Чтобы как-то разрядить ситуацию в отношениях между иркутскими и камчатскими властями, решили в очередной раз пересмотреть систему управления краем. В намечаемом преобразовании виделось и стремление продолжить движение новым азиатско-тихоокеанским курсом. Так, предлагая перенести административный центр из Верхнекамчатска в Петропавловск, ссылались на военно-морской и торговый характер будущего развития полуострова. Через Петропавловск планировалось снабжать камчатские поселения, вести торговлю России с Китаем и Калифорнией, организовать надзор за деятельностью РАК.
Новое положение об управлении Камчаткой было утверждено царем 9 апреля 1812 г. Оно не ограничивалось только изменением управления и официально именовалось предельно широко: «О преобразовании в Камчатке воинской и гражданской части, также об улучшении состояния тамошних жителей и вообще тамошнего края». Центром новой области был утвержден Петропавловский порт. Специально в новом положении подчеркивалось, что начальник Камчатки должен назначаться из морских офицеров, что обеспечивало приоритет морского управления. Однако дальнейшие события показали, что реформа 1812 г. не только не усилила значение Камчатки, а, напротив, его ослабило. Был сокращен контингент сухопутных войск, а Камчатское областное правление упразднялось, «яко слишком для края того обширное и многосложное». Исполнявший обязанности камчатского начальника Рудаков так и не получил нужных средств, от строительства канонерок скоро отказались, прийдя к весьма примечательному заключению, что они будут на Камчатке излишними. «Но кроме того, можно сказать утвердительно, — решили в Петербурге, — что ни одна европейская держава не вздумает, конечно, обойти полсвета для завоевания страны, в которой с трудом содержится небольшое число собственных своих жителей и которая кроме собольих мехов ничего не производит...»16. Географическая отдаленность и слабая экономическая привлекательность Камчатки объявлялись залогом ее внешней безопасности. Оборона края была возложена на корабли РАК и собственные незначительные силы, находившиеся в распоряжении местного начальства. Соображения финансовой экономии взяли верх над имперскими планами морской экспансии.
Короткий импульс имперского интереса к АзиатскоТихоокеанскому региону быстро угас. В рассуждениях о перспективах российской азиатско-тихоокеанской политики появились скептические ноты, имевшие иное геополитическое звучание. Советник российской дипломатической миссии в Вашингтоне П.И. Полетика писал в 1811 г.: «Россия должна рассматриваться как держава в основном континентальная. Можно даже сказать, что она является таковою вынужденно, из-за слишком большой протяженности своей территории, из-за относительно редкого населения, изза полного отсутствия активной торговли и колоний, но в особенности из-за того, что ей необходимо, после того как она вошла в число европейских держав, все время держать наготове весьма значительную армию. Не имея ни колоний, ни торгового флота, Россия неуязвима со стороны моря. Все, чего этой империи следует опасаться, все, на что она должна надеяться, может проникнуть лишь через границы с различными державами, окружающими ее. Обладание Курильскими и Алеутскими островами и несколькими незначительными поселениями на северо-западном берегу Америки как будто создало для России кое-какие колониальные или морские интересы, но недавний опыт показал, что она полностью теряет эти колонии, лишь только оказывается втянутой в какую-либо войну на море. К тому же неизвестно, стоит ли ей жалеть об утрате нескольких пунктов на негостеприимном берегу и архипелага островов, значительная часть которых не разведана и не освоена; они ничего или почти ничего не дают государству, и торговать с ними даже в мирное время можно лишь совершив кругосветное путешествие.» Россия, по мнению П.И. Полетики, содержит морские силы лишь для того, чтобы придать себе «вид морской державы», и что российские корабли «напоминают рычаги, лишенные точки опоры»17. Повышенный интерес европейских держав к Азиатско-Тихоокеанскому региону порождал опасение в прочности положения России здесь.
Другой чиновник российского МИДа, эксперт по дальневосточным делам Я.О. Ламберт в 1817г. прямо заявлял, что морская торговля и хозяйственное освоение Камчатки может сделать ее предметом внимания «какойнибудь предприимчивой державы», а Россия не располагает достаточными силами, чтобы противостоять иностранной экспансии. Потеря же Камчатки, продолжал он, нанесла бы огромный урон престижу России в Азии, а также неизбежно повлекла за собой то, «что все земли к востоку от Лены и от Байкала скоро отделились бы от империи». Рекомендации Я.О. Ламберта сводились к следующему: «До тех пор пока Камчатка остается в том же диком и запущенном состоянии, в каком она находится в настоящее время, не приходится опасаться, что какая-либо европейская держава или Соединенные Штаты Америки попытаются захватить ее. Но, если мы намерены сделать ее процветающей, надо тотчас же подумать о том, какие неизбежные последствия это вызовет»18. Акцентируя внимание правительственных кругов на перспективах утраты Камчатки, как только она станет более привлекательной, он предлагал признать за Камчаткой лишь важное военное значение: «Поскольку она является центральным пунктом наших сил, главной опорой нашей мощи в этих областях, следует всеми возможными средствами укреплять ее связи с нами», чтобы не повторить прошлых ошибок «и не ускорять чересчур полное отделение ее от империи». В перспективе, отмечал Я.О. Ламберт, надо подумать о заселении Камчатки русскими, которых во избежание уже имеющегося опыта отделения колоний от метрополии, следует постоянно удерживать в некоторой зависимости. Но, если даже на Камчатке и найдутся земли, пригодные для земледелия, то сельскохозяйственные занятия нужно скорее сдерживать, чем поощрять. Продовольственная зависимость сильнее какой-либо другой привяжет колонию к метрополии: «Продукция Камчатки должна ограничиваться продуктами охоты и рыбной ловли, а если можно к ним добавить и продукты китобойного промысла, то тем лучше»19. Вся экономическая политика на Дальнем Востоке и в Русской Америке, доказывал Я.О. Ламберт, должна «подчиняться мерам, принимаемым для процветания Сибири».
Курс на сдерживание дальневосточных инициатив возобладал, и уже к началу 1820-х гг. Россия переходит от активных действий в регионе к охранительной политике. Новые изменения в управлении ОхотскоКамчатским краем последовали в 1822 г. в связи с сибирской реформой М.М. Сперанского. Камчатская область была упразднена, а вместо нее созданы Охотское и Камчатское приморские управления, фактически с уездным статусом. Камчатка постепенно уходила на задний план не только в политике центральных властей, но и местных сибирских администраторов и предпринимателей, которых продолжали манить богатства американских колоний. В Петербурге отказывались видеть перспективы в развитии полуострова и готовы были позаботиться только о том, как бы сделать более дешевым снабжение продовольствием немногочисленное местное население, законсервировав территорию для весьма отдаленного будущего. Новый начальник Камчатки Голенищев в 1827 г. уже предлагает оставить Петропавловскую гавань (торговля с иностранными государствами официально была запрещена) и возвратить административный центр полуострова в Верхнекамчатск, «как место удобнейшее для распространения скотоводства, огородных овощей и самого хлебопашества»20.
Перенос административного центра отражал смещение политических и управленческих акцентов. Квинтэссенцией охранительного взгляда на Камчатку стала записка П.Ф. Кузьмищева под названием «Соображения об изменении расходов государства на Камчатку» (1834 г.). В русле уже возобладавшей тенденции Кузьмищев настаивал на том, что государство слишком много средств тратит на Камчатку, которая, писал он: «смею выразиться сравнением, похожа на чужеядное растение, которое привилось к России и живет и питается на ее счет»21. Но вместе с тем он понимал: «Отсечь и бросить ее жалко и нельзя». Нельзя же прежде всего потому, что ее могут занять другие. Поэтому Кузьмищев предложил передать Камчатку и Гижигу, по примеру Курильских островов РАК. Сибирский комитет, в котором рассматривалась записка, хотя и не поддержал предложения Кузьмищева, но и не предложил каких-либо мер по исправлению положения.