По указанию Чекина краснофлотцы отцепили тросы и с помощью ломиков, домкрата и просто деревянных рычагов начали сваливать вынутое из башни орудие в воронку, где лежал замаскированный первый ствол.
Тарахтя гусеницами, на бруствер батареи приползли два трактора. Трактористы наломали веток и так искусно замаскировали свои машины, что со стороны казалось, что это медленно передвигающиеся кусты. Ветер утих. Снег перестал идти. Используя время перерыва до прихода платформы, иду ко второй башне, разыскиваю Сечко. Он занимается последними приготовлениями к выемке орудий.
— Ну как, Иван Осипович, все готово? — спрашиваю.
— Да, готово. Прошу дать указание трактористу прибыть в мое распоряжение.
Появился тракторист — молодой краснофлотец.
— Какие будут распоряжения? — спрашивает он.
— Будем вытягивать из башни вот эти «трубки».
— Это мы разом, — не смущаясь, отвечает тракторист, как будто бы он их всю жизнь таскал.
— Давай сюда свой трактор, — командует Сечко. Вдруг по батарее с быстротой молнии разнеслась
весть о прибытии к батарейному городку двух платформ с орудиями.
Я спешу к первой башне и разыскиваю Прокуду и Чекина.
На бруствер высыпали матросы. Появляются Александр, Соловьев.
— Зачем такое количество народа? — спрашиваю Александра.
— А вдруг потребуется? Я дал команду, кроме дежурных по боевым постам, всем выйти наверх.
— Повели за собой, вроде как на штурм?
— Да, штурм, о котором мы больше месяца мечтали, — говорит Александр.
Вечер был тихий, морозный. Выпавший за сутки обильный снег покрыл вокруг все горы и долины: он искрился, отражая холодный свет луны, хрустел под ногами. Моментами до нас еле слышно доносятся со стороны моря характерные звуки перекатывания гальки. На горизонте, в стороне Мекензиевых гор и на той стороне Бельбекской долины, сверкали кочующие вспышки выстрелов и разрывы снарядов. Время от времени то тут, то там взметались ракеты, освещая местность.
— Платформа и паровоз едут! — неожиданно докладывает краснофлотец.
Мы всматриваемся в горизонт и видим, как по стальным путям медленно движется черная квадратная тень. Странно, нет ни дыма, ни огонька...
— Здорово железнодорожники замаскировали свой состав, — говорит Александр.
Через несколько минут уже отчетливо видны две платформы, на которых лежит орудие, похожее на толстую трубу. Платформы толкает небольшой паровоз, замаскированный ветками дубняка.
Четверо краснофлотцев и двое рабочих выстроились вдоль железнодорожной колеи. Одни вооружены стальными башмаками, вторые — подкладками в виде коротких шпал.
— Смотрите, будьте внимательны к команде, — предупреждаю людей.
Платформы медленно выползли на нас. Вот уже остались считанные метры. Я поднимаю руку и даю команду Андриенко, стоявшему на подножке паровоза, застопорить ход, а рабочим и краснофлотцам подложить башмаки.
Вдруг паровоз забуксовал и платформы потянули его за собой, ускоряя движение... Подложенные первые башмаки не удержали, платформы вместе с паровозом двигались над пропастью. Прозевай сейчас еще двое краснофлотцев и двое рабочих, и все это улетит в тартарары.
Минуты кажутся вечностью. В голове единственная мысль: остановить там, где нужно.
— Стопори! — кричу во все легкие.
Еще два краснофлотца и двое рабочих бросились вперед, навстречу движущейся платформе. Они погасили ее инерцию и помогли паровозу окончательно остановить движение.
Зашевелились десятки людей, поднося к платформам нужные приспособления: домкраты, перекладины, тросы, шпалы. Группа краснофлотцев оседлала орудие, откручивая вязальную проволоку.
Андриенко не отрывает взора от Бельбекской долины. Он часто подходит то к Александру, то ко мне и просит ускорить разгрузку, так как еще две платформы стояли на перегоне крепостной ветки. Но мы и так делали все возможное, чтобы снять орудие как можно скорее.
Выстрелов по брустверу не последовало, значит, противник не подозревает о наших работах.
Наконец домкраты установлены, под дульную и казенную части орудия подведены балки. Я осматриваю положение домкратов, балок и даю команду:
— Начать подъем!
Заскрипели лебедки четырех домкратов. Медленно, миллиметр за миллиметром плывет вверх гигантская пятидесятитонная труба. Но вот она на весу.
- Теперь можно убрать платформы, — говорю Андриенко.
Он, погладив короткие усы, быстро вскакивает на подножку паровоза, тут же паровоз легко трогается с места и платформы уплывают в темную даль.
Новое орудие бережно опускается на подвешенные поперечные рельсы и вручную перекатывается к башне. Более пятидесяти человек под руководством такелажника Чекина работали напряженно, и орудие к приходу еще двух платформ было установлено на место. Затем повторилась такая же операция со вторым орудием.
