В данной связи, учитывая действующую формулировку, а также исходя из значения слова «нуждаться», возможно, следовало бы закрепить в уголовном законе следующую трактовку ч. 1 ст. 79 УК РФ: «Лицо, отбывающее наказание в виде содержания в дисциплинарной воинской части или лишения свободы подлежит условно-досрочному освобождению, если судом будет признано, что цель исправления в отношении него достигнута. При этом лицо может быть полностью или частично освобождено от отбывания дополнительного вида наказания».
Так же, как нами было указано ранее, с исправлением осужденного решенной является и задача специального предупреждения. «... При достигнутых целях исправления и специального предупреждения дальнейшее устрашение и кара не только лишены здравого смысла, но и вредны, ибо излишне причиняемые осужденному страдания, тяготы и лишения приобретают в глазах осужденного характер несправедливых»[67].
Все вышеперечисленные нами данные, характеризующие личность осужденного, «должны учитываться в тесной взаимосвязи друг с другом, ибо отдельно взятые они являются косвенными доказательствами, т.е. фактами, которые лишь косвенно свидетельствуют об исправлении осужденного»[68].
Оценка всех данных в совокупности позволяет сделать объективный вывод о достижении процесса исправления такой стадии, когда на осужденного может быть прекращено дальнейшее применение воспитательного воздействия и достаточно лишь осуществления контроля со стороны уполномоченного государственного органа. «В том случае, если поведение осужденного не зависит от воздействия применяемых к нему карательных и воспитательных мер, стабильно положительное, то можно считать его подготовленным для освобождения от наказания»[69].
Анализируя рассмотренные данные, относительно критериев материального основания условно-досрочного освобождения от отбывания наказания, нам представляется, что формулировка «если судом будет признано» нуждается в некотором уточнении. По-видимому, более обоснованно полагать, в данном случае, что должны существовать определенные объективные фактические доказательства становления личности на путь исправления, а также значительного уменьшения ее общественной опасности. Именно они детерминируют решение суда в пользу применения рассматриваемого института и, будучи представлены в законодательной конструкции, придадут большую конкретность указанной норме, посвященной условно-досрочному освобождению от отбывания наказания.
В данной связи считаем, что более эффективно рассматриваемая норма будет действовать при законодательном регулировании конкретных требований к поведению осужденного, и предлагаем изменить ч. 3 ст. 79 УК РФ, изложив ее в следующей редакции:
«Осужденный освобождается условно-досрочно только при отсутствии не снятых и не погашенных дисциплинарных взысканий за нарушения режима отбывания наказания и трудовой дисциплины, примерном поведении и добросовестном отношении к возложенным на него в период отбывания наказания обязанностям, после фактического отбытия...».
Предваряя исследование эффективности применения условно-досрочного освобождения, следует обратить внимание на то, что в уголовно-правовой науке вопрос определения эффективности нормы, института и права в целом решается по-разному. Исследования уголовного и уголовно-исполнительного законодательства проводились в области конструкции той или иной нормы права, и считалось, что правильно составленная уголовно-правовая норма и не противоречащий сам себе закон решает все проблемы правоприменительной деятельности.
Только в середине шестидесятых годов Г.А. Злобин вводит в теорию эффективности уголовного права качественно определенную категорию — цель наказания[70]. С этого момента понятие эффективности начинает обретать свое подлинное значение.
Необходимо указать, что среди ученых-юристов нет единства взглядов по вопросу, что следует понимать под эффективностью правовых норм. Одни авторы полностью или частично отождествляют эффективность права с оптимальностью, правильностью, обоснованностью, целесообразностью самих норм[71]. Другие формулируют данное понятие как потенциальную способность права обеспечивать достижение социально полезной и объективно обоснованной цели[72], а также оказывать влияние на общественные отношения в определенном, полезном для общества направлении[73]. Третьи связывают понятие эффективности правовых норм с результативностью их воздействия[74].
Мы придерживаемся точки зрения исследователей, указывающих, что традиционно, под эффективностью правовых норм понимаются отношения между фактически достигнутым результатом и той целью, для достижения которой эти нормы были созданы[75]. При этом отдельные авторы справедливо уточняют, что указанные отношения есть не сама эффективность, а лишь формула для ее измерения[76]. Так, Н.А. Шмаров утверждает, что эффективность правовой нормы определяется тем, насколько ее применение способствует достижению целей, поставленных перед правовым регулированием общественных отношений, что же касается цели, то она достигается тем, что не совершаются деяния, за которые эти нормы предусматривают ответственность. Соответственно, степень приближения фактического результата к цели или удаления от нее предлагается признавать за меру эффективности[77].
В подтверждение традиционной точки зрения на определение эффективности правовых норм мы можем указать на следующие обстоятельства.
Слово «эффективный» (от латинского effectus - действие) означает действенный, оказывающий нужное действие, дающий необходимый, обычно положительный результат. Термин «эффективность» широко используется для характеристики механических, химических, биологических и социальных процессов. Эффективность – одно из основных понятий в науке управления.
Под эффективностью в самом общем виде здесь понимается достижение поставленных перед управляемой системой целей при условии соответствия затраченных усилий конечному результату.
В связи с этим обоснованно связывать эффективность с полученным результатом. В то же время, для того, чтобы оценить свойство такого результата, необходимо сопоставить его с намеченной целью. По этим соображениям представляется верным определение эффективности правовых норм как соотношения между фактическим результатом их действия и теми социальными целями, для достижения которых такие нормы были приняты. Данное определение, на наш взгляд, приемлемо для характеристики эффективности самых различных правовых комплексов.
Учитывая, что сама эффективность является свойством целенаправленной деятельности, можно согласиться, что, рассуждая об эффективности юридической нормы, следует перемещать акцент внимания с собственно эффективности этой нормы на эффективность деятельности, урегулированной правом. При этом особого внимания, на наш взгляд, заслуживает предложение, что в процессе определения эффективности этой деятельности необходимо отвлечься от влияния на ее результат факторов не правового характера, так как правовая форма действует в общем ряду с иными социальными факторами[78].
Так, следует отграничивать эффективность правовых норм от иных свойств их действия, как-то, – полезность, экономичность и др. В этой связи, небезынтересной будет позиция, занимаемая по данному поводу праксеологами, считающими эффективность и полезность (выгодность) – различными свойствами действия (деятельности). В праксеологии под полезностью понимается соотношение намеченных вторичных и побочных результатов. Эти побочные (т.е. возникшие вне предвидения действующего субъекта), а также вторичные (не основные, но необходимо сопутствующие достижению цели и учитываемые действующим субъектом) результаты могут быть либо полезными, либо вредными. Их отношение к намеченным результатам и характеризует полезность действия[79].
Действие правовой нормы порой приводит к результату, который не учитывался законодателем. Он может быть как положительным, так и отрицательным, что повышает, или понижает полезность нормы. Но и в том и в другом случае нельзя судить о полезности правовой нормы лишь по данным о достижении намеченной законодателем цели. Поэтому мы поддерживаем мнение, что «действие правовой нормы в принципе может оказаться социально вредным, хотя и эффективным применительно к достижению планируемой цели»[80].
Далее, как было указано выше, необходимо разграничивать понятия эффективности правовых норм и экономичности их действия. Некоторые ученые[81] полагают, что эффективность правовых установлений заключается в достижении поставленной цели с наименьшей затратой материальных средств, человеческой энергии и времени. За основу можно взять утверждение, что «норма права может быть эффективной, т.е. в той или иной мере приближать нас к намеченной цели, но отнюдь не экономичной, поскольку затраченные при этом денежные средства не окупаются»[82]. Следует отметить, что определить экономичность правовых норм очень сложно, а иногда и невозможно. Это объясняется, в частности, тем, что полученный результат и произведенные затраты часто нельзя выразить в соизмеримых материальных единицах[83].