МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
На тему:
“РУССКАЯ ИСТОРИЯ ГЛАЗАМИ ИНОСТРАНЦЕВ”
Дисциплина: ИСТОРИОГРАФИЯ
Студент: Пышко М.В.
группа ИПФ–4035
Проверил: Кошкаров Д.А.
Курган 1999 г.
Содержание
с
1. Представления о русской истории у французов.
1.1. Просветители 3
1.2. Путешественники 5
2. Русская история в изображении немецкой исторической школы. 12
3. Россия глазами Востока и Запада. 16
Россия похожа на шекспировские пьесы,
где все величественно, что не ошибочно,
и все ошибочно, что не величественно.
1. Представления о русской истории у французов.
1.1. Просветители
Историки Просвещения сделали дальнеший шаг вперед, по сравнению с историками средних веков и Возрождения. К числу их достижений можно отнести расширение темы исторических трудов. В поле их зрения попадали не только государи, но и ученые, художники, не только правительственная политика, относящаяся к просвещению, экономике или народному быту, но и само развитие просвещения, экономики и быта.
Один из крупнейших идеологов этого времени Франсуа-Мари-Аруэ Вольтер писал, что под историей он понимает “не пустую и бесплодную науку о событиях и датах, которая ограничивается тем, что выясняет, когда умер такой-то человек, бесполезный или пагубный для мира; не науку, сообщающую одни только справочные сведения, которые обременяют память, не просвещая ума. Я говорю о науке, которая изучает нравы, которая обнаруживает ошибку за ошибкой, предрассудок за предрассудком, рисует нам последствия человеческих страстей, показывает нам какие бедствия причинили невежество или превратно понятая ученость, и в особенности прослеживает успехи искусства на протяжении веков, ознаменованных ужасающими столкновениями стольких держав и крушениями стольких царств. Вот чем мне дорога история.” [9,208]
В этом просветители видели главную задачу исторической науки. Был взят курс не только на историю культуры, но и курс на отказ от истории королей и завоевателей.
В то же время характерная для многих просветителей надежда на просвещенных монархов и на возможность их привлечения к делу реформ, надежда на то, что философы смогут убедить монархов доводами, основанными на всемогуществе разума, побуждала просветителей искать в прошлом образцы великих реформаторов и разумных правителей.
Вольтер возмущался историками, которые ограничивались показом смены одного недостойного правителя другим. А с другой стороны, он восхищался Петром I, считая подобных государей способными коренным образом изменить жизнь и нравы своих подданных.
Историей Петра Великого Вольтер заинтересовался еще в начале 1730х годов, когда писал своего “Карла XII”; мысль о написании истории Петра с тех пор его не покидала. Но для осуществления этого замысла ему не хватало документальных материалов. Пересылка таких материалов стала осуществляться лишь во второй половине 1750х годов, когда Елизавета Петровна офицально поручила Вольтеру написать книгу о своем отце. В 1759 году “История Российской империи при Петре Великом” была напечатана.
В связанном с рабой над книгой письме Шувалову Вольтер писал о том, что “теперь хотят знать, как росла нация, каково было народонаселение в начале эпохи, о которой идет речь, и в настоящее время”, какова была торговля изучаемой нации, “какие искусства в самой стране и какие были заимствованы ею извне и затем усовершенствованы, каковы были государственные доходы в прошлом и настоящем, как возникли и развились морские силы, и т.д.”. [9,216]
Таким образом Вольтер хотел написать не биографию царя, а историю культуры народа. Но решить эту задачу он не смог в силу недостаточности знаний по истории русской культуры.
Еще в “Карле XII” Вольтер утверждал, что ко времени Петра Великого Россия была менее цивилизована, чем Мексика в момент открытия ее европейцами. И один человек смог изменить строй самого большого государства, превратив свой народ в “настоящих людей”. [9,217]
В книге преобладала тенденция изобразить Петра I творцом всего лучшего, что было в стране. Петр и для других просветителей был образцом монарха – реформатора. Таким образом, с одной стороны, Вольтер стремился отказаться от традиционной истории государей и перейти к истории цивилизации, а с другой – ему нужно показать именно великие дела образцового государя. В своем историческом труде он выдвинул на первый план не народ и его культуру, а государя и его роль в изменении культуры, утверждая, что в результате реформ Петра процветали искусства и знания и даже “народилась новая нация”. [9,218]
Главным недостатком работы Вольтера я считаю то, что он показал историческое явление не в его генезисе и не была дана реальная оценка реформам Петра I.