Тем временем, когда уходили последние платформы, другая бригада рабочих и краснофлотцев, под руководством мастера Ивана Осиповича Сечко, трудилась чад вытягиванием старых расстрелянных орудий из второй башни. Совсем близко от нас, в каких-нибудь ста метрах, слышны команды, напряженная работа тракторов. Применяя новую технологию, бригада вытащила старые орудия менее чем за три часа. Это был своеобразный рекорд, достигнутый за все время работы на тридцатой батарее.
Александр, Соловьев и я пожимаем руки мастеру Сечко, Цветкову и командиру башни. Победа одержана. По улыбкам было видно, что в сердцах людей гордость. Они окружают нас, прислушиваются к словам одобрения, которые высказывает комиссар Соловьев.
— Замаскируйте их лучше, и можно идти отдыхать, — говорит Александр, указывая на два орудия, вынутых из башни.
Приближается рассвет. Со стороны моря надвигается густая пелена тумана. Нужно спешить, ибо мы можем работать еще максимум час, а затем наступит день и начнется обстрел. Заглядываем в первую башню. Орудия лежат на своих местах, но домкраты и тросы разобраны.
— Товарищ Чекин, уберите с бруствера все, чтобы не изменять прежней картины, — отдаю последнее сегодня указание.
- Есть убрать!— по-военному отвечает Чекин.
Наконец все замаскировано и убрано. Мы спускаемся к массивной железной двери потерны. Александр отдает распоряжение дежурному по батарее накормить людей. Подкрепившись, все отправились отдыхать.
Меня любезно приглашает Андриенко к себе в каюту и предлагает, располагаться на свободной койке. Я пытаюсь записать наши действия и процесс выполнения работ, но усталость одерживает вверх...
Только напряженная нервная система могла разбудить меня вовремя, через три часа. Выхожу из каюты и направляюсь в первую башню. ^
...Против отверстия в башне лежали два новых орудия. Бригада Чекина трудилась, чтобы затащить орудия в башню. Эта сложная трудоемкая работа уже близка была к завершению, как вдруг у дульного среза обрывается трос. Дальше тянуть орудие было нельзя. Нужно было снова привязать трос.
Чекин вылезает из башни и осторожно, ползком, по-пластунски, пробирается к дульному срезу орудия. Пока гитлеровцы его не замечали, мины и снаряды рвались преимущественно на дороге. Но стоило Чекину подняться во весь рост, чтобы окончательно затянуть трос, как серия мин легла на бруствере, недалеко от башни. Чекин, прячась за ствол, успел отползти к башне.
Через несколько минут, отдышавшись, он снова громко на всю башню начал командовать: — Раз, два, взяли!.. Раз... два... Взя.ли!.. Орудие послушно начало ползти внутрь башни. Когда я заметил Чекину, что можно было послать привязывать трос кого-нибудь помоложе, Чекин, посмотрев на меня, удивительно спокойно ответил:
— Я старый, а молодежь еще понадобится для настоящих боев.
Мне хорошо запомнились эти слова старого рабочего...
Тем временем работы в башне оживились. Люди радовались, сознавая, какую победу они одерживают в такое короткое время. Ведь основное, самое трудное, уже позади. Теперь остаются работы внутри башни, которые можно вести круглые сутки.
— Какие же ваши дальнейшие планы, Семен Иванович? — спрашиваю я Прокуду.
Несколько мгновений Прокуда молчит. И вдруг резко встает и говорит:
— За трое суток думаю окончательно собрать, отрегулировать и передать в руки командира башню.
Он погладил свои короткие усы, что являлось признаком полной решимости выполнить задуманное. Мне хотелось обнять и крепко поцеловать этого замечательного мастера.
— А может, не успеем? Подумайте!
— Все продумано, работать будем день и ночь, но сделаем.
Я начинаю сожалеть, что мой фотоаппарат увезен на Большую землю и невозможно сфотографировать эти трудовые будни Отечественной войны...
Пропустив мимо себя краснофлотцев, несших в руках тяжелые детали, выхожу из металлического лабиринта первой башни в теплый и светлый коридор потерны. Пройдя несколько шагов, встречаю жизнерадостного инженера Андриенко, человека неутомимой энергии и молодого задора.
— Наконец-то я вас нашел! — воскликнул Андриенко. — Звонил полковник Донец и спрашивал, можно ли сегодня вечером подавать следующие два орудия. Мы ответили: «Обязательно». Но условились: в случае чего, будем звонить.
Да, эта ночь будет решающей во всей нашей работе.
Вхожу во вторую башню. Та же картина, что и в первой. Гулко разносятся удары. Тесные глухие закоулки башни завалены разными деталями башенных механизмов. И везде люди, одетые в замасленные телогрейки, краснофлотские шинели и бушлаты.
— Сегодня к девяти часам ждем орудия, — говорю мастеру Сечко. — У вас все готово для их приема?
— Все готово, — твердо отвечает он.
После перерыва раздались звонки колокола громкого боя, объявившие боевую тревогу.