В этот день, когда Россия не приступала еще ни к какой мобилизации, германский посол граф Пурталес вручил Сазонову ультимативное заявление: " Продолжение военных приготовлений России заставит нас мобилизоваться, и тогда едва ли удастся избежать европейской войны ". Ультиматум в отношении всякой мобилизации.
В 9 часов вечера, когда центральный телеграф готовился передавать указ, пришла отмена: царь повелел вместо общей мобилизации объявить частичную, которая и началась в ночь на 30-е июля.
Император Николай II решил сделать еще одну попытку предотвратить войну и предложил по телеграфу Вильгельму перенести конфликт на рассмотрение Гаагской конференции. Относительно Гааги Вильгельм вообще не ответил, а только указал в своей телеграмме на "тяжкие последствия" русской мобилизации, и закончил: "Теперь вся тяжесть решения легла на твои плечи, и ты несешь ответственность за войну или мир".
30-го июля министр Сазонов делает еще одну отчаянную попытку предотвратить конфликт: он вручает послу Пурталесу следующее заявление: "Если Австрия, признав, что австро-сербский вопрос принял характер общеевропейского, заявит готовность удалить из своего ультиматума пункты, посягающие на права Сербии, Россия обяжется прекратить свои военные приготовления". Эту формулу и Сазонов, и Пурталес понимали так, что за полный отказ от мобилизации Россия не потребует даже от Австрии немедленного прекращения ею военных действий в Сербии и демобилизации на русской границе.
Через несколько часов приходит ответ из Берлина - категорический отказ.
В русском Генеральной штабе понимали, что еще один день, и нельзя будет безболезненно перейти от частичной мобилизации к общей. Сазонов предложил Николаю II объявить общую мобилизацию, аргументируя свое предложение грядущим разгромом наших частей и гибелью сотен тысяч людей. Царь отдал приказ об общей мобилизации.
1-го августа Германия объявила войну России, 3-го - Франции. 4-го немцы вторглись на бельгийскую территорию и английское правительство сообщило в Берлин, что оно "примет все меры, которые имеются в его власти, для защиты гарантированного им нейтралитета Бельгии". Таким образом Англия 4-го августа тоже вступила в Первую мировую войну.
Австрия медлила. И Николай II, все еще надеясь потушить пожар, отдал приказ не открывать военных действий до объявления ею войны, которое состоялось 6 августа. Вследствие этого, наша конница, имевшая всего четырехчасовую мобилизационную готовность, смогла бросить свои передовые эскадроны за границу только на 6-й день.
Из приведенных фактов видно, что русское правительство пыталось предотвратить войну любой ценой, "на ходу" придумывало условия, при которых можно было бы затушить разгоравшийся пожар. Но для Германии война была вопросом решенным и уже никакие средства не могли повлиять на ее позицию.
Итак, Первая мировая война началась. Необходимо описать соотношение численности вооруженных сил противоборствующих сторон. Оно было таково: после окончания мобилизации и сосредоточения войск Антанты, по сравнению с Тройственным союзом, было 10 к 6. Таким образом численность армий Антанты была больше. Но нужно принять во внимание слабость бельгийской армии ( Бельгия невольно оказалась втянутой в войну несмотря на объявленный нейтралитет ); неорганизованность и полное несоответствие стандартам того времени вооружения и снаряжения сербской армии - армии храброй, но носившей характер милиции, и плохое вооружение русской армии. С другой стороны превосходство центральных держав в количестве артиллерии, особенно тяжелой ( количество орудий на корпус: Германия - 160, Австрия - 123, Франция - 120, Россия - 108 ), а немецкой армии - в технике и организации уравновешивало, если не перевешивало эту разницу. Из этого сравнения видно, что уровень технического и артиллерийского оснащения Тройственного союза был намного выше, чем у Антанты.
Особенно тяжелым было положение России, с ее огромными расстояниями и недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение и переброску войск и подвоз боеприпасов; с ее отсталой промышленностью, которая не справлялась и не могла справиться с все возрастающими потребностями военного времени.
Можно сказать, что если на Западноевропейском фронте противники состязались в мужестве и технике, то на Восточном Россия могла противопоставить агрессорам только мужество и кровь.
Что касается радикально-либеральной общественности, то она пришла к "приятию войны" не сразу и не без колебаний. Для примера можно рассмотреть, как менялась позиция газеты " Речь " ( либеральная политическая партия ). Она ярко характеризует метания и противоречия заблудившейся либеральной мысли.
В начале июля газета протестовала против "русских и французских вооружений", как "тяжелых жертв, приносимых на алтарь международного воинствующего национализма". 25 июля требовала "локализации сербского вопроса и воздержания от какого бы то ни было поощрения по адресу Сербии". Но после австро-венгерского ультиматума газета признала его "традиционной политикой уничтожения Сербии", а сербский ответ - "пределом уступок". В день объявления войны "Речь" была закрыта властью Верховного главнокомандующего, а 4-го августа появилась вновь, определив в первой же статье свое новое направление следующими словами:
" "В грозный час испытания да будут закрыты внутренние распри, да укрепится еще сильнее единение царя с народом". "Эти знаменательные слова высочайшего манифеста точно указывают задачу текущего момента"...
Вопрос о приятии войны вызвал раскол в социалистическом лагере. Часть социалистов считала, что " путь, ведущий к победе, ведет к свободе ". Большевики твердо заняли " пораженческую " позицию, желая превратить мировую войну в мировую революцию.
Однако эти колебания и пестрота позиций были лишь отдельными пятнами на фоне общего патриотического подъема России. В противоположность тем настроениям, которые существовали в стране в начале русско-японской компании, Первая мировая война была принята всем народом, как отечественная.
Немецкий план ведения войны заключался в том, чтобы первоначально быстро расправиться с Францией, нанеся главный удар через нейтральные Люксембург и Бельгию, армии которых были слабы и не могли представлять серьезной силы, которая могла бы сдержать немецкий натиск. А на Восточном фронте предполагалось оставить только заграждение против русских войск ( в данном случае Германия рассчитывала на внезапность удара и долгую мобилизацию в России ). Для этого первоначально планировалось сосредоточить на западе в 7 раз больше сил, чем на востоке, но позже из ударной группировки были выведены 5 корпусов, 3 из которых были направлены для охраны Эльзаса и Лотарингии, а 2 - позже в Восточную Пруссию для остановки наступления Самсонова и Ренненкампфа. Таким образом Германия планировала исключить войну на два фронта и, разбив Францию, бросить все силы на только что отмобилизовавшуюся Россию.
Немцы нанесли удар по Бельгии. Маленькая и слабая бельгийская армия отчаянно сопротивлялась, и вместо 3 дней, за которые Германия рассчитывала выйти к границам Франции, немецкие войска сделали это только за 15. Несмотря на такой срок французы совершенно не подготовились к удару со стороны Бельгии и развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы взяли Льеж и легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Слабые атаки французских войск в Эльзасе и Арденнах успеха не имели. 4 английские дивизии потерпели серьезное поражение, и генерал Клук, главнокомандующий германской ударной группировкой, стал приближаться к Парижу.
Французское правительство эвакуировалось в Бордо и обратилось к русскому со странной и неисполнимой просьбой перебросить во Францию 4 русских корпуса морем, через Архангельск. Вместе с тем французский президент Пуанкаре, генерал Жофр и Палеолог ( французский посол в России ) требовали скорейшего перехода в наступление наших войск.
Согласно русско-французской договоренности, в случае нанесения немцами главного удара по Франции, русский Северо-Западный фронт должен был начать наступление на 14-й день мобилизации, а Юго-Западный - на 19 день. Это легкомысленно данное обещание ставило наши войска в очень тяжелое положение. Мобилизационная готовность Северо-Западного фронта была на 28-й день, когда мы имели бы 30 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий, к началу же наступления ( 17 августа ) у нас оказалась только 21 пехотная дивизия и 8 кавалерийских. Причем к войскам не успело подойти достаточное количество транспортов и хлебопекарен, а некоторые дивизии во 2-й армии не имели даже дивизионных обозов.
Во главе фронта стоял генерал Жилинский, карьера которого в военных кругах вызывала недоумение. Поэтому его провал, как главнокомандующего фронтом, выпустившего совершенно из рук управление войсками и направлявшего их не туда, куда следовало, не был неожиданным. Но армиями фронта командовали опытные генералы ( 1-й - Ренненкампф, 2-й - Самсонов), вынесшие блестящую боевую репутацию из русско-японской войны.
Вот как описывает Ренненкампфа генерал Деникин: "Генерал Ренненкампф был природным солдатом. Лично храбрый, не боявшийся ответственности, хорошо разбиравшийся в боевой обстановке, не поддававшийся переменчивым впечатлениям от тревожных донесений подчиненных во время боя, умевший приказывать, всегда устремленный вперед и зря не отступавший...".
Армии Северо-Западного фронта вторглись в Германию с целью отрезать немецкие корпуса от Вислы и овладеть Восточной Пруссией. Они наступали по обе стороны Мазурских озер, имея между собой большой интервал.
Командующий 8-й германской армией генерал Притвиц развернул один корпус заслоном против Самсонова, а двумя ударил по Ренненкампфу. Произошел бой у Гумбинена ( 20-го августа ), у противников оказались почти равные силы, но у немцев большое превосходство в артиллерии: 500 германских орудий против 380 русских. В бою у Гумбинена Ренненкампф нанес немцам тяжелое поражение, корпуса их, понеся большие потери, отступали на юг. Ввиду неожиданности столь раннего русского наступления и поражения под Гумбиненом, генерал Притвиц отдал приказ своей армии отойти к нижней Висле, чем вызвал гнев Вильгельма, и был сменен Гинденбургом с начальником штаба Людендорфом, который и стал фактическим руководителем намечавшейся операции. Новое командование немедленно отменило приказ об отходе, применив контрманевр, который имел большие шансы на успех уже потому, что все наши карты оказались открыты: по непонятному и преступному недомыслию русских штабов, директивы фронта и армии передавались войскам радиотелеграммами в незашифрованном виде.