Термин аннексия по отношению к вступлению стран Прибалтики в состав СССР не употребляется, но всем ходом изложения читатели подводятся к выводу, что это была именно аннексия.
В позднейшем переиздании того же пособия, написанным другими авторами, но с тех же либерально-демократических позиций, переговоры с английской и французской военными миссиями в Москве рассматривались лишь как средство давления на Гитлера, чтобы добиться от Германии включения в советскую "сферу интересов" Прибалтики, восточной Польши, Бессарабии и Финляндии. Присоединение к СССР Прибалтики, Бессарабии, Западной Украины, Западной Белоруссии, Северной Буковины и части Финляндии прямо названо аннексией - кажется, единственный раз в известных нам учебниках и пособиях51.
В вузовском учебнике, написанном в национально-патриотическом духе, советско-германские соглашения 1939 г. оценивается с прямо противоположных позиций:
"Польша становилась немецкой “сферой интересов”, за исключением восточных областей, а Прибалтика, Восточная Польша (т.е. Западная Украина и Западная Белоруссия), Финляндия, Бессарабия и Северная Буковина (часть Румынии) - “сферой интересов” СССР. Таким образом, СССР возвращал утраченные в 1917-20 гг. территории бывшей Российской империи… В последние годы в материалах Комиссии по политико-правовой оценке советско-германского договора во главе с А.Н.Яковлевым, в российской прессе пакт “Риббентропа–Молотова” неоднократно подвергался суровой критике. Он трактовался как проявление агрессивности Советского Союза, стремления его руководства к экспансии. Не имея возможности в рамках краткого очерка подробно рассмотреть эту непростую проблему, сошлёмся на любопытные выводы, к которым пришла специально её изучавшая, в том числе по документам МИД России, японская исследовательница Х. Сайто: “Колеблясь между системой коллективной безопасности и Гитлером, причём колебания продолжаются даже в середине августа 1939 г., Сталин и Молотов выбирают договор с Гитлером. С уверенностью можно сказать, что целью их политики были мир и безопасность как в Восточной Европе, так и… в самом СССР. Способы сохранить мир на тот момент были представлены сближением с фашистской Германией, с одной стороны, и построением системы коллективной безопасности - с другой.
С 4 августа по 13 августа Германия принадлежала инициатива в вопросе о разделе сфер влияния. Как это ни невероятно прозвучит, основной причиной этого была ещё не потерянная надежда на создание трехстороннего союза - СССР, Англии и Франции. 2 августа, в конце концов, в Москву прибыли английская и французская военные комиссии”. И лишь после того, как на “этих переговорах о наличествующих разногласиях не было решено ничего” (японская исследовательница отмечает: “советская миссия на переговорах была полномочной, чего нельзя сказать об английской”), СССР пошёл на сближение с Германией"52.
Опасаясь прямо оправдывать секретные советско-германские договоренности, вопреки мнению Комиссии Яковлева и фактически - вопреки официальной позиции России, российские историки предпочитают сделать это, предоставив слово японской исследовательнице левых взглядов, находящейся в плену старых мифов о миролюбивой советской внешней политике и о том, что на соглашение с Гитлером Сталина вынудила позиция Англии и Франции. Здесь сказывается скрытый комплекс неполноценности, присущий представителям "патриотического направления": суждения о России становятся в их глазах особо авторитетными, если совпадают с их собственными воззрениями и принадлежат иностранцам. Однако мнение Х. Сайто и авторов учебника не соответствует действительности. Сталин заранее выдвигал на переговорах с английской и французской миссиями в Москве неприемлемое и неосуществимое условие о предварительном допуске Красной Армии на территорию Польши и Румынии, чтобы иметь хороший предлог в подходящий момент прервать переговоры. Об этом было принято решение Политбюро ещё 7 августа 1939 г. Курс на последующее сближение с Гитлером Сталин взял задолго до августа 1939 г.53
Присоединение Прибалтики здесь трактуется как акция, направленная на обеспечение безопасности советских рубежей:
"В самый разгар победных маршей вермахта во Франции руководство СССР предприняло шаги для дальнейшего укрепления “сферы безопасности” на западных и юго-западных границах. 14 июня 1940 г. правительство СССР в ультимативной форме потребовало от Литвы сформирования нового правительства, “которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского договора о взаимопомощи” и согласия на немедленный ввод в Литву необходимого для обеспечения безопасности контингента советских войск. Аналогичные ультиматумы последовали 16 июня к Латвии и Эстонии. Зажатые между Германией и СССР, прибалтийские республики пошли на мирное выполнение требований Москвы. Уже через несколько дней в этих республиках были созданы “народные правительства”, которые вскоре установили в Прибалтике Советскую власть"54.
Подчёркнутая лаконичность и безоценочность изложения помогает избежать вопроса о том, насколько "народные правительства" пользовались поддержкой своих народов и как действия СССР соотносились с нормами международного права. Ничего не говорится и о репрессиях в Прибалтике. Зато оправдание захвата чужих территорий соображениями безопасности лежит в рамках давнего стереотипа имперского мышления. Как справедливо отмечает Евгений Анисимов, "можно определённо говорить об одном характерном для имперского сознания стереотипе - выход за пределы национальной территории, захват чужих земель прикрывается лозунгом защиты интересов империи, нации.
В 1715 г. Пётр объяснял через своего посла английскому правительству, что он согласится вернуть Швеции Финляндию, но лишь когда определит для защиты Петербурга “некоторую барьеру к Выборгу”. Передать же Речи Посполитой Ригу с Лифляндией, как было условлено вначале, не намерен, ибо польский король не удержит этих владений и шведы будут угрожать новой российской столице. Здесь… отчётливо выражена присущая имперскому восприятию международных отношений мысль: если соседние с нами земли не захватим Мы, то, воспользовавшись их “бесхозностью”, это сделают Они, чтобы угрожать Нам»55.
Подобное имперское восприятие исторических судеб Прибалтики, Польши и других окраинных территорий Российской империи присуще большинству авторов российских учебников истории последнего десятилетия, как, впрочем, и более ранних времен.
В школьном учебнике, написанном теми же авторами, что и вузовский учебник, содержание секретных протоколов к пакту Молотова–Риббентропа и Договору о дружбе и границе излагается максимально смягченно по отношению к советской стороне:
«Германия отказывалась от продвижения в те районы Восточной и Юго-Восточной Европы, где это могло представлять опасность для СССР (звучит весьма странно, если учесть, что вермахт всего через два года осуществил успешное нападение на Советский Союз с польской территории - Б.С.). Германия принимала на себя обязательство не вторгаться в Латвию, Эстонию, Финляндию и Бессарабию (Литва почему-то отсутствует - Б.С.) , а в случае вторжения в Польшу не продвигаться дальше рек Нарев, Висла, Сан… СССР стремился отодвинуть свои границы как можно дальше на запад, а также отодвинуть начало столкновения с Германией… Заключение договора с СССР подтолкнуло Гитлера к развязыванию большой войны в Европе... Однако, оценивая характер этих договоров, надо помнить, что в предшествующий период политику к подталкиванию Гитлера к войне проводили западные державы (“умиротворение” здесь сознательно заменено на “подталкивание”, что является очевидной передержкой - Б.С.) . Мелкие же восточно-европейские страны (Польша, Литва, Латвия, Эстония) (эпитет “мелкий” несёт оттенок презрения, в отличие от нейтральных “небольшие”, “малые”, которые здесь также можно было бы употребить - Б.С.) , оказавшиеся первыми жертвами договора, сами стремились к соглашениям с Германией на антисоветской основе и могли стать территорией, с которой германские войска напали бы на СССР»56.
Здесь отсутствует оценка секретных протоколов как прямого нарушения международного права и соучастия в развязывании Второй мировой войны. Вина за заключение Советским Союзом договоров с Германией перекладывается на западные державы и государства-лимитрофы, которые будто бы мечтали сговориться с Германией на антисоветской основе.
Оккупация Литвы, Латвии и Эстонии описана в параграфе "События в Прибалтике". Здесь говорится о том, что осенью 1939 г. руководство СССР "заставило" подписать "договоры о взаимопомощи", в соответствии с которыми в Прибалтику вошли части Красной Армии. Ультиматумы 1940 г. квалифицируются как "вмешательство во внутренние дела стран Прибалтики". Однако сама аннексия (это слово не употребляется) квалифицируется неоднозначно:
"Последующее включение этих стран в состав СССР.., проведение там репрессий с целью укрепления нового режима были расценены в западных странах как их захват, что ослабило международный авторитет СССР. Вместе с тем произошло воссоединение земель бывшей Российской империи, утраченных после революции"57.
Получается, что только западные страны считали присоединение Прибалтики к СССР "захватом", тогда как в действительности имело место "воссоединение земель бывшей Российской империи", к которому авторы учебника относятся безусловно положительно. Здесь отразилась теория "естественных границ", в пределах которых существовала Российская империя и к восстановлению которых должке был стремиться её приемник - Советский Союз.
В недавно вышедшем учебнике новейшей истории А.В. Шубина присоединение государств Прибалтики к СССР в 1940 г. описано довольно объективно, хотя оценка советских действий несколько смягчена: