Вряд ли могут привести к истине попытки понять сущность
сталинского культа личности путем привязки всего, произошедшего
во времена правления Сталина, к одному лишь этому имени. Точно
так же невозможно объяснить культ личности "исконно русской лю-
бовью к монархизму".
В исторических аналогиях между сталинизмом и русским абсо-
лютизмом пропадает самое главное и существенное, а именно -
представление об исторической уникальности того, что произошло у
нас во времена Сталина, в Италии - во времена Муссолини, в Гер-
мании - во времена Гитлера, а в Камбодже - во времена Пол Пота:
жестокая изоляция и уничтожение миллионов людей, геноцид, осу-
ществляемый либо по классовому, либо по национальному признаку.
Уже само по себе такое количество жертв, ликвидация целых
классов или наций, свидетельствует о возникновении совершенно
новой ситуации. Для того, чтобы содержать в заключении и уничто-
жать миллионы людей, нужен огромный аппарат, начиная от соответ-
ствующего наркомата или министерства и кончая низшими его чинов-
никами - чиновниками охраны, опиравшимися, в свою очередь, на
негласных чиновников из среды самих заключенных.
Причем речь шла не о единичном акте упразднения миллионов
людей, но о его перманентном характере, о растягивании этого ак-
та во времени, превращении в элемент образа жизни. Речь идет об
определенной постоянно действующей системе уничтожения, на кото-
рую, как на свою "идеальную модель", ориентируется вся остальная
бюрократия. Именно с главной задачи - постоянного упразднения
огромных человеческих масс - начинается качественное отличие ад-
министративной системы тоталитарных режимов - тоталитарной бю-
рократии - от авторитарной бюрократии традиционных обществ и ра-
циональной бюрократии индустриальных капиталистических обществ.
Принципиально важно и то, что упразднение осуществлялось по про-
явлениям человека не только в политике, экономике, идеологии, но
и в науке, в общей культуре, в повседневной жизни. Это и делало
новую бюрократию совешенно универсальным инструментом управле-
ния, инструментом прямого насилия, опирающегося на силу оружия
("Ваше слово, товарищ маузер...").
Но и это еще не все. Не было такой области, включая быт
(главный объект нападок со стороны "левых" писателей и публицис-
тов, превращавших быт в предмет официального манипулирования со
стороны "пролетарской диктатуры"), семейные отношения (вспомним
Павлика Морозова), наконец, даже отношения человека к самому се-
бе, к своим сокровенным мыслям (образ Вождя, непременно присут-
ствующий даже при самых задушевных размышлениях), на право рас-
поряжаться которой не претендовала бы эта бюрократия. Ей, напри-
мер, принадлежало окончательное решение относительно того, каким
должен, а каким не должен быть замысел очередного литературного
произведения. Сталин пользовался этим правом в отношении самых
крупных художников, чтобы дать пример своим подчиненным, как им
руководить художниками помельче. Причем и в искусстве отказ под-
чиниться был чреват репрессиями точно так же, как и в области
политики или экономики. Под дулом пистолета людей заставляли де-
лать то, что в корне противоречило их природе.
Но для того, чтобы стать тотальной, то есть всеобщей, охва-
тывающей общество, бюрократия должна была осуществлять сплошную
перековку народа и делать каждого бюрократом, чиновником, пусть
даже мелким, мельчайшим, но все-таки находящимся у нее на служ-
бе. В отличие от авторитарной бюрократии, опирающейся на тради-
ционные структуры общественной жизни, в отличие от рациональной
буржуазной бюрократии, пекущейся об обеспечении эффективности
производства, тоталитарная бюрократия фактически определяет свою
высшую роль как самоукрепление, самовозвышение, абсолютное под-
чинение Вождю, волей которого власть бюрократии получает свое
развитие и углубление.
Однако такая власть может быть осуществлена лишь при усло-
вии, что все, с чем она имеет дело, превращено в аморфный, со-
вершенно пластичный материал. Возвращение общества в аморфное,
бесструктурное состояние - принципиальное условие самоутвержде-
ния и саморазвития тоталитарной бюрократии. И поэтому все, что
обеспечивает самостоятельность человека, не говоря уже о той или
иной общественной группе, подлежит беспощадному искоренению.