К числу “просвещенных монархов” Вольтер относил и Екатерину II, которую называл своей истинной героиней. [9,218]
В целом просветители идеализировали “просвещенных монархов”, часто подменяя историю Российского государства историей государей России.
1.2. Путешественники
Воспоминания, мемуары, сочинения иностранцев XVIII-ХIХ веков чрезвычайно разнообразны. Они несут информацию о многих сторонах русской жизни, культуры, политики. Они не идентичны по своей направленности. И тем не менее, несмотря на всю их пестроту, они составляют яркую картину жизни великой страны, великого народа.
Знаменитая писательница Жермена де Сталь (1766-1817), дочь министра финансов при Людовике XVI, жена Неккера и заклятый враг Наполеона, побывала в России в 1812 г., когда, спасаясь от наступавших наполеоновских армий, она отправилась из Вены в Стокгольм через Россию. В Петербурге де Сталь пробыла около трех недель. Увиденные ею в Петропавловском соборе гробницы Петра III и Павла I послужили причиной рождения знаменитой фразы: “Правительство в России это деспотизм, ограниченный удавкой”. [7,38]
Говоря о крепостном праве она отмечала: “народ находится в рабстве, но отношение господ к народу похоже скорее на отношение к челяди у древних, нежели на отношение к крепостным нашего времени”. Относительно социальной структуры общества: “третьего, или среднего, сословия в России не существует вовсе; это большое препятствие процветанию наук и искусств, ибо зачастую в этом третьем классе развиваются таланты; однако по отсутствию промежуточного звена между господами и народом между ними существует больше взаимной привязанности”. [7,31]
Больше всего мне понравилось восприятие баронессой нашей истории. Ее рассказ об Иване Грозном – это полнейший абсурд: “Во всей русской истории одна личность меня особенно занимает – это Иван Грозный. Будучи уже в преклонных летах, он осаждал Новгород. Бояре, видя его дряхлым, просили его передать начальство над войском его сыну. Это предложение привело старика в страшную ярость, и ничто не могло успокоить его: сын бросился ему в ноги, но он оттолкнул его с такой силой, что несчастный умер на третий день. Отец в отчаянии сделался равнодушным как к войне, так и к своей власти и через несколько месяцев по смерти сына скончался сам. Это возмущение старика деспота против требования времени – нечто великое и торжественное. Перед вами первобытный человек, который живет лишь инстинктами: чувства эгоизма и дикой ярости сменяются нежными чувствами человеколюбия.” [7,58]
Де Сталь не идеализирует самодержавие, поэтому многие ее наблюдения не вызывают возражений. Она правильно определяет специфику внутреннего положения России, русского общества и черты национального характера.
В отличие от Вольтера она не идеализирует Петра I: “он сделал неоцененное благодеяние России, но он принизил значение родовитых вельмож и объединил в своих руках светскую и духовную власти; все это делал он, желая устранить препятствия в исполнении его начертаний. Ришелье поступал так же во Франции; вот почему так восхищался им Петр I. Он был великим полководцем и, кроме того, создал в своей стране флот и насадил промышленность. Начиная с его царствования русские цари перестали носить азиатские одежды. Не умаляя своего восхищения перед этим великим человеком, я все же скажу, что весьма неприятным является в нем противоположность необузданной силы дарований со стремлением провести церемонную правильность в одежде. Имел ли он повод искажать восточные нравы своего народа, имел ли он право переносить столицу на север, на границу империи? Это большой вопрос, и еще не решенный, лишь века могут дать на него ответ.” [7,34-35]
Де Сталь была поражена богатством и разнообразием Москвы, и как многие другие иностранцы, сравнивает ее с Римом:
“невольно сравниваешь Москву с Римом, но не потому, что она имеет сходство с ним в стиле своих зданий, этого нет; но удивительное сочетание сельской тишины и пышных дворцов, обширность города и бесчисленное множество церквей сближают Рим Азии с Римом Европы.” [7,33]
Но, пожалуй, больше всего ее интересовали сами русские, их характер, их психологический настрой и их роль в мировой истории:
“русские не пережили рыцарства, они не принимали участия в крестовых походах. Воинственный дух русских воспитывался в войнах с татарами, поляками и турками, среди жестокостей, которые поддерживались, с одной стороны, дикостью азиатских народов, с другой – лютостью тиранов, правивших Россией. Их отвага не благородное мужество Баярдов и Персиев, но неустрашимость неистовой храбрости, которою жила Россия в продолжение многих веков.
Впервые выступив в европейском обществе, русские не обнаружили духа благородного рыцарства, который так свойствен народам Запада; они показали себя безжалостно страшными к своим недругам.” [7,33]