Далее Авзоний наставляет внука учиться «с лёгким сердцем», т.е. с удовольствием, не забывать о необходимости чередования «времени занятий и времени досуга» (4).
Таким образом, из послания Авзония к внуку следует, что грамматическая школа закладывала фундамент риторической образованности. Она учила бережно и внимательно относиться к слову, формировала навыки исследовательского труда и культуру речи, развивала интеллектуальные способности учащихся. Степень сложности видов работы, связанных с восприятием информации в текстах, комментариями и интерпретацией, соответствовала возможностям учащихся. Серьёзное обучение искусству речи, как и приобщение к наукам, по мнению Авзония, было возможно, только когда «юность покажется на пороге» (73 - 74), т.е. в риторической школе.
Главным предметом на третьей, высшей ступени обучения, была риторика - искусство красноречия. С.В. Ешевский утверждает, что риторика приобрела в Галлии особое значение в «связи с отличительными особенностями кельтского национального характера: лёгкостью речи, плодовитостью воображения, любовью к эффектности» [30]. Первая латинская риторическая школа в Риме была открыта именно галлом в I в. до н.э [31]. Галлия дала наибольшее количество преподавателей риторики. Панегирик как один из видов прославляющего красноречия также получил особое распространение именно в Галлии. Панегириками императору Юлиану и префекту Галлии Саллюстию Секунду прославился учитель Авзония Латин Алким Алетий (Profes. 2, 22 - 24).
Курс занятий в риторической школе распадался на три, тесно связанные между собою области: теорию красноречия, устный и письменный анализ текстов, самостоятельные выступления.
В теорию красноречия входило учение о подаче материала и аргументации; учение о расположении материала во вступлении, изложении обсуждении, заключении; учение о трёх стилях - высоком, среднем и низком - и о трёх средствах возвышения стиля - отборе слов, сочетании слов и фигурах слов; учение о запоминании и исполнении речи [32].
Авзоний, наш главный информатор о высших школах Галлии, подробно не останавливается на теории красноречия, видимо полагая, что для его современников, выходцев из этих школ, подобная информация не представляет никакого интереса. Только в «Грифе о числе три» он упоминает об «отлично знакомых» ему трёх временах, трёх лицах, трёх родах; «трёх степенях сравнения, девяти стихотворных стопах, триметрическом стихе, всей грамматике и музыке» [33], что исключает всякие сомнения в его хорошей теоретической подготовке, связанной с обучением в высшей школе.
В предисловии к «Технопегниям», или к «Шуткам ремесла», Авзоний замечает, что в его коротких стихах нет места ни красноречию, ни разработке чувств, ни вступлениям, ни повторениям, ни заключениям, ни иным приёмчикам, которые в одну строчку попросту не поместятся [34]. Анализируя эту фразу, мы можем сделать вывод о том, что любая речь, которую разрабатывали студенты на занятиях, должна была состоять из вступления, повествования, доказательства, заключения. Это была обычная, стандартная структура риторической «диспозиции». Кстати сказать, многие стихи Авзония несут отметину хорошо выученных и отработанных в риторической школе правил построения речи. Они начинаются прологом («Действо семи мудрецов»), обращением к адресату («Распятый Купидон», «Гриф о числе три»), предисловием («Технопег-нии»), вступлением (сборник «Эпиграммы»; «Вступление к эпиталамию»). Чёткость и стройность изложения, вместе с разбивкой на части, присутствует даже в шутливых стихах Авзония, например, в «Свадебном центоне». Выводами, подведением итогов, заключением обозначается конец повествования (к примеру, «Заключение» к «Технопегниям»).
В своих литературных работах, включая и письма, Авзоний применяет различные стихотворные размеры: дистихи, латинский и греческий гекзаметр, ямбы, гендекассилабы и др. В одном произведении он искусно может применять различные размеры. Например, в «Молитве ропалической» он использует гекзаметры, состоящие из 1-, 2-, 3-, 4— и 5- сложного слова, которые создают впечатление «палицы», утолщающейся к концу. Отсюда и название стихотворного размера, - «ропалический» [35]. Ради забавы Авзоний может позволить себе использовать редкие размеры для 11-сложного стиха [36].
Этим «экзотическим» знаниям в области поэзии он, видимо, был обязан своему учителю - ритору Луциолу, который «законы стиха объяснял» и «ритмам учил» (Profes. 3,3- 4).
Авзоний обладал познаниями и в области лингвистики, различая долгие и краткие звуки («К Феону, при получении от него яблок и стихов»), и в сфере стилистики, используя «слог красноречия тройной: возвышенный, скромный и третий, тканный из нитей простых» («Гриф о числе три». 65 - 66).
Объяснение теории языка и стиля требовало высокой квалификации у преподавателей, глубоких знаний, многолетнего опыта. Не случайно поэтому большинству риторов Бурдигалы и Толозы Авзоний даёт определение «учёный» (Profes. 3, 1; 4, 16; 5, 1; 25, 9), некоторых он награждает эпитетом «образец учёности» (2, 8). Характеризуя личную жизнь преподавателей, он отмечает, что они были счастливы «среди наук» (5, 19), преуспели в науках (7, 9), и с их смертью «наука потеряла свой плод» (6, 44 - 45). Эти фразы красноречиво свидетельствуют о том, что профессора серьёзно занимались теорией красноречия и делились своим мастерством со студентами на занятиях. Сам Авзоний, проработав не один десяток лет ритором, овладел глубокими познаниями в теории красноречия. Он упоминает имена Эмилия Апра - грамматика-комментатора II в., Теренция Скавра - автора учебника по грамматике II в., Валерия Проба - одного из самых знаменитых филологов I в. и их прославленных предшественников: Зенодота (III в. до н.э) и Аристарха (II в. до н.э) - александрийских грамматиков, а также Варрона (I в. до н.э), сочинения которого были главным пособием для грамматиков («О себе». 20; Profes. 13, 3; 20, 7 и 9).