Идеальным материалом тоталитарно-бюрократической воли к
власти оказывается люмпен - человек без корней, не имеющий ниче-
го за душой, а потому представляющий собой ту самую "чистую дос-
ку", на которой, как говорил Мао Цзэдун во времена китайской
"культурной революции", можно писать любые письмена. Для тотали-
тарной бюрократии люмпен становится не только основной "мо-
делью", по образу и подобию которой перековываются люди, превра-
щаясь в бесструктурную и безличную "социальную массу". Люмпен
становится и главным орудием всеобщей уравниловки и нивелировки,
ударной силой социальной энтропии. Так было, в частности, во
времена насильственной коллективизации, разрушения сельских об-
щественных структур. Так было во времена всех последующих боль-
ших и малых "чисток", целью которых в конечном счете всегда ока-
зывалось искоренение стихийно возникавших структур общества.
Единственной формой структурирования общества, допускаемой
в условиях тоталитаризма, могли быть лишь организации, насажда-
емые сверху, а потому с самого начала имеющие бюрократический
характер. Все естественные способы социального структурирования
оказывались на подозрении, так как тоталитарная бюрократия
склонна рассматривать любой личный и общественный, то есть са-
мостоятельный, негосударственный интерес как анигосударственный.
А посему такой интерес должен быть наказан усташающей статьей
закона, лучше всего статьей о контрреволюционной деятельности.
Самым прискорбным, самым пагубным для нравственного состо-
яния народа оказывалось то, что любой, даже самый благородный
вид неформальной социальной связи становился на один уровень с
действительно антиобщественными, криминальными явлениями. Более
того, последние получали перед законом преимущество, так как в
них тоталитарная бюрократия видела большую близость к своим нор-
мам. Во всяком случае, в лагерях, где уголовники содержались бок
о бок с политическими, мельчайшее начальство назначалось, как
правило, из уголовников.
Во всем этом безумии разрушения общества, в безумии, проис-
текающем из тотально-бюрократической мании величия, вдохновля-
емой манией величия Вождя, была своя логика.
Аморфное, бесструктурное общество превращало бюрократа в
необходимейшую фигуру. Ибо там, где упразднялись как сложивши-
еся, традиционные, так и общественно-необходимые (экономические,
товарно-денежные) связи между людьми, там возникала необходи-
мость в бюрократе, который предложил бы хоть некоторое подобие
таких связей - их эрзац, как-то сопрягающий людей друг с другом.
Нужна была только "личность", которая осознала бы фантасти-
ческие, невиданные, немыслимые даже в далеком рабовладельческом
прошлом перспективы концентрации власти в руках одного человека,
сумевшего возглавить тоталитарно-бюрократический аппарат. Аппа-
рат искал Вождя, без которого тоталитарно-бюрократическая систе-
ма остается незавершенной, Вождя, который не знал бы никакой
другой ценности, кроме власти, и был бы готов уложить за нее лю-
бое количество народа, доказывая, что эти жертвы приносятся ис-
ключительно ради народного блага.
Абсолютно схоластическим представляется вопрос о том, что
же здесь чему предшествует: курица - яйцу или яйцо - курице?
Вряд ли вообще стоит вычлениять начало этого сложного процесса,
пытаться выяснить, что именно считать началом сталинщины: самого
Сталина, внесшего наибольший вклад в создании бюрократии тотали-
тарного типа, или эту бюрократию, по мере своего развития утвер-
ждающую абсолютную власть Вождя.
Значительно важнее другое: не зная никаких ограничений в
своем стремлении к власти, бюрократия тоталитарного типа не име-
ет и никаких гарантий своего существования, независимых от воли
Вождя. Между тем, для него единственным способом утверждения аб-
солютной власти над бюрократией было постоянное ее перетряхива-
ние, чистка бюрократическоко аппарата. Это, если хотите, предуп-
редительная мера самозащиты: верхушка бюрократического аппарата
тоталитарного типа точно так же склонна к пожиранию Вождя, как
он сам - к истреблению своих возможных конкурентов и преемников.
А это создает внутри аппарата ситуацию постоянной предельной
напряженности - перманентного ЧП, - которая с помощью этого са-
мого аппарата создавалась внутри общества в целом, когда в нем
"срезали" один слой за другим.
Было бы упрощением считать, что такого рода механизм расши-
ренного воспроизведения бюрократии (через ее перманентное перет-
ряхивание) сперва существовал в голове ее создателя в виде "про-
екта" и только затем был реализован уже в действительности. Этот
механизм отрабатывался по мере роста бюрократии, сопровождавше-
гося - уже после смерти В.И.Ленина - все более отчетливым поже-
ланием видеть во главе "своего человека", плоть от плоти аппарата.
Фракционная борьба, ставшая очевидной сразу же после смерти
В.И.Ленина, очень скоро раскрылась как борьба за власть над ап-
паратом, борьба, в которой победителя определил сам аппарат. Это