще со времен татаро-монгольского ига разобщенность России и
Европы. Одним из ее проявлений было разное летоисчисление, и в 1700
г. Петр переводит Россию на новый календарь - 7208 год становится
1700-м, а празднование Нового года переносится с 1 сентября на 1
января.
В 1703 г. в Москве выходит первый номер газеты "Ведомости" -
первой русской газеты, в 1702 г. в Москву приглашается труппа Кунш-
та для создания театра.
Происходили важные изменения в быту российских дворян, переде-
лавшие российское дворянство "по образу и подобию" европейского. В
1717 г. выходит книга "Юности честное зерцало" - своего рода учеб-
ник этикета, а с 1718 г. существовали Ассамблеи - дворянские собра-
ния по образцу европейских.
Однако нельзя забывать о том, что все эти преобразования исходи-
ли исключительно сверху, а потому были достаточно болезненны как
для высших, так и для низших слоев общества. Насильственный харак-
тер некоторых из этих преобразований внушал отвращение к ним и вел
к резкому неприятию остальных, пусть даже самых прогрессивных, на-
чинаний. Петр стремился сделать Россию европейской страной во всех
смыслах этого слова и придавал большое значение даже самым мелким
деталям процесса.
Мир, в котором мы сегодня живем, в значительной мере лишил нас иллюзий ''полного знания'' своей истории. И все же думается, что Петровскую эпоху мы чувствуем, порой даже ''видим'' глубже и лучше, нежели более поздние периоды своего исторического движения Нам понятна сама личность Петра I с его непохожестью на отпрысков европейских императорских фамилий, с его принципиально нетрадиционными установками поведения и мышления. В чем секрет этого ''эффекта понимания''? Быть может, в том, что с интересом прочитан известный роман А.Н. Толстого ''Петр Первый''? Или в том, что мы смотрели телесериалы, донесшие в зримых образах обаяние эпохи (вспомним кинофильм ''Россия молодая''!)? Или в том, что часто мы вели отсчет нашей государственности не от древних её времён, а с петровских преобразований?
В Петровскую эпоху цель плавания была ясна: Петр одержим идеей европеизацией России, её сближения с более развитыми в экономическом и политическом отношении западными соседями. Чем были для Петра атрибуты европейской жизни, начиная от устройства армии и кончая модой на ''питие кофия'' или курения табака? Думается, что прав был замечательный русский историк В.О. Ключевский, когда писал, что ''сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью''. Закрепляя некий антураж европейского быт в быту российском, Петр Пытался изменить не только внешний (сбрить бороды, носить европейский камзол), но и внутренний облик россиянина о внесословной ценности человека, о гражданской чести и достоинстве личности
. Слепое низкопоклонство перед иностранным вообще было чуждо и самому Петру, и его ''орлам''. Свидетельство тому – блестящие победы русского оружия, которые заставили изумленную Европу по-новому планировать свои отношения с неожиданно пробудившимся ''русским медведем''. Россия укрепляла свои рубежи, расширяла границы, становилась равноправным партнёром во всех европейских делах – военных, торговых, государственных, а позднее и культурных.
Культурные контакты с Европой в условиях огромных российских расстояний, с плохими дорогами осуществлялись в основном двумя способами. Прежде всего участились поездки русских людей за границу, причем не только с деловыми или дипломатическими поручениями, но и с целью учёбы. Вряд ли возможно перечислить всех тех ''пенсионеров'' (т.е. посланных учится за рубеж за казённый счёт), которые получили образование в лучших европейских учебных заведениях. Часть россиян, например М.В. Ломоносов, жили в Европе годами. По обычаю того времени многие вели дневники, служащие и по сей день прекрасным источником знаний об ''осьмнадцатом столетии''. Каждый дневник – живое общение с далёким прошлым, дошедшее до нас дыхание минувшей эпохи.
Первое что впечатляет в этих записях, - отсутствие удивления перед заграничными ''чудесами'', столь характерное для дневниковых заметок русских путешественников XVII века. Особенно же ценно то, что почти все авторы оставили воспоминание о культурном облике Европы. Сквозь призму этих воспоминаний можно и сегодня взглянуть на тогдашнюю жизнь в западных городах, принять участие в развлечениях и карнавалах, постоять перед шедеврами Возрождения. Европейская архитектура, живопись, музыка постепенно входили в культурное сознание русских.
Перед нами дневник стольника П.А. Толстого, представителя старинного дворянского рода, посланного в 1697 году в Италию учиться мореходному делу. Пишет же стольник… об опере! Конечно, трудно представить себе жизнь итальянского города без оперы. Рожденный в конце XVI века под воздействием гуманистических идей Возрождения жанр оперы стал символом итальянского национального вокального гения, олицетворением итальянской музыки. В начале XVIII века опере отдавали дань многие просвещенные народы Европы. Для России же этот вид искусства был пока что ''закрытой книгой''
Итак, представим себе Венецию, знаменитый карнавал с его многоцветьем красок и обилием представлений, в ряду которых достойное место занимает оперные спектакли. Как же воспринял этот праздник П.А. Толстой? В отличие от своих предшественников он не только достаточно подробно описал постановку оперы, декорации, количество исполнителей на сцене и в оркестре, но и старательно подсчитал, во что обошлась бы в денежном выражении (в рублях) такая постановка в России.
В результате посещения зарубежных стран делались более глубокие выводы. Так, ярый поклонник европейской культуры Федор Салтыков много лет провел в Англии и там наметил широкий круг реформ, способствующих европеизации российской экономики, образования, науки, культуры. Любопытно, что в число обязательных дисциплин в мужских учебных заведениях им были включены ''мусика, пиктура, скульптура, миниатура''. В стремлении же уровнять ''и женский наш народ…с европейскими государствами'' он предлагал в учебных заведениях учиться ''музыке инструментальной и вокальной, сиречь на всяких инструментах и вспевать. Танцовать''.
Другой путь ''знакомства'' русской культуры с культурой европейских стран обусловлен деятельностью и творчеством иностранцев в России. Их вклад в развитие обусловлен деятельностью и творчеством иностранцев в России. Их вклад в развитие русского искусства трудно переоценить. Разве дело в том, что, например, архитектор Растрелли родился под небом Италии? Гораздо важнее, что в России он нашел вторую родину и создал шедевры, которые мы по праву считаем своим национальным достоянием. Или немец Якоб фон Штейли, Оставивший нам работу по истории русской музыки, которая до сих пор является чуть ли не единственным заслуживающим доверия документов для современных историков? Или итальянский капельмейстер Франческо Арайя, создавший первую оперу на русский текст? Всё это – штрихи к общей картине сближения русской и европейской культур.
Означает ли сказанное, что русское искусство было готово к тому, чтобы перенять европейские традиции, взаимообогащающему диалогу? Что оно, расставшись с ''древним благочестием'', связало свое будущее с новой светской культурной практикой? Как соотносилось это новое с прочно укоренившимся в обществе старым имеющим многовековые традиции?
Сочетание старого и нового в эпоху Петра дает удивительно пеструю, неоднозначную и неравноценную в эстетическом отношении картину развития искусств. Шедевры национальной художественной культуры ещё не были созданы. Но от этого общая панорама строительства нового здания – светского искусства – не теряет своей привлекательности. Скорее наоборот. Произведения музыки, литературы, живописи, архитектуры рождают ощущение этого движения, передают пульс стремительной жизни, горячие дыхание истории…
Вот, кажется, мы и подошли к тому главному, что заставляет видеть в памятниках искусства Петровской эпохи поразительный исторический документ, лучше всех прочих источников говорящий о времени бурном, ярком, противоречивым.
Петербург начала XVIII века.
Город становился предметом национальной гордости современников. В нём зримо воплотилась идея государственного величая России, её непобедимости. Эта мысль совсем не случайна, если вспомнить, что уже 1716 году проект застройки столицы, выполненный архитектором Леблоном, рассылался через русских послов правительствам разных стран. В градостроительстве сподвижники петровских преобразований видели ''превеликую помощь, пользу и славу'' государства. Противники же, как ''ядовитые ехидны'', ненавидели Петербург, олицетворяя с ним наступление беспокойных и малопонятных времен.
В чем же новизна архитектурного облика ''града Петрова''? Прежде всего – в самой идеи градостроительства, опирающейся на политические веяния времени. Эта идея шла от естественного чувства гордости русских архитекторов за свою родину, отвечала их надеждам на её движение к процветанию. Строительство Петербурга требовало от зодчих знаний лучших достижений европейских мастеров архитектуры, умения применять их на практике. Город был построен в традициях так называемой ''регулярной'' архитектуры, ставящей во главу угла рациональность и единство всех компонентов застройки, их подчинение единому, четкому и строгому плану.