Аполлинарий Сидоний, как и Авзоний, никогда не утаивал своей великолепной образованности и использовал любую возможность, чтобы продемонстрировать свои познания в области риторики. В «Похвале Консентию» он перечисляет многочисленные размеры, которые и он, и его друзья используют при написании стихов (гекзаметры, пентаметры, трёхмерные трохеи, дактиль, спондей, одиннадцатисложник - 22 - 27); в «Послании о замке Понтия Леонтия» [37] он сообщает, что, как и его кумир Стаций, не любит двустишия или четверостишия, но, следуя науке поэзии Флакка, «расширяет свой предмет, вставляя пурпурные лоскутья общих мест» (5).
Ознакомившись с теорией ораторского искусства, студенты приступали к разбору образцовых сочинений, прежде всего, речей Цицерона, к которым добавлялись поэмы Вергилия и трактат Квинтилиана «Воспитание оратора».
Затем наступала очередь самостоятельных декламаций на заданные темы, т.е. ораторских упражнений.
В риторических школах, как в западных, так и восточных провинциях Римской империи, с момента их возникновения существовало 12 «прогимнасм», т.е. подготовительных упражнений: 1. пересказ басни на традиционные эзоповские сюжеты: 2. рассказ на мифологическую тему; 3. хрия - изречение, тезис, мысль с обстоятельным анализом; 4. гнома - сентенция, формулировка общепринятых положений, объяснение смысла нравственных и назидательных изречений; исследование правдоподобности общеизвестных легендарных событий с последующим утверждением или опровержением; 6. сочинение на общие места или типы; 7. похвала; 8. энкомия - порицание; 9. сравнение; 10. этопея - декламация от имени исторического лица или литературного персонажа, воссоздающая его характер, настроение; 11. экфрасис - описание личностей или предметов, памятников архитектуры и искусства; 12. положение - размышление об общем или общеизвестном вопросе [38].
Двумя главными видами декламаций, свазориями и контроверсиями, завершался третий этап обучения. Свазория - это рассмотрение вопроса, законо-предложения после всестороннего обсуждения всех «за» и «против». Контро-версия - это доказательная речь, имитирующая судебный процесс: споры истца и ответчика, обвинителя и защитника.
Тематика подготовительных упражнений Авзонием не приводятся. Однако, упоминания о некоторых типах упражнений риторической подготовки в высших школах мы находим в его произведениях. Так, с благодарностью вспоминая Тиберия Виктора Минервия, известного не только в Бурдигале, но также в Риме и Константинополе, Авзоний называет ту область, в которой этот преподаватель был непревзойдён ни кем из его коллег, - «мнимые процессы», т.е. контроверсии (Profes. 1, 15). В творчестве Авзония мы обнаруживаем многочисленные подтверждения его прилежания и хорошей успеваемости в риторической школе. Общие места встречаются в изобилии в его стихах и письмах, в частности, приём перечисления, который профессора рекомендовали своим студентам, чтобы те могли наиболее убедительно блеснуть своей учёностью. К примеру, в своей поэме, «Мозелла» Авзоний перечисляет сорта рыб, водящихся в реке, а в «Распятом Купидоне», рассказывая о том, как коварный бог попал в руки женщин, пострадавших от несчастной любви, он перебирает все имена героинь-страдалиц древних мифов. В своих письмах к любимому ученику и другу Павлину он сравнивает себя и его с Орестом и Пиладом, Нисом и Эвриалом, Дамоном и Финтием, Перифоем и Тезеем, символизирующими примеры нерушимой дружбы.
Авзоний предстаёт перед нами и мастером пересказа: ничего не потеряв и не придумав, он перечисляет в стихах 12 первых римских императоров, 12 подвигов Геркулеса, 12 месяцев, 9 муз, 7 планет, 4 всегреческие игры. В других своих стихах он акцентирует внимание на знакомых предметах, но стремится разглядеть в них нечто неожиданное, выразить своё восприятие обыденного, общеизвестного (например, «О знаменитых городах»). Он владеет искусством детализации («Мозелла») и умело пользуется сравнениями, черпая свой словарный арсенал из мифологии и истории культуры. Почти автоматически в его сознании всплывают образы Миноса и Солона, когда он пишет о справедливости, Пифагора и Нумы Помпилия - о божественной учёности; Аристарха и Зенодота - о книжной учёности; Феба и Эскулапа - о врачах, кентавра Хирона - об учителях. Разновидностью рассказа-похвалы являются циклы поминальных стихотворений Авзония, посвящённых его родственникам и преподавателям Бурдигалы. С примером гномы мы встречаемся, читая «Действо семи мудрецов» и вместе с автором вспоминая изречения философов Греции. Образцом экфрасиса является любовная лирика поэта, посвящённая пленнице Бисулле, или описание картины «Распятый Купидон». Размышляя «О пифагорейском "да" и "нет"», Авзоний знакомит нас с техникой положения